— От Филина, добыча. Вот.

Человек выложил на стол ПМ, сноровисто обыскал меня, вытащил из карманов нож и кубик Рубика, вытряхнул содержимое рюкзака на дощатый стол и вышел.

В помещении были двое. Мужчина, с чёрной повязкой на глазу, сидел за столом в старом драном кресле-качалке и курил самосад. Рядом с ним, на ржавом велотренажёре, вращала педали какая-то девушка в длинном чёрном плаще и чёрном же обруче на голове. Белым мёртвым светом горела небольшая газовая лампа под потолком, шуршал генератор велосипеда и в углу негромко шелестел проигрыватель. Из колонки доносилась классическая музыка, едва перекрывая треск сгорающего воска.

Мужчина встал, подошёл к проигрывателю, выключил его.

— Свободна.

Девушка обернулась, и я увидел на её щеке татуировку в виде орла, сидевшего на дубовой ветви. Она вышла из комнаты, а мужчина подошёл ко мне, задрал рукава ОЗК и внимательно осмотрел запястья. После чего вернулся за стол и начал перекладывать мои вещи.

— Как звать.

— Меня?

— Как звать меня, я знаю. Тебя, тебя.

— Фёдор.

Одноглазый повертел в руках ПМ, вытащил обойму, перещёлкнул, выронив патрон. Затем повертел кубик Рубика, дозиметр и, открыв бутылку, выпил остатки воды.

— Меня звать Малер. Я здесь главный. Я вот не пойму, ты чей вообще?

— В смысле, чей?

— Знаков на тебе нет. Пояса нет. Ножен нет. Тавро — тоже нет. Кожа чистая, руки чистые. Ты из Альянса?

Он резко вскочил на ноги, выхватил нож с пояса и наклонился ко мне. Я инстинктивно схватил его за кисть, выкрутил руку, заставив одноглазого рухнуть на стол и зашипеть от боли. Сзади хлопнула дверь, я перелетел через стол и, прижав Малера к себе, приставил его нож к его же горлу:

— А ну, не двигаться!

В дверь ворвались трое — девушка в плаще, Филин и ещё один мужик, которого я раньше не видел.

— Спокойнее, спокойнее. Выйдите отсюда, — прохрипел одноглазый, пытаясь отодвинуться от лезвия.

Люди медленно вышли, убирая оружие и зло поглядывая на меня.

— Вижу, что парень ты не промах. Отпусти, давай поговорим.

Я одной рукой вернул ПМ, откинул одноглазого к стене, вставил обойму обратно и навёл ствол на него.

— Тихо, говорю. За дверью мои воины, а за ними ещё бойцы. Деваться тебе некуда, а поговорить нам есть о чём, — Малер поправил повязку, поднял руки, попятился к столу и уселся в своё кресло.

Я спиной отошёл к окну, контролируя дверь:

— Хорошо же вы гостей привечаете!

Одноглазый внезапно захохотал, стукнув кулаком по столу:

— Жрать хочешь? Не бойся, во время приёма пищи у нас никого не обижают.

Я засунул ПМ за ремень, присел на топчан у окна:

— Не откажусь.

— Вот и славно. Эй, там! Повара зовите, пусть разогреет кашу!

После ужина, который принесла Ворона (так, оказывается, звали девушку с тату на щеке), Малер закурил самокрутку, откинулся в кресле и протянул ноги к импровизированному камину, который был врезан в угол комнаты. Раньше этот камин был, по всей вероятности, бочкой для перевозки топлива.

— Ну и откуда ты такой красивый нарисовался?

Я помолчал. В моей жизни было несколько девизов, которые редко подводили. Один из них звучит так: «Помолчи, за умного сойдешь».

— Зовут Фёдором, жил в убежище.

— В каком убежище?

— Не помню. Память отшибло.

Малер подымил самокруткой, затем вытащил из стола гусиное перо, лист желтой бумаги и чернильницу:

— Давай по порядку. Ещё раз. Имя, фамилия, к какому роду принадлежишь.

Что мне оставалось ответить?

— Фёдор, фамилия Панфилов, род не помню.

Малер, сщурив свой единственный глаз, начал скрипеть пером, не забывая задавать вопросы:

— Откуда в Мути оказался?

— В Мути? А что такое Муть?

— Это вон то место, где тебя Филин встретил. Ты, кстати, ему должен сказать спасибо. Он тебя вытащил из очень плохого места, пару часов бы там провёл и окочурился бы. Ладно… Потом вспомнишь. Это что?

Одноглазый поднял детектор радиации и показал мне:

— Это… Показывает, где есть радиация.

— Что показывает?

— Ну, радиация… Ты не знаешь, что такое радиация?

Малер потушил самокрутку:

— Первый раз слышу.

— А что такое Муть?

— Муть — это плохие места, проклятые места. Там если долго находиться, можно мутом стать.

Ясно, что ничего не ясно.

Я вздохнул, всем своим видом показывая, что ничего не понял.

— Ладно. А откуда у тебя довоенный пистолет?

— В убежище взял.

— В убежище… А где оно?

— Не помню…

Вот таким образом мы и провели несколько часов. Допрос был похож на разговор глухого со слепым, но главное, похоже, одноглазый выяснил — перед ним сидит молодой парень с частично отбитыми мозгами.

— В общем, так. Я, как десятник этого посёлка, сейчас здесь главный, до приезда боярина Мичурина. Потому, давай сделаем так. Сейчас я поставлю тебя на довольствие в десяток, выделим тебе койку и завтра с утра продолжим. Главное запомни — мы тебе не враги, и ты у меня, скажем так, в гостях. За пределы периметра не выходить, разговоры ни с кем не вести. Ворона! Проводи его.

Вот и поговорили.

Отступление. Там же, через какое-то время.

Одноглазый десятник курил самокрутки одну за другой. Камин уже почти потух, да и бережливая Ворона прикрутила лампу. В жилище десятника царил полумрак. Только клубы острого табачного дыма, словно облака, плавали по всему помещению.

— Ну и накурено у тебя, хоть топор вешай.

Филин поплотнее закрыл дверь, стряхнул с капюшона снег, присел у камина и протянул к огню руки.

— Ну как, разместили?

— Да, во втором бараке, рядом с койкой Соломона.

— Что скажешь о новичке?

Филин помолчал, достал кисет и начал сворачивать свою самокрутку:

— Ты уверен, что он не из Альянса? По пути к станции наткнулись на их разведгруппу.

Малер достал из стола небольшую карту, развернул её:

— Где именно?

Филин ткнул пальцем:

— Вот здесь, у поворота.

— Близко от Мути… Вас не заметили? Впрочем, если бы заметили, там бы тебя и закопали.

— Так может быть, он из них?

— Они что, идиоты, одинокого разведчика посылать? Мы же их в плен не берём, дураков среди них нет. Кстати, откуда он пришёл, не разобрал?

— Прошёл по его следам от Вверхтормашки. Дальше следов нет. Он там в старой остановке ночевал, прямо в снегу. А ночью вьюга была.

Малер почесал повязку, щёлкнул зажигалкой. Филин покачал головой, взял веточку и сунул её в огонь:

— Странный парень. По следам если посмотреть, ходить по Мути не умеет вообще. Но ни разу в опасные места не совался. Пару раз, наоборот, обходил самую Муть. Выловил я его у Мышиной Ямы, он там снег копал.

— Снег?

— Ну да. Искал что-то. Может быть, эти свои довоенные вещички он там выкопал?

Малер отрицательно качнул головой:

— Он в резине был?

— Ну да.

— Она почти новая. В смысле, не надёванная до него. Уж ты мне поверь, я на эти костюмы насмотрелся на складе воеводы. И ещё, сюда смотри.

Десятник выложил один из фильтров от противогаза:

— Я у него из рюкзака стащил, он даже не заметил. А ведь это большая редкость! И на дату изготовления посмотри.

Филин пожал плечами:

— Довоенный выпуск, и что?

— А то… Фильтр целый. Значит, что? Значит, провалялся всё время в закрытом помещении. Выходит, не врёт пацан насчёт убежища. Рабского клейма на нём нет, но и метки рода нет тоже… То ли сбежал от своих, то ли Изгой. Но странный какой-то Изгой. Много чего не знает, или не помнит.

— Или не хочет говорить…

— Или так… Заметил, как лихо он меня скрутил? Меня, опоясанного княжеского Воина? Явно не из рабов он…

Филин закурил самокрутку:

— А может, к Костоправу его?

— Нет. Костоправ его сломает, но всё ли он нам расскажет? А вдруг, он действительно память потерял? Погубим парня почем зря. И вот ещё… Соломон и его тройка патрулируют солнцевский кордон. Ворона со своими здесь, в Луче. Твоя тройка, считай, небоеспособна. Костоправ с головой после того случая не дружит, Копчик ранен в руку. Парниша же резкий. Нет, ты видал, как он меня скрутил? Похоже на довоенную подготовку. Мы так не бьёмся. Значит, он действительно нездешний. Оставлять его здесь? Слишком опасно. Если те же Дикие навалятся, не удержим точку. Да и с Мути могут полезть.