— Ты всё равно должен это сделать, — приказал Ривен. — Пробуди его для нас, Магадон.

Магадон, как безумный, стал рвать свои кандалы. Заклятье Ривалена пульсировало в его сознании, слова были похожи на удары молота. Голос Ривалена впитывал его волю.

Магадон слабел.

Слова звенели в ушах, проникали под кожу. Он понял, что проигрывает, подумав, как легко было бы просто сдаться.

— Нет! Нет!

— Почти, — сказал второй голос.

— Ты хочешь это сделать, — продолжал Ривален. — Я вижу в твоих глазах. Поддайся этому, Магадон. Останови боль.

Слова Ривалена были так похожи на то, что говорил его архидьявол-отец во снах, и это до основания потрясло Магадона. Он так сильно стиснул зубы, что прикусил язык. Острая вспышка боли и вкус крови во рту подарили ему мгновение ясности, свободы. Горстка ментальной энергии просочилась через гасящее облако и стала доступна ему.

Магадон уцепился за неё, как за соломинку, и сделал единственное, что мог сделать, чтобы спасти себя.

Нимб алого света охватил его голову, пронзая даже мрак савана. Его захватчики закричали. Он почувствовал чью-то хватку.

Магадон ухмылялся, даже когда пришла боль. Казалось, он распадается на части. Раскалываясь, он кричал.

Глава четвёртая

10 марпенота, год Грозовых Штормов

Кейлу снился Магадон, хотя голос его друга был похож на голос Арила, мальчика-хафлинга, которого Эревис спас два десятидневья назад. Кейл смотрел, неподвижно, как Магадон скользит в тёмное ничто, крича о помощи. Усилием воли Эревис вырвался из паралича, шагнул сквозь тени к краю ничто, потянулся к вытянутой руке Магадона и еле-еле успел ухватить её. Он схватил друга покрепче, а потом увидел, как ногти Магза превращаются в чёрные когти, а глаза, обычно бесцветные, за исключением чёрных зрачков, становятся золотыми.

Испугавшись, он разжал руку. Магадон с воплем исчез во мраке. Кейл закричал ему вслед:

— Маск! Маск!

Но ответа не было. Магадон исчез.

Далёкий удар грома разбудил его. Он лежал в постели на спине, в груди стучало, и смотрел на едва заметную в сумраке потолочную балку деревянного дома. Сон заставил его сердце неистово колотиться. Он назвал Магадона именем своего бога. Осознание этого встревожило Эревиса.

Магз? мысленно позвал он с осторожностью. Магадон, будучи магом разума, прежде легко связывался с Кейлом в его снах.

Никакого ответа. Значит, просто сон. Кейл медленно вздохнул и успокоился. Его окружала бездна ночи. Во тьме было уютно. Комнату озарила вспышка молнии вдалеке, разбросав по стенам тени. Кейл чувствовал каждую из них, знал каждую из них в тот самый миг, как только они возникли.

Он чувствовал, что скоро наступит полночь. Избранный Маска всегда ощущал наступление священного часа повелителя теней.

Он спал всего час, может быть, два. Кейл даже не потрудился сменить одежду, прежде чем лечь. К ней пристала вонь блужданий минувших ночей, вонь убийств минувших ночей.

Рядом с ним лежала Варра, мягкая, тёплая, человеческая. Её ровное дыхание успокоило его встревоженный разум. Он часто целыми ночами не спал и слушал, как она дышит, смотрел, как поднимается и опадает её грудь. После превращения в шейда Кейл всё меньше и меньше нуждался во сне. Но тепло ему было необходимо всегда; нужен был кто-то рядом, чтобы напоминать ему, что он по-прежнему человек, хотя бы отчасти.

Он подтянул к себе ночь и мгновенно переместил тело в сумрак возле закрытого ставнями окна. При его внезапном исчезновении Варра слегка пошевелилась, но не проснулась.

Вдалеке снова прогремел гром, как глубокий рёв зверя. Приближалась буря — и сильная. В последний раз они видели дождь уже очень давно.

Кейл бесшумно поднял щеколду на ставнях и осторожно распахнул их. В комнату хлынул лунный свет. Его прикосновение ужалило тело Эревиса. По коже, защищаясь, пробежали усики тени.

Вдалеке висел движущийся к дому облачный фронт, поглощающий звёзды на своём пути. Молния расколола небо, и вспышка окрасила облака пурпуром. Кейлу показалось это угрожающим. Почти сразу же ударил гром, и Эревис представил, что у него есть голос.

«Всё умирает» — прогрохотал он.

Кейл оглядел небо в поисках Селуне, и обнаружил её полукруг нависшим прямо над верхушкой леса в окружении сверкающего каскада её Слёз. Кейл не мог смотреть на них, не вспомнив о Джаке.

Около года тому назад он видел, как самый сильный волшебник из всех, кого он только знал, притянул одну из Слёз из Внешней Тьмы и использовал её, чтобы затмить солнце. В итоге причины, стоявшие за его действиями, оказались мелочными, человеческими причинами, хоть волшебник и был далеко не человеком. Кейл чуть ли не восхищался им из-за его стремлений. Но восхищение не помешало Эревису убить этого волшебника, ведь эти мелочные причины привели к смерти лучшего друга Кейла.

Зарычал гром, мягко, угрожающе и насмешливо. «Всё умирает».

Воспоминания о тех днях омрачили и без того невесёлое настроение Кейла. Ночь отозвалась на его эмоции, и воздух вокруг него заклубился щупальцами мрака. Позади беспокойно заворочалась Варра.

— Я по-прежнему виню во всём тебя, — прошептал он, обращаясь к Маску.

Оглядываясь на события, окружавшие того мага, Кейл видел за ними руку Маска. Интриги Маска позволили ему украсть целый храм Цирика. Весь замысел представлял собой немногим большее, чем божественную кражу со взломом, мелкое воровство. Кейлу это стоило его человеческой природы, а Джаку — жизни. Кейл не мог простить Маску уплату столь дорогой цены.

Прежде чем Джак умер, Эревис пообещал ему, что попытается быть героем. Он спас Арила и деревню хафлингов, и совершал подобные дела в сембийском захолустье на протяжении многих месяцев. Но казалось, что этого недостаточно; Кейл не чувствовал себя самим собой. Он скучал по друзьям, скучал… по чему-то, чему не мог дать точное определение.

Он выглянул из окна, глядя на тёмный лесной луг. Над овальным участком низкой, высохшей травы нависал не особенно крупный вяз. По лугу были раскиданы пятна диких цветов, в основном, пурпурноцвета, маргариток и венериных башмачков. Варра пыталась устроить их более упорядочено, но цветы, которые она пересаживала, неизбежно погибали.

Несмотря на странную погоду и отсутствие дождей, Варра сумела вырастить целый огород с капустой, репой, морковкой и горохом. По просьбе Кейла она посадила и трубочное зелье. Огрод защищала от кроликов стена крупных камней из ближайшего ручья. Выращенного было недостаточно, чтобы прокормить их, но Варра раз в месяц отправлялась в ближайшую деревню, хотя в последнее время приносила оттуда всё меньше и меньше продуктов.

Под вязом стоял стол и два стула. Кейл сделал их из мёртвых деревьев. Неплохая работа. Варра любила сидеть в тени дерева и любоваться цветами. Она пришла из темноты Порта Черепа и сделала хижину в лесу и открытый солнцу луг в сембийской глубинке своим домом. Это казалось Кейлу изумительным.

Хижину и землю вокруг Кейл купил у наследников мёртвого лесоруба. Это место принадлежало ему, но Эревис всё больше и больше понимал, что оно не стало его домом. Он помнил слова, что сказал однажды Джак: «Для таких, как мы, дом — это друзья, а не место». Кейл скучал по друзьям. Время, которое он провёл здесь, стало приятной передышкой, но это было не навсегда. Что-то шло за ним, шло так же неотвратимо, как и буря. Он не знал, как сказать об этом Варре. Кейл оглянулся на спящую девушку и подумал, что, может быть, она уже знает.

У них были необычные отношения. Они жили вместе год, но Кейл мало что знал о её прошлом и решил не расспрашивать. Она в свою очередь точно так же уважала его личные тайны. Они делили дом, постель, свои тела время от времени, но мало что кроме этого. Кейл заботился о ней, и Варра заботилась о нём, но Эревис знал, что не сможет остаться с ней надолго.

Кейл считал секунды до приближения полночи. Когда святой час Маска стал неминуем, он позволил теням на лугу прокрасться в свой разум, и пожелал оказаться в темноте под вязом, рядом со стульями. Его и без того острый слух в темноте обострялся ещё сильнее; он слышал рыскающих в лесу животных, стрёкот сверчков, негромкое воркование козодоя, чьё гнездо находилось на земле под кустами, шелест ветра в листве деревьев.