– Да, сэр, – ответил Осборн.

– Должно быть, вы ненавидели убийцу.

Осборн поймал предостерегающий взгляд Маквея – мол, полегче, парень, тебя прощупывают.

– На моем месте вы тоже ненавидели бы его, – не отступил Осборн.

– Вы знаете, почему Эрвин Шолл хотел, чтобы ваш отец был убит?

– Нет, сэр, – спокойно ответил Осборн, и Маквей с облегчением вздохнул. Пока он вел себя молодцом. – Вы не должны забывать, что в те годы я был еще ребенком. Но я хорошо разглядел лицо убийцы и не мог его забыть. С тех пор я не видел его ни разу – до той ночи в Париже. Больше мне нечего добавить.

Гравениц помолчал, потом посмотрел на Маквея.

– Вы уверены, что Эрвин Шолл, который сейчас находится в Берлине, и есть тот человек, который нанял Альберта Мерримэна?

Маквей встал.

– Да, сэр.

– Почему вы считаете, что человек, который застрелил Мерримэна, тоже был нанят Шоллом?

– Потому что Шолл уже пытался однажды расправиться с Мерримэном, и тому пришлось долгое время скрываться. Но в конце концов его выследили.

– У вас есть абсолютная уверенность, что вы сумеете доказать причастность Шолла к этим убийствам?

Маквей от души надеялся, что этого вопроса удастся избежать, но многоопытный судья Гравениц каким-то шестым чувством нащупал слабое место в аргументах Маквея. Сейчас в его голосе звучало предостережение: только попробуй солгать – и веры тебе больше не будет.

– Абсолютная уверенность?.. Нет, сэр, пока нет.

– Понимаю… – И судья Гравениц задумался.

Шолл – фигура международного масштаба, могущественная и влиятельная. Гравениц колебался. Маквей отлично его понимал: выписать ордер на арест Шолла для него – все равно что дать санкцию на арест государственного канцлера. А показания Осборна не подкреплены никакими доказательствами. Нужно было как-то убедить судью, иначе им придется идти к Шоллу без ордера на арест, а этого Маквею совсем не хотелось. Видимо, Реммер почувствовал то же самое, потому что внезапно вскочил, резко отодвинув свое кресло.

– Ваша честь, – произнес он по-немецки, – как я понимаю, одним из доводов, склонивших вас выслушать нас, было то, что в ходе расследования было два покушения на офицеров полиции. Одно можно было еще счесть случайным, но два…

– Это звучит убедительно, – согласился Гравениц.

– Один из убитых – нью-йоркский детектив, застреленный в своем доме. Второй, опытный полицейский из Парижа, был ранен на вокзале в Лионе, и его перевезли в больницу в Лондоне под вымышленным именем и приставили к нему круглосуточную охрану. – Реммер умолк и после паузы продолжил: – Только что его застрелили прямо в больничной палате.

– Прискорбная история! – искренне воскликнул Гравениц.

Реммер снова помолчал, потом продолжил:

– У нас есть серьезные основания утверждать, что совершившие эти убийства люди принадлежат к организации Шолла. Мы должны допросить лично герра Шолла, ваша честь, а не выяснять отношения с его адвокатами. Без ордера на арест сделать это невозможно.

Гравениц свел вместе ладони и откинулся на спинку кресла. Маквей пристально смотрел на судью. Все ждали.

Наконец судья с безразличным видом наклонился вперед и протянул руку к бювару. Он взъерошил ладонью свою седую шевелюру и поискал взглядом Реммера.

– О'кей, – сказал он по-английски. – О'кей.

Они подождали, пока Гравениц выпишет ордер на арест и вручит его Реммеру. Потом, поблагодарив судью и Хонига, все четверо покинули святилище правосудия и на личном лифте Гравеница спустились в подземный гараж.

Осборн с любопытством поглядывал на своих спутников. Теперь все они ступили на минное поле и хорошо понимали это. Ордер на арест, полученный с таким трудом и лежащий теперь в кармане Маквея, пока пустая бумажка, как и предупреждал их Хониг. Представить только – звонок в дверь, и – «Добрый вечер, сэр, вот ордер на ваш арест»… Возможно, Шолла и удастся засадить в тюрьму, но уже через час туда набегут адвокаты, найдут какие-нибудь зацепки и Шолл выйдет на свободу, не проронив ни слова.

А дальше появятся письменные показания самого Шолла и других уважаемых граждан, ручающихся за него и утверждающих, что он никогда не знал и не имел дела со старшим Осборном и тремя другими убитыми изобретателями; что он понятия не имел, что на свете существует человек по имени Альберт Мерримэн, и так далее. Найдется целая армия свидетелей, утверждающих, что Шолл был где угодно, но только не в Америке, когда там произошли эти четыре убийства, и что он был в Америке, когда в Париже убили Мерримэна. Все эти показания, данные под присягой и подкрепленные высоким положением свидетелей, позволят снять с Шолла все обвинения. А поскольку никаких прямых доказательств причастности Шолла к преступлениям нет, дело попросту закроют.

А через год или два, когда все уляжется и стихнет шумиха вокруг имени Шолла, наступит предсказанная Хонигом расправа. И всех четверых – Маквея, Нобла, Осборна, Реммера – сотрут в порошок. Друзья, сослуживцы, совершенно незнакомые люди выступят против них с обвинениями в коррупции, воровстве, сексуальных извращениях и прочих мерзостях. Их честные имена будут трепать бульварные листки, пока окончательно не смешают с грязью. В общем, размажут по стенке как миленьких.

Реммер резко, так что заскрипела резина покрышек, вырулил из гаража муниципалитета на Харденберг-штрассе. Серый полицейский «мерседес» последовал за ним. Через пять минут Реммер уже заезжал на стоянку напротив огромного, в двадцать два этажа, сверкающего стеклом и сталью здания «Европа-Центр».

– Auf Wiedersehen. Danke,[31] – передал он по рации.

– Auf bald.[32] – Серый «мерседес» исчез в потоке транспорта.

– Значит, вы полагаете, что мы в безопасности, – констатировал Нобл.

Реммер поставил машину.

– Уверен. – Реммер выбрался из машины, взял висевшей на дверце автомат и переложил в багажник. Закурив на ходу сигарету, он повел своих спутников к железной двери служебного входа, ведущего в коридор, по которому проходили электрические и сантехнические коммуникации к комплексу «Европа-Центр» на другой стороне улицы.

– А где сейчас Шолл? – Голос Маквея гулко звучал в стенах подземного коридора.

– В «Гранд-отеле Берлин». На Фридрих-штрассе, напротив Тиргартена. Джентльмену твоего возраста пешком туда путь не близкий, – ухмыльнулся Реммер и толкнул дверь в конце коридора. На ходу загасив окурок, он остановился около служебного лифта и нажал кнопку. Двери раздвинулись почти сразу, они вошли, и Реммер нажал кнопку шестого этажа. Только сейчас Осборн заметил на боку Реммера кобуру.

Глянув на бледные в тусклом свете лифта лица своих спутников, Осборн почувствовал себя среди них лишним и ненужным, вроде пятого игрока в бридж или шафера на свадьбе своей бывшей жены. Они ветераны полицейской службы, профессионалы, привыкшие к этому жестокому миру и умеющие в нем жить. Ордер на арест, лежавший в кармане Маквея, был выдан одним из самых видных судей страны, и в нем значилось имя человека, к которому без такой бумаги ближе чем на десять шагов и не подойти. Маквей взял его с собой в Берлин, чтобы он дал показания судье. Осборн это сделал, отыграл свою роль и больше никому не нужен. Как он мог поверить, что Маквей разрешит ему присутствовать при его разговоре с Шоллом? И вообще какое кому дело до личных счетов Осборна с Шоллом? Да никому! Осборн почувствовал, как к горлу его подступает комок.

– Что такое? – Маквей изучающе смотрел на него.

– Просто задумался, – спокойно ответил Осборн.

– Не увлекайтесь, – без улыбки заметил Маквей.

Лифт замедлил ход и остановился. Двери раздвинулись, и Реммер первым шагнул наружу. Осмотрелся и кивком пригласил выйти остальных.

Они шли по коридору, застеленному ковром. Отель «Палас», прочел Осборн на одном из рекламных проспектов, разложенных на столиках. Реммер остановился перед дверью номера 6132 и постучал.