Когда наступил короткий перерыв, уоллмены подошли к своим лордам и леди, чтобы дать совет или получить короткие инструкции.

— Отрыв будет небольшим, — сказала Мирабета племяннице. — Слово не взяли ни Инмин, ни Вирдон.

— Я это заметила, — ответила Элирил. Она прочистила горло. — Тётя, когда прибудут жрецы с телом Кендрика?

Мирабета улыбнулась и прошептала:

— Они сейчас снаружи. Я устроила так, чтобы их задержали на улицах.

Элирил не смогла скрыть удивления.

— Зачем?

Мирабета коснулась своей волшебной серьги.

— Чтобы их появление произвело драматический эффект. Смотри, племянница.

Председатель ступил на помост и снова открыл заседание. Элирил и остальные уоллмены вернулись на свои места.

— Продолжим речи, — заявил Лоссит.

Прежде чем успел встать кто-либо ещё, Мирабета, нарушив традиции, поднялась на ноги, желая получить слово. По залу пробежал удивлённый шёпот. Неожиданный поступок графини, казалось, застал представителя врасплох, но он быстро взял себя в руки.

— Графиня Селькирк. Желаете… высказаться?

Мирабета вышла из-за стола и зашагала к постаменту. Она опёрлась руками о кафедру с выражением сдержанной скорби.

— Это заседание преждевременно. Кендрик был для меня не просто главой государства. Он был моим возлюбленным кузеном.

По всему залу раздались удивлённые возгласы. Их перекрыл голос Терба. С покрасневшим лицом и трясущимся брюхом он возмущенно заговорил:

— Это незаконно, председатель! Она не может выступать в свою пользу! Это неслыханно!

Председатель призвал собрание к порядку, и зал постепенно затих. Прежде чем он смог заговорить, Мирабета наградила Терба ледяным взглядом.

— Я не желаю выступать в свою пользу, Зарин Терб. На самом деле, я отзываю свою кандидатуру.

Она сделала паузу, пока собравшиеся вздыхали и обменивались удивлёнными взглядами. Элирил заметила, что Вирил и Инмин внимательно прислушиваются к графине. Та продолжила:

— Даже если совет признает меня достойной занять пост главной правительницы, я не смогу принять его до тех пор, пока не получу ответы на вопросы относительно смерти моего кузена.

Никто не осмелился возразить её словам. Элирил улыбнулась, когда наконец-то всё поняла, а её тётя продолжала:

— Я… — она покачала головой. — Нет, не только я. Никто из нас не может смотреть в будущее, пока мы не ответим на вопросы прошлого. Столица кипит от слухов. Сможет ли новый главный правитель занять свой пост, когда над Ордулином, над всей Сембией, нависли такие тучи? С этим делом следует разобраться раз и навсегда, и это следовало сделать ещё до высшего совета. Давайте же покончим со сплетнями. Только тогда мы сможем продолжить выборы.

В тот же момент, как будто её слова стали сигналом, в зал вошла процессия жрецов. Все головы повернулись в их сторону. Воцарилась тишина.

Первым вошел верховный аббат Тира, Фелдинор Джемб. Его тёмно-синюю робу с золотыми весами на груди охватывал белый пояс. На левой руке он носил белую льняную перчатку, а на правой — чёрную кожаную. Элирил знала, что последняя символизирует потерянную руку Тира.

— Входите, верховный аббат Джемб, — пригласила его Мирабета.

Джемб кивнул и провозгласил:

— Судья следит за этим собранием. Да не промолвят лжи ничьи уста.

Несколько членов совета подняли руки и произнесли ответ:

— Ведь истина — инструмент правосудия.

Выше всех была поднята рука Мирабеты, и её голос был самым громким. Элирил оценила иронию.

Следом за верховным жрецом в помещение вошли шестеро младших клириков. На них тоже были надеты синие робы и белые и чёрные перчатки, а на поясе у каждого висел боевой молот. Они несли тело Кендрика на деревянных носилках. Его укрывал синий саван.

— Ваш выбор момента безупречен, — сказал Эндрен Мирабете. — И это подозрительно.

Мирабета сумела принять облик оскорблённой невинности, вместо того, чтобы разозлиться.

— Перед советом я приказала принести сюда тело моего кузена, но это ни для кого не сюрприз. Председатель одобрил эту идею. Мы все должны узнать правду. Ты станешь возражать, Эндрен Корринталь?

Эндрен нахмурился и сел в кресло.

— Разумеется, нет.

— Предполагаю, возражать не будет никто? — спросила Мирабета, и решила, что молчание — знак согласия. — Пожалуйста, поднимитесь сюда, верховный аббат.

Жрецы Тира прошли по залу мрачной процессией. Советники смотрели на них. Мирабета сошла с постамента и вернула молоток председателю. Младшие священники опустили носилки на возвышение и отступили в сторону.

Верховный аббат Джемб взошёл на постамент и встал над телом. Он произнёс молитву и обратился к совету:

— Разговор с мертвецами не даёт однозначных результатов. Говорит вовсе не дух погибшего, а призрак духа, фрагменты воспоминаний, что остались с телом, когда душа покинула его. Иногда мертвецы дают неясный ответ. Иногда не дают ответа вовсе. Но когда они отвечают, то всегда говорят правду.

Он обвёл взглядом членов совета, затем добавил:

— А теперь я приступаю.

Советники поднялись со своих мест и собрались вокруг пьедестала. Даже уоллмены сделали шаг вперёд, хотя традиция запрещала им покидать свои места. Элирил заметила, что Абеляр внимательно следит за приготовлениями, нахмурив брови. Он почувствовал, что девушка смотрит на него, и поймал её взгляд. Она отвела глаза.

Верховный аббат откинул саван с тела Кендрика. На главном правителе была одна лишь набедренная повязка. Вид его бледного тела вызвал громкие вздохи среди собравшихся. Элирил ухмыльнулась, но стерла улыбку с лица, когда заметила, что Абеляр по-прежнему смотрит на неё.

Верховный аббат опустился на колени и положил руку на лоб Кендрика. Взявшись за свой священный символ, золотой медальон в форме солнца с весами Тира, он начал читать заклинание. Его голос загремел в тишине зала.

С каждым словом, что произносил жрец, нарастала скапливающаяся сила. Тело главного правителя начало светиться фиолетовым.

Несмотря на то, что советники привыкли к магии, они смотрели на это зрелище с широко распахнутыми глазами.

Речитатив жреца становился всё ритмичнее и ритмичнее. Его голос набирал громкость. Свет вокруг тела становился ярче. Верховный аббат приказал покойному отвечать на его вопросы.

Все присутствующие подались вперёд, желая увидеть это воочию.

Веки главного правителя поднялись, открывая темные, как осьминожьи чернила, глаза.

Я слышу голос, но он говорит бессмыслицу.

— Что значит «нет никакого здесь»? Этого не может быть.

Сквозь щель голос отвечает:

— На это нет времени. У него нет времени. Он уже пробудил это, и теряет себя прямо сейчас. Ты чувствуешь себя так, будто должен что-то сделать, правда?

Волоски на шее встают дыбом. Сердце бьётся так сильно, что я едва могу дышать.

— О ком… о ком ты говоришь?

— Ты чувствуешь, что должен что-то сделать? Ответь мне.

Я отхожу от стены, но не могу отвести взгляд от щели.

— Откуда ты знаешь? Кто ты такой? Что ты такое?

— Я другой кусок единого естества, — отвечает мой собеседник. — Для тебя в этом нет смысла, знаю.

Я киваю, но от этого чувствую себя странно. Собеседник меня не видит. Или видит?

Голос продолжает.

— Мы с тобой — осколки личности. Ты и я — всё, что он может отдать.

Я отрицательно мотаю головой. Голова снова кружится. Я задыхаюсь.

— Кто такой «он»? — через силу спрашиваю я, и в моем тоне скользит отчаяние. — Кто «он»?

— Он — это Магадон, единое естество, целое. Я — его смелость вместе с частью его интеллекта. Ты — преимущественно его чувство долга.

Ноги подводят меня, и я оседаю на пол, снова и снова мотая головой. Этого не может быть.

— Это невозможно. Это невозможно!

Голос неумолимо продолжает.

— Это не только возможно — это есть. Это всё объясняет, и ты это понимаешь. Вот твоя задача. Подойди к стене. Найди остальных нас.