Реммера направили в отдел расследований грабежей и убийств. Через два дня его инструктором и напарником назначили Маквея. За три недели Манни Реммер побывал на шести уголовных процессах, присутствовал при девяти вскрытиях, семи арестах и двадцати двух допросах. Он работал шесть дней в неделю по пятнадцать часов в день (из них семь – бесплатно), спал на диване в кабинете Маквея, а не в предоставленном ему номере отеля, на случай, если придется срочно выехать на место преступления.

За три недели практики они с Маквеем арестовали пятерых крупных торговцев наркотиками и сумели выследить, арестовать и добиться полного признания убийцы восьми молодых женщин. Этот тип все еще сидел в Сан-Квентине, все его апелляции были отклонены, и он ожидал исполнения смертного приговора.

– Страшно рад тебя видеть, Маквей, страшно рад! Был просто счастлив, когда узнал, что ты приедешь. – Реммер ловко вывел свой серебристый «мерседес» по вязкому лугу на проселочную дорогу. – Я собрал информацию о твоих друзьях из Интерпола, господах Классе и Хальдере. Это было не легко. Решил рассказать об этом при встрече, а не по телефону. При нем можно говорить? – Реммер покосился на Осборна, сидевшего на заднем сиденье рядом с Ноблом.

– Можно, – сказал Маквей, подмигнув Осборну. Сейчас уже не было нужды скрывать от него происходящее.

– Герр Хуго Класс родился в Мюнхене в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. После войны переехал с матерью в Нью-Мексико. Оттуда они перебрались в Бразилию. Жили в Рио-де-Жанейро, потом в Сан-Пауло.

Реммер лихо одолел дренажную канаву и нажал на газ, выехав на шоссе. Небо постепенно светлело.

– В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом он вернулся в Германию. Служил в Германских военно-воздушных войсках, потом его взяли в западногерманскую разведку. Класс стал лучшим специалистом по отпечаткам пальцев. И…

Нобл наклонился вперед:

– …начал работать в Интерполе. Такие же сведения мы получили из MI-6.

– Отлично, – усмехнулся Реммер. – А теперь выкладывайте остальное.

– Это все, чем мы располагаем.

– Никакой дополнительной информации? Сведений о его семье, например?

Нобл выпрямился.

– Сожалею, но это все, что у нас есть, – сухо произнес он.

– Не испытывай наше терпение, выкладывай, – сказал Маквей. Солнце уже поднялось над горизонтом, и он достал темные очки.

Осборн заметил позади серый «мерседес», в точности повторявший все маневры Реммера, а потом ловко обогнавший их и занявший место впереди. Теперь Реммер шел прямо за ним. Через некоторое время Осборн увидел еще одну машину, пристроившуюся сзади, тоже довольно близко, так что можно было рассмотреть лица сидевших в ней людей. Только теперь Осборн обратил внимание на автомат, висевший на дверце под локтем у Реммера. «Мерседесы» впереди и позади наверняка были из федеральной полиции. Лейтенант Реммер не хотел рисковать.

– Класс – не настоящая фамилия вашего приятеля. Фамилия его отца была Хаусманн. Эрик Хаусманн имел идентификационный номер 337795 в частях СС. Был он и в СД – тайной полиции нацистов.

Реммер свернул к югу на федеральную магистраль Фернверкер-штрассе. Все три машины прибавили скорость.

– За два месяца до окончания войны герр Эрик Хаусманн исчез. Пропал без вести. Фрау Берта Хаусманн опять взяла свою девичью фамилию – Класс. Фрау Класс не располагала значительными средствами, когда в тысяча девятьсот сорок шестом году уехала с сыном в Нью-Мексико. Однако поселилась на вилле, держала повара и горничную и взяла их с собой, когда перебралась в Бразилию.

– Думаешь, ее поддерживали скрывшиеся нацистские преступники? – спросил Маквей.

– Не исключено, но кто докажет?.. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году она погибла в автокатастрофе под Рио. Могу добавить, что Эрик Хаусманн много раз навещал ее и сына, когда они поселились в Бразилии.

– А говорите, старик исчез? – Нобл снова наклонился вперед.

– И направился прямо в Южную Америку. Вместе с отцом и старшим братом герра Хальдера, второго вашего дружка из Интерпола, который работает в Вене. Того самого Хальдера, который помог Классу так ловко воссоздать отпечатки Альберта Мерримэна с осколков разбитого стекла в квартире убитого им частного детектива Жана Пакара.

Реммер взял с приборной панели пачку сигарет, вытряхнул одну и закурил.

– Настоящее имя Хальдера – Отто, – продолжал он. – Его отец и старший брат тоже состояли в СС и СД, как и отец Класса. Хальдер и Класс ровесники, им по пятьдесят пять. Их детство прошло не просто в нацистской Германии, а в самом логове фанатиков. А учились они уже в Южной Америке на деньги нацистских преступников.

Нобл посмотрел на Маквея:

– Вы считаете, что мы имеем дело с заговором неонацистов?

– Интересная мысль, но смотрите сами. Мерримэн был убит агентом Штази на следующий день после того, как всплыл на поверхность, и почти что на глазах у полиции. Охота продолжилась – убили подружку Мерримэна, расправились со всей его семьей в Марселе. Стреляли в Лебрюна, убили его брата – лишь только Лебрюн заинтересовался деятельностью Класса в Лионе и тем, как тот сумел получить дело Мерримэна из Нью-Йорка, воспользовавшись старыми кодами, о которых большинство сотрудников понятия не имеют. Взорвали поезд, в котором находились мы с Осборном. Застрелили Бенни Гроссмана, прямо в его собственном доме, в Квинсе, после того, как он продиктовал Ноблу по телефону сведения о людях, убитых по приказу Шолла тридцать лет назад. А теперь соберите все факты вместе. Похоже на широкомасштабную операцию организации ранга КГБ, не так ли? – Маквей повернулся к Реммеру. – А ты что думаешь, Манни? По-твоему, от Класса и Хальдера ниточка тянется к неонацистам?

– А что такое, по-вашему, неонацисты? – с неожиданной горячностью заговорил Реммер. – Безмозглые бритоголовые, чертовы задницы, с воплями «Хайль Зиг»,[29] устраивающие погромы в лагерях иммигрантов? – Реммер сердито окинул взглядом всех троих по очереди. Видно было, что его задело за живое. – Мерримэн, Лебрюн, поезд Париж – Мо, Бенни Гроссман… Когда я позвонил Бенни Гроссману в Нью-Йорк и спросил, где лучше остановиться с детьми, он сказал: «У меня!» Вы говорите – КГБ, а я думаю, что это нацисты. Только нет никаких неонацистов, есть просто нацисты. Это продолжение того же безумия, которое уничтожило шесть миллионов евреев и покрыло развалинами всю Европу! Неонацисты – это дерьмо собачье. Сегодня они – ничто. Но под ними – подполье, где затаился вирус заразы, скрывающейся под угодливыми физиономиями банковских клерков, официантов, продавцов. Это семя, только ожидающее подходящего часа и подходящих обстоятельств, чтобы взойти! Если бы вы потолкались с мое на немецких улицах, в пивнушках, вы бы тоже это почувствовали. Все помалкивают, но зараза носится в воздухе. – Реммер покосился на Маквея, потом загасил окурок в пепельнице и уставился на дорогу.

– Манни, – тихо произнес Маквей, – я понимаю твою боль. Ты несешь свою, личную долю ответственности за вину и позор, доставшиеся тебе по наследству от другого поколения. То, что произошло несколько десятков лет назад, не твоя вина, но ты ее ощущаешь как свою, и она заставляет тебя мучиться. Не спорю, может, так и надо… Но, Манни, эмоции – не факты.

– Другими словами, ты спрашиваешь, есть ли у меня прямые доказательства. Отвечаю: нет.

– А как насчет федеральной полиции или федеральных органов безопасности… Или как она там у вас называется?

– Ответ тот же. Нет. По крайней мере, никаких доказательств ни у меня, ни у моего начальства нет, хотя тема эта все время обсуждается в отделах. Полиция постоянно начеку.

Маквей изучающе посмотрел на небо.

– Но ты уверен… что зараза носится в воздухе?

Реммер поколебался и кивнул.

– Об этом не говорят вслух. Вы не услышите слова «нацист», даже если они вернутся. А они вернутся года через два-три, от силы – пять, власть будет у них в руках!