Слушатели проявили вялую заинтересованность.

- А чем те Колычиха не по нраву? Зубы она заговаривает с умением.

- А эта вообще не говорит - а лечит. Глянь!

Оскал (назвать это улыбкой было бы неточно) хорунжего вызвал сильный подъем интереса.

- Это она сделала?

- А то ж!

- Ну, зубы твои прям, как у молодого волка! Важно выглядят. И дорого взяла?

- Денег - нисколько. Я ей золотую цепку подарил, с малой висюлькой. Турецкая работа. Давно она у меня валялась. Дешево за нее давали, вот и придержал.

- Ну, старухе в ней же не щеголять, сама в деньги обратит.

- И не старуха она, молодая девка.

- Заливаешь, Тихон, аж через край идет. Где ж это знахарка бывает молодой?

- Знахарка? Как не так! Грамотная она, да не просто: в у-ни-вер-си-те-те училась. Вот те крест! Все-все лечить может. У меня на глазах одного унтера с того света вытащила. Ему чугунный осколок в сердце попал.

- Брешешь! Не может быть такого.

- Крест готов целовать! Сам видел! Она только что голову отрубленную обратно приживить не может.

- А руку или там ногу?

- Это пожалуй, плати лишь. Работа, говорит, долгая и трудная, но можная.

- И коней тоже лечит?

Хорунжий чуть призадумался.

- Сама не говорила, а врать не обучен. Не знаю.

- Ведьма она, что ль?

На этот раз задумчивый период оказался больше.

- Да вроде и ведьма, но добрая.

На это возразил хор из трех голосов:

- Таких не бывает!!!

Неболтай от этих слов вошел в раж:

- Неужто? А ну-кось: ведьмы ведь порчу наводят, верно? На зерно там, еще на скотину, а то и на людишек могут. Что скажешь?

- Наводят, так и скажу.

- Во-о-о! А Марья Захаровна - та лечит только.

Возражение было сильным. Гости призадумались и по зрелом размышлении налили еще.

- Имечко вроде как русское, - вдруг заметил ротмистр Левашов, - а сама-то она православная?

Молчание было очень долгим.

Разговоры, разговоры, разговоры... Разные группы людей говорили о разном.

Дамы высокого (по местным меркам) положения обсуждали вовсе не удивительную женщину-врача. Они горячо перемывали косточки друг дружке.

- А знаете ли, Адвотья Никитична: давеча в гостях у Татьяны Юрьевны госпожа Панина так и не сняла перчаток.

- Как интересно, Вероника Маврикиевна! Отчего бы так?

- Она посетила Марью Захаровну с просьбою избавить ее от оспин.

- И что ж?

- На лице следа не осталось, все видели. Но у господина Панина, видимо, не хватило денег, - эффектная пауза, - и его супруга не заказала лечение рук.

- О, вы хотите сказать...

- Истинным богом клянусь, и в результате она не притронулась к даже к foie gras[14] .

И никто из дам не поинтересовался происхождением женщины-доктора. Правда, оно явно было не из высоких. А до ее акцента и вовсе никому дела не было.

Были и другие разговоры.

Городские обыватели и (частично) военные моряки рассуждали об обстреле Одессы. Тема была куда более интересна, чем взятие на абордаж французского парохода фрегата: во-первых, она просто была свежее; во-вторых, это было событием более значимого свойства. Большинство флотских полагало, что победа в бою с французом была в первую очередь следствием везения команды 'Морского дракона'. Нападение громадной эскадры (двадцать семь вымпелов!) удалось отбить, хотя при этом сгорели девять торговых судов. Мало того: четыре вражеских фрегата получили повреждения, и это видели многие.

Тема получила неожиданное продолжение в зале Офицерского собрания. Армейские и флотские офицеры оживленно обсуждали результаты атаки на Одессу. Споры подогревались соответствующими напитками. И тут некий веский голос заставил спорщиков обратить на себя внимание.

- Сдается мне, господа, что вы не понимаете главного: война уже проиграна.

Сказал это капитан второго ранга граф Кржижановский, бывший на тот момент начальником батарейной палубы на 'Первозванном' и заслуживший превосходную репутацию (а также повышение в чине и ордена) при Синопе. До оскорблений дело не дошло, поскольку означенный моряк продолжил мысль:

- Тенденция, господа, такова, что Российская империя плетется в хвосте у Европы в части технических новшеств. Я моряк, моя специальность - морские орудия, и по ним-то вижу, что отставание наше не только не уменьшается, но растет с каждым месяцем.

Князь Мешков был, вне сомнений, светским человеком, и потому со всей вежливостью вопросил:

- Граф, не угодно ли будет вам привести примеры такового отставания?

- Сколько желаете, князь. Для начала возьмем хотя бы хорошо известный вам 'Морской дракон'. Кстати, именно его полагаю вершиной технической мысли российских кораблестроителей.

Лейтенант Мешков двинул усом, но промолчал. Между тем граф продолжил с изысканной небрежностью:

- Сей корабль я видел вчера и сегодня у причала. Слыхал я, что 'Морской дракон' способен достичь скорости в шестнадцать узлов, и готов тому поверить. Высокомощная паровая машина на небольшом корабле - вполне возможно. Также говорили, что ваш корабль идет совершенно без дыма, и это делает 'Морского дракона' менее заметным. И такое могу представить, если топливо не каменный уголь. Но также я верю собственным глазам, а они видели лишь одну небольшое орудие на палубе. Это тоже не удивляет: все, в том числе вооружение, принесено в жертву скорости. Одержана славная победа над пароходофрегатом 'Эридис', не спорю, но, полагаю, присутствующие здесь моряки согласятся, что в этом деле удача сказала весьма важное слово. Одно-единственное попадание бомбой - и критическое повреждение корпуса.

За честь моряков неожиданно вступился некий пехотный поручик:

- Меткость и обученность артиллеристов вполне может заменить количество пушек.

Послышалось множество явно одобрительных реплик. А граф между тем гнул свою линию:

- Принужден вам возразить, сударь, чье имя, к сожалению, не имею чести знать. Если бы речь шла об обычных кораблях, то да, согласен с вами. Но скоро на сцене появится нечто другое. То, чего у России нет и будет, полагаю, нескоро.