– Вера… Если тот человек найдет меня, должен же я как-то защищаться.

– Ну как он тебя найдет. Он и обо мне-то не знает. Ни кто я, ни где живу.

– О Мерримэне он тоже не должен был знать. А где теперь Мерримэн?

Вера колебалась.

– Пожалуйста. Пистолет нужен мне для самозащиты, а не для того, чтобы палить в полицейских.

– Ладно, – нехотя кивнула она. – Пистолет в ящике стола.

Марсель

Марианна Шальфур-Руже была вынуждена уйти с мессы через десять минут после ее начала – сестра начала громко всхлипывать, и прихожане стали бросать на нее любопытные взгляды. Мишель Канарак прожила у сестры двое суток, и почти все это время глаза у нее были на мокром месте.

Марианна была на три года старше, имела пятерых детей, и старшему уже стукнуло четырнадцать. Жан-Люк, ее муж, занимался ловом рыбы, подолгу отсутствовал дома, и благополучие семьи целиком зависело от его улова. Зато когда Жан-Люк возвращался на берег, он все время проводил только с женой и детьми. От жены он вообще не отходил, ибо обладал ненасытным сексуальным аппетитом, чего нисколько не стеснялся. Ему ничего не стоило, как только приспичит, подхватить жену на руки, уволочь в спальню и часами заниматься с ней любовью. Крики, скрип кровати, а квартира-то маленькая, всего три комнаты.

Жан-Люк никак не мог взять в толк, почему Мишель приехала к ним. Ну, поругалась с мужем – эка невидаль. Рассосется само собой, а нет, так кюре поможет. Поэтому Жан-Люк был уверен, что со дня на день появится Анри, попросит у жены прощения и увезет ее в Париж. Но рыдающая Мишель знала: Анри не приедет. Две ночи она провела на кушетке в кухне, а днем ее осаждала куча ребятишек, которые ссорились из-за маленького черно-белого телевизора, какую программу смотреть. Тем временем из спальни доносился шум любовных баталий, однако это никого, кроме «тети Мишель», не смущало.

К воскресенью Мишель так надоела свояку бесконечными рыданиями, что он заявил Марианне: уведи ее в церковь, пусть утешится. Если Бог ей не поможет, так священник совет даст.

Не сработало. И вот они шли домой под теплым средиземноморским солнцем. Свернули на Афинский бульвар. Марианна взяла сестру за руку.

– Мишель, ты не единственная женщина на свете, кого бросил муж. Да и беременность тоже не Бог весть какое чудо. Я понимаю, что тебе тяжело. Но жизнь-то продолжается. Мы тебе поможем. Найдешь работу, родишь. Потом найдешь себе нового мужа.

Мишель посмотрела на сестру, потом опустила взгляд на землю. Конечно же, Марианна права. Но это не снимало боль, не ослабляло страха остаться в одиночестве, ощущения пустоты. Раздумья не останавливали слез – только время способно залечивать раны.

Марианна затащила сестру на рынок – купить курицу и свежих овощей на обед. Народу было полно, шум, гам, рев моторов с набережной.

Вдруг Марианна услышала непонятный чмокающий звук. Она обернулась к сестре. Та вела себя очень странно – навалилась на прилавок с дынями, лицо у нее было очень удивленное. На горле под белым воротником появилось ярко-красное пятно. Марианна почувствовала, что за спиной у нее кто-то стоит. Она повернулась и увидела высокого мужчину. Он улыбнулся, поднял руку, и снова раздался чмокающий звук. Потом быстро шмыгнул в толпу и был таков. Вокруг потемнело. Марианна посмотрела налево, направо, и тут почему-то мир померк.

Бернард Овен мог бы вернуться в Париж тоже самолетом, но решил не облегчать полиции работу – имена авиапассажиров регистрируются и легко сопоставить день прилета, день отлета и день убийства. Поэтому он сел на экспресс «Гран Витесс», шедший от Марселя до столицы четыре часа сорок пять минут. Можно отдохнуть в купе первого класса, а заодно оценить ситуацию и сопоставить план действий на будущее.

Поиски Мишель Канарак проблемы не составили. В ту ночь, когда она покинула дом, Овен проследил за ней до вокзала и посмотрел, на какой поезд она берет билет. Остальное выяснила Организация – женщину встретили в Марселе, проследили, по какому адресу она отправилась, да и в последующие дни не спускали с нее глаз, чтобы понять, с кем она может откровенничать. Вылетая в Марсель, Овен уже располагал всей нужной информацией. В аэропорту Прованс его ждал взятый напрокат автомобиль. В запасном колесе лежал автоматический пистолет CZ 22-го калибра чешского производства, патроны и глушитель.

– Добрый день. Ваш билет, пожалуйста.

Овен немного поболтал с контролером, чтобы поддержать имидж преуспевающего, беззаботного бизнесмена, и стал смотреть на зеленые пейзажи Ронской долины. Поезд несся со скоростью 180 миль в час.

Хорошо, что удалось подловить обеих женщин в сутолоке рынка. Дома могли бы возникнуть проблемы – крик, шум, истерика. Конечно, он убрал мужа и пятерых детей довольно аккуратно, без лишней крови, но все равно зрелище не из приятных. Марианна и Мишель подняли бы такой крик, что все соседи сбежались бы.

Мужа и детей, конечно, обнаружат, поднимется шум – политики, полицейские, пресса. Это некстати, но что было делать? Муж собирался в кафе на встречу с приятелями. Лови его потом. Пришлось бы ждать до вечера, пока соберется вся семья, а это лишняя задержка. В Париже ждет неотложное дело, Организация в нем пока ничем помочь не смогла.

Телеканал «Антенн-2» передал интервью с администратором гольф-клуба, расположенного под Верноном. Врач из Калифорнии, которого подозревают в убийстве Альберта Мерримэна, вылез из Сены в субботу утром, добрался до клуба, а позднее был увезен молодой темноволосой женщиной.

Всех связанных с Мерримэном удалось убрать быстро и без помех. Но этому самому Полу Осборну чудом повезло. А теперь еще и какая-то темноволосая женщина встряла. Надо добраться до них быстрее, чем это сделает полиция. Все бы ничего, да время поджимает. Уже девятое октября, сроку остается до четырнадцатого. Всего пять дней.

– Видели ли вы мистера Либаргера совсем раздетым, мисс Марш?

– Нет, – удивилась Джоанна. – В этом не было необходимости.

Доктор Салеттл нравился ей все меньше и меньше. Он был так строг и высокомерен, что она даже побаивалась его.

– Итак, голым вы его не видели.

– Нет.

– А в нижнем белье?

– Доктор Салеттл, я не понимаю, чего вы от меня хотите.

В семь утра ее разбудил звонок фон Хольдена. Никаких нежностей – сухой и деловитый тон. Она должна была собрать вещи, через сорок пять минут за ней заедет машина и отвезет в поместье. Удивленная такой официальностью, Джоанна сказала, что будет готова, и спросила, позаботится ли кто-нибудь о ее собаке.

– Вопрос решен, – ответил фон Хольден и повесил трубку.

Через час, слегка одуревшая от разницы во времени, вчерашней выпивки и марафонского секса, Джоанна подъезжала в знакомом «мерседесе» к стальным воротам. Шофер нажал на кнопку, опуская стекла, чтобы охранник мог заглянуть в салон. Потом лимузин зашелестел по длинной аллее к дому, вернее к целому замку.

Пожилая экономка, ласково улыбаясь, отвела гостью в отведенные ей апартаменты: большую комнату с отдельной ванной и видом на лужайку, за которой начиналась лесная чаща.

Вскоре та же женщина постучала в дверь и сопроводила американку в соседнее здание, где на втором этаже находился кабинет доктора Салеттла.

– Я читал ваши отчеты и вижу, что на вас произвела впечатление быстрота, с которой мистер Либаргер оправился после удара.

– Да. – Джоанна твердо решила, что не позволит старикашке запугать себя. – Когда я приступала к работе, пациент почти не мог контролировать свои двигательные функции, не мог ясно мыслить. Но процесс реабилитации произошел на удивление быстро. У мистера Либаргера очень сильная воля.

– Да и телосложение крепкое.

– Вы правы.

– Он легко общается с людьми. Чувствует себя с ними раскованно, вступает в достаточно сложные беседы.

Джоанна хотела было сказать о навязчивой идее Либаргера, но заколебалась.