Однако, беглый взгляд в окно моментально скорректировал планы. Я сразу же отшатнулся обратно, прижал к себе девчонку и сказал ей “Тсссс!”.

Перед источником образовался очаг обороны. Кто-то (похожий на Перовского), довольно толково приказал перетаскивать старые машины вперёд, складывать их баррикадой перед Источником.

И теперь с два десятка воинов и слуг, среди которых мелькала и Ворона, активно отстреливались от пытающихся ворваться на плац из ворот Пчёл. Уже с десяток врагов валялись в створе ворот, остальные же не рисковали больше. Они умело прятались за упавшими воротами и столбами, метко отвечая защитникам баррикады.

— Ну что, малая, не сбываются твои предсказания? — я снял с плеча АВ-шку и, тщательно прицелившись, выбил с края ворот зазевавшегося лампасника.

— Идёт Трутень, — сказала она печально, — а у ваших нет никого, кто бы ему смог противостоять.

Стрельба со стороны противника прекратилась. Там показалось зеленоватое свечение, быстро заполнившее створ ворот. И вышла на плац одинокая фигура, в черно-золотистом полупрозрачном плаще и с зеленым… брюхом?

Это был не человек. Вернее, фигура был человеческая, уродливо-толстая, с короткими ножками и провисающим над ними животом. Голову венчали пара выростов с полметра длиной, на концах которых светились… глаза? Ушей не было вовсе, вместо носа — вертикальная щель.

— Трутень, — спокойно прокомментировала девочка, — Теперь вашим — всё.

Ворона заорала что-то, выскочила вперёд и, вращая своим клинком над головой, бросилась к уроду. “Стоять! Не стрелять!” — это Перовский заорал, отбивая в сторону винтовку у зазевавшегося служки, — “В неё попадёшь!”.

Трутень зажужжал, завибрировал своим “носом”, его плащ внезапно раскрылся, оказавшись огромными, почти в полтора метра высотой, перепончатыми крыльями. Он опустился на передние конечности и, дёргая телом, плюнул в воительницу.

Ворона перекатилась в сторону, пропустив мимо сгусток зелени. Плевок влетел в баррикаду, с чавканьем прожёг в ней здоровенную дыру и брызгами накрыл ближайших стрелков.

— А-а-а! — донёсся до нас чудовищный вопль сгорающих заживо людей. Они, словно факелы, с криками разбегались в стороны и, сделав несколько шагов падали в корчах на землю.

Я прицелился и выстрелил в урода. Клянусь, я попал в него. Что такое сотня метров для такой винтовки? Но пуля, пробив крыло, ушла вертикально вверх и медленно истлела зелёным мотыльком. Как он отвёл её, как?

Но дальше — больше.

Когда Вороне оставалось всего ничего, трутень просто присел и хлопнул своими крыльями перед собой. Раздался громкий хлопок, словно истребитель преодолел звуковой барьер. Видимая глазу волна воздуха сшибла девушку в сторону. Она чёрной куклой подлетела на пару метров вверх, в сторону, ударилась о стену и исчезла в проломе.

— Чёрт! — я начал выстрел за выстрелом выпускать в гада свинец.

Я не промахнулся ни разу, но все пули ушли, как и первая, вертикально вверх и медленно сгорели. От баррикады тоже стреляли, и почаще меня. С таким же успехом.

— Всё, здесь ничем не поможешь, — дёрнула меня за рукав девчушка, — Если сейчас не уйдём, Трутень меня почует и нам конец.

Только уходить — куда? Наружные окна здесь плотно заложены камнем. Обратно? Там Пчёлы уже наверняка пролезли через дыры в проемах, а никого живого из местных там не было. Некому оказать сопротивление. А если?…

— Ты как, кушать хочешь? — я протащил девочку за собой к крайнему окну. Прямо под ним был резервный вход в подвал, в кухню.

Мы спрыгнули вниз, сразу спрятавшись за кучей нерастаявшего снега. Прикладом и ногой выбил небольшую дверцу, которую повара использовали для вентиляции. Помог забраться девочке, сбросил свои пожитки туда, спустился сам… И, в последний раз выглянул на плац.

Перовский уже остался один. Остальные защитники бросили оружие на землю и задрали руки вверх. Урод, а следом за ним ещё пара десятков лампасников, полукругом приблизились к последним защитникам Мясухи.

Трутню тоже досталось. Пули всё же попадали в него, крылья твари были похожи на решето, а на зелёном брюхе тут и там сочилась оранжевая жижа. Он приблизился вплотную к боярину, осматривая того своими антеннами со всех сторон.

— ГДЕ? — прогремел голос из его “носа-рта”.

— Пошёл в жопу! — гордо ответил безопасник, выхватил свой карамультук и выстрелил уроду в грудь в упор.

Взрыв был такой силы, что меня буквально зашвырнуло в окно кухни. Я закашлялся, пару раз ударил себя в солнышко, чтобы снова запустить сердце. Девочка что-то говорила, тащила меня за собой сквозь туман, сквозь биение пульса в заложенных ушах.

— Стой! — я дико кашляя, с трудом очистил глаза и нос от пыли, — Пока Ворону не заберу — никуда не пойду!

— Ты же обещал! — стукнула ножкой девчонка.

— А я и не отказываюсь. Но без неё — никуда не пойду!

То и дело спотыкаясь и покачиваясь от контузии, я всё же добрёл до выхода на плац. Сюда тоже нехило прилетело, и я с трудом опознал обеденный стол, за которым раньше помещалась считай вся учебная полусотня. Теперь обломки мебели и навеса забили намертво вход, а за ними чадили останки какого-то УАЗика, заброшенного сюда взрывом.

— Пошевеливайся, новик! — Каким-то образом девчонка оказалась впереди меня.

Ворона лежала на обломках стены. Её бледное лицо было спокойно и прекрасно, словно воительница решила забыться крепким сном. Полностью усыпанная цементной пылью, измазанная грязью и местами сильно побитая, с тонкой струйкой крови из носа, она всё равно выглядела очень привлекательно… Чёрт возьми, что со мной? Романтика — так и прёт! Контузия!

— Жива? — прохрипел я.

— Жива, — подтвердила девчонка, нащупав тонкую жилку пульса на шее Вороны.

— Тащим, — я с трудом наклонился, схватил раненую подмышки и чуть сам не упал, — Нет, так не пойдёт. Нужны носилки или волокуши…

— Сейчас, — девчонка рванула по коридору.

Я прислонился к стене, прикрыв глаза. Бляха-муха, утро ещё толком-то и не началось, а я уже как-то утомился!

Внезапно раздался тонкий писк. Я выхватил нож и, едва успев открыть глаза, метнул его в белую фигуру, которая возникла в коридоре. Лампасник заскрёб пальцами у гарды ножа, по ручку зашедшего в грудину.

— ШШШШААШШ!

За первым лампасником вылез ещё один, на этот раз в желто-черном доспехе с высоким шлемом, полностью закрывающим лицо. Глазницы его светились призрачным зелёным светом. Он вытащил длинный меч и стал в стойку.

— Фехтование не мой конёк, так что как-нибудь в другой раз, — крикнул я, выдергивая винтовку из-за плеча, — Иди в жопу!

Выстрел! Ещё один! И ещё! И ещё!

Первые пара пуль ушли в сторону от мутанта, третья зацепила его налокотник, но четвёртая вошла в шлем чуть выше правого глаза. Мечник зашипел, рухнул на колени и распластался передо мной, мелко подергивая конечностями.

— Иди в жопу, тварь! — сплюнул на него.

Девочка стояла за ним, сжимая в руках занавеску.

— Прости! Давай притворимся, что ты не слышала этого. Нехорошее слово, — я запихнул новую обойму.

Она просто кивнула и показала сверток в руках:

— Это сгодится за волокушу?

— Да, вполне…

Мы переложили Ворону на ткань, она тихо застонала.

— Ничего, родная, — поправил я ей прядь белых волос, — Потерпи.

Под плащом у неё оказался мой рюкзак. Девочка спросила:

— Может, бросим это? И так тяжело будет.

Я покачал головой, заглянул вовнутрь. Мои вещи были на месте. Но вот только… Твою же мать! Кубик Рубика был разломан в хлам, видно, принял на себя удар…

… Мы выползли из разрушенного подвала у северной стены. Где-то за развалинами уже поднималось солнце. Нам в лицо неслись капли холодного весеннего дождя. За спиной — разгоралась пожарами разрушенная база.

Прогудела труба, и белые фигурки побежали обратно в лес, в мерцающий зелёный туман.

— Пчёлы не любят солнечного света, потому никто нас сейчас преследовать не станет, — заявила девочка, — Главное — уйти подальше отсюда. Если у них есть ещё один Трутень, оставаться мне здесь опасно.