Когда мачты двух пароходофрегатов скрылись за горизонтом, русский капитан совершил явный промах: принял на румб к югу. Капитан "Эридис" с легкостью раскусил намерения хитрого противника. Тот с очевидностью рассчитывал, что среди прибрежных мелей, имея меньшую осадку, сумеет уйти от погони. Но Мерсье знал, что у береговой черты можно налететь на рифы, а вот на мель - нет. У противника день, похоже, выдался не из удачных. К тому же на этом кораблике явно обнаружились проблемы с машиной: скорость заметно упала. "Эридис", сохраняя курс, начала отжимать противника к берегу, который уже завиднелся на горизонте.
Нельзя сказать, что ситуация осталась без комментариев со стороны экипажа "Морского дракона".
- Да ведь запрут они нас в ловушку, как чижика в клетку. Чего ж командир ждет? - очень негромко (избави бог, услышит начальство) заметил палубный матрос, переминаясь с ноги на ногу. Его можно было понять: команды на построение в цепочку еще не поступало.
Унтер Зябков, очевидно, отличался превосходным слухом, поскольку не замедлился с ответом:
- Чижик-то хоть и мал, да нос востер. Клюнет - не обрадуются. Так что не каркай, как ворон на погосте.
Для придания пущей убедительности словам Зябков продемонстрировал увесистый кулак.
Офицеры тоже комментировали.
- Сейчас пойдет на сближение, - индифферентно заметил второй помощник.
- Того и хочу. Лишь бы не спугнуть... - ответил Семаков; при этом его правая рука лежала на рычагах "секторов газа".
- Нашему теляти да волка испугати, - слегка переиначил пословицу Мешков.
- Поглядим... Михаил Григорьевич, давай своим команду о готовности. Но без приказа не палить!
- Гранатоме-о-о-от... к бою-у-у...- звонким и страшным голосом пропел начарт, - товсь!!!
Учения пошли впрок. Максимушкин первым подбежал к трубе, Патрушев был вторым, держа наготове гранату. Та скользнула в лоток. Через пятнадцать секунд после команды лоток оказался полон, а цепочка матросов застыла в неподвижности. Каждый держал в руках в руке темно-серую гранату, с виду совершенно безобидную.
Пока экипаж "Морского дракона" готовился к сражению, на сигнальных фалах "Эридис" появилось разноцветное предложение спустить флаг. Сигнальщик "Морского дракона" со всей старательностью перевел на русский содержание сигнала.
- Будем вежливы, - свирепый оскал командира резко контрастировал с содержанием фразы. - Поднять ответный сигнал: "Сдаваться отказываюсь". Целиться в середину борта! Больше десяти гранат не тратить! Пали!
Капитан Мерсье не был ни трусом, ни дураком, но ощущения от неприятельской пальбы оказались сильными. Мощью взрывов пароходофрегат трясло, как будто в борт бил обернутый чем-то мягким, но тяжеленный молот. Громаднейшие водяные столбы наводили на мысли об огромных бомбах. Но для этого должны были стрелять из больших орудий, каковых на этом корытце не было. Да и самой стрельбы заметить было нельзя: ни малейших следов порохового дыма не наблюдалось. В ум закралась мысль, что в случае прямого попадания одной такой бомбой "Эридис" не удалось бы спасти. Весь экипаж думал точно так же. Некоторые матросы крестились и просили о заступничестве пречистую деву. Но было заметно и кое-что другое: одни недолеты. Русским орудиям, каковы бы они ни были, явно не хватало дальнобойности.
Как и подобает доброму французу, командир "Эридис" был прижимист. Но в данном случае он не колебался. И четырнадцать бортовых орудий дали ответный залп - три бомбами, остальные ядрами. В некотором смысле капитан Мерсье был прав: для столь небольшого корабля и ядер должно было хватить.
Этот залп тоже лег с недолетом.
На "Морском драконе" реакция экипажа была кардинально отличной.
- Не берет, - простонал злосчастный комендор, хотя его вины в том не было, - не взрываются...
Далее Максимушкин выразил свое просвещенное и полностью отрицательное мнение о сексуальных предпочтениях всего экипажа противника.
- Израсходовано десять гранат, не взорвались шесть, - скороговоркой доложил старший артиллерист.
Он еще не закончил фразу, как командир начал действовать, слегка дослав вперед сектора газа. Чуть громче зашумели движки. "Морской дракон" сильно прибавил в ходе, оставляя противника на левой раковине[11]. Второй залп француза лег также с недолетом (хотя и меньшим), но далеко за кормой. Артиллеристы противника явно недооценили скорость разведчика. И все же осколки на излете клацнули по обшивке. И не только по ней.
Зябков вдруг сказал почти спокойным голосом: "Ох ты...", схватился за грудь, осел на палубу и раза три дернул ногами.
Казачий хорунжий наклонился к моряку, внимательно глянул, выпрямился, снял шапку и осенил себя крестным знамением.
- Точно в сердце, и не дышит уже. Экая же нелегкая...
Окружающие дружно поснимали бескозырки и принялись креститься.
Лейтенант Мешков отреагировал по-своему, имея на то причины:
- Самсонов, Шумило, отнести Зябкова в лазарет к Марье Захаровне, живо!
Покойника подхватили и понесли. Уже спустившись по трапу, матрос первой статьи Шумило проворчал:
- Поп ему нужен, а не лекарь... Да омыть тело еще...
Убитого положили на койку. Молодая лекарша шуганула пришельцев словами:
- Идите наверх, а у меня тут работа.
Те повиновались, тем более, что цепочку по подаче гранат надо было восстанавливать, но уже начав подниматься по трапу, Самсонов повернул белобрысую голову и замер.
Как раз в этот момент молодые женские руки извлекли длинный и острый даже с виду осколок из груди покойника, который от этого пару раз кашлянул.
- Да воскреснет бог... - начал молитву потрясенный Самсонов, истово крестясь.
На этот раз обернулся старший в чине Шумило. Он стоял выше на трапе, и койки с пострадавшим с этой позиции не было видно.
- Чего стоишь? Аль ноги к трапу прикипели?
- Ожил унтер. Вот те крест!
Против ожиданий Самсонова, старший напарник отнесся к новости спокойно.
- Ну, значит, не убит. Двигай наверх, шевели плавниками.
Судя по качке, ветер усилился. Семаков отреагировал ожидаемо:
- Михаил Григорьевич, сейчас дам "Гладкую воду". После этого попробуй зафитилить ему под форштевень. Пять гранат. Может течь открыться.
Максимушкин с обновленной надеждой в глазах ухватился покрепче за рукоятки гранатомета. Цепочка матросов застыла в напряжении.
