— Отправляйте, — ответил Анри и, отпустив оставшихся пехотинцев, поинтересовался у дона Себастьяна, что он думает о новом коррехидоре.

— Я не удостоился чести беседовать с сеньором Диего, а судить о нём лишь по обмену любезностями во время знакомства не берусь, — пожал плечами аристократ. — Однако, судя по вашему вопросу, позволю себе предположить, что у вас коррехидор симпатии не вызвал.

— Вы правы, Себастьян. Первое моё впечатление не в пользу сеньора коррехидора, — задумчиво покачал головой Анри. — Как правы и в том, что нескольких фраз, которыми мы с ним обменялись, недостаточно для окончательного мнения. А что вы можете сказать о значимости его рода? Меня удивила его самоуверенность при разговоре с графом.

Дон Себастьян задумался.

— Я покинул Мадрид более двух лет назад и понятия не имею, кто сейчас обласкан при дворе, да и ранее я этим не очень интересовался. Но семейства Карденас-и-Гусман не только значимы и богаты, но и весьма многочислены. К тому же, насколько я помню «Нобилиарий[148]», среди Карденасов был дон Диего Сапата де Карденас, маркиз де Санта-Флоро, который, насколько мне известно, был в начале сороковых годов генерал-капитаном Юкатана.

— Я думал, вы не интересовались историей колоний, — вспомнив, как при одном из разговоров Себастьян возмутился тем, что от него ожидают знания законов для Индий, подивился Анри.

— Вы объединили два понятия, — назидательно начал аристократ. — Меня не интересовала жизнь в колониях, но, как дворянин, я обязан знать историю своей страны и своего рода, что почти одно и то же. А как человек, готовившийся принять послушание, я изучал и деяния Церкви. Приобщение дикарей Новой Испании к истинной вере стоит не на последнем месте среди заслуг служителей божьих. Как-то я натолкнулся на записки падре Амбросио де Фигероа, в которых он рассказывал о своих попытках облагоразумить майя, восставших против жадности и жестокости маркиза.

— В таком случае нам остаётся надеяться, что сеньор Диего, принимая должность коррехидора Северного Гондураса, ознакомился с ошибками своего родственника и поучился благоразумию церкви, стремящейся решать конфликты мирным путём.

— Затрудняюсь сказать, насколько близки родственные связи между маркизом де Санта-Флоро и нашим новым коррехидором, но точно знаю, что усилия падре Амбросио оказались тщетны. Кстати, разбирая причины своей неудачи, он упоминал труд падре Диего Лопеса де Когольюдо, в котором тот упоминает восстание алькальдов Юкатана против дона Диего, предшествовавшее мятежу майя и вызванное теми же причинами, что побудили индейцев сжечь свои деревни и уйти в джунгли. По его мнению, если бы Мадрид тогда принял более жёсткие меры, чем небольшой штраф и порицание, то бунта майя бы не было.

— Похоже, в Совете Индий родственные связи имеют большее значение, чем справедливость и благополучие Испании, — с нескрываемой грустью сказал Анри, думая о том, каких бед может натворить сеньор Диего, если пойдёт по стопам дона Диего.

— Это беда не только этого совета, она присуща всем администрациям. Неужели вы думаете, друг мой, что у нашего губернатора при распределении асьенд и энкомьенд будет привилегирован достойный житель Белиза, если против него окажется, скажем, зять сеньора Альвареса? — дон Себастьян многозначительно посмотрел на Анри.

— Оставим эту стезю бесплодных рассуждений, капитан, — отмахнулся тот, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. На миг лицо друга затмил облик контессы Исабель, прекрасные глаза которой были наполнены мольбой и печалью. Затем его сменил многозначительно усмехнувшийся губернатор. «Нет! — мысленно крикнул Анри, отгоняя наваждение. — Я желал любви, а не выгоды. Это Господь испытывает меня, проверяя мою искренность и чистоту намерений. Будь брак с сеньоритой Исабель волей божьей, он бы изъявил её, пробудив в моей душе чувства к контессе. Я не поддамся на искушения, Господи! Я буду твёрд, чего бы мне это ни стоило!».

Дон Себастьян, задетый реакцией Анри на его слова, внимательно наблюдал за лицом друга. Он пытался по эмоциям разгадать ход его мыслей, но единственное, что смог увидеть на исполненном решимости лице адмирала — тот принял важное для себя решение.

— Идёмте, капитан. Я желаю проститься с людьми, погибшими за город, в котором их некому оплакивать, — спокойно, словно в его сердце долгое время царил полный штиль, произнёс Анри и, не дожидаясь привычного: «Да, адмирал», — направился к улице, ведущей на окраину города, где располагалась его торговая контора.

Солнце уже коснулось заострённых верхушек частокола, когда Анри и Себастьян вступили на территорию главного склада. В воротах им пришлось пропустить доверху нагруженную большую запряжённую волами телегу, сопровождаемую двумя пехотинцами в чёрно-синих колетах.

По двору бегал, держась руками за голову и громко причитая, управляющий. Увидев дуэнё, он бросился к нему с криком:

— Сеньор капитан, пощадите!

— Что случилось, сеньор Хакоб? — озаботился Анри, ещё никогда не видевший своего управляющего в таком отчаянии.

— Два ваших капитана оставили меня без еды! Они прислали сюда солдат и вывезли на телегах почти всю провизию! Мне уже завтра нечем будет кормить батраков, а это при условии, что я сегодня не дам пленным ничего, кроме воды! — то вздымая руки, то хватаясь за голову, причитал старик.

— Не разочаровывайте меня, сеньор Хакоб, — в голосе торговца так явственно прозвенели железные нотки, что управляющий вдруг умолк. В наступившей тишине Анри продолжил холодным тоном:

— Не заставляйте меня думать, что вам пора на покой, а мне — искать нового управляющего.

— Но, сеньор капитан, я делал всё, что мог — я бился за каждый бочонок солонины, как за честь своей дочери! — дрожащим голосом возразил марран. — Ещё утром, до того, как начали доставлять пленных, я отправил людей на все ближайшие асьенды обговорить поставки продовольствия. Они уже вернулись и принесли неутешительные известия — асьенда Эль Гран Эстанке оказалась сожжённой пиратами во время вчерашнего нападения, а на остальных уже успели узнать, что их осталось не так много и взвинтили цены на такие выси, что эти пленные англичане, если вы не прикажете передать их заботам губернатора и кабильдо, будут вам стоить дороже, чем негры!

— Сомневаюсь, что город будет кормить их достаточно хорошо, пока многие не сгинут, разбирая завалы крепостной стены, — уже не так строго сказал Анри. — Кроме того, эти люди у меня уже есть, в отличие от негров. К тому же надежда на освобождение заставит их работать не хуже. Потому позаботьтесь о том, чтобы они не умирали от голода и сообщите сеньору Раулю что есть пленные для расширения каменоломни. Пусть он подсчитает, сколько ему нужно людей для удвоения добычи камня, и подготовится к их принятию. Если для сопровождения пленных на каменоломню вам понадобится больше солдат — обратитесь к идальго Фернандесу. И не волнуйтесь так, мой дорогой сеньор Хакоб — всё, что мы сейчас на них потратим, они нам отработают, — Анри примирительно похлопал управляющего по плечу. — Не раздумывая берите продовольствие за те деньги, которые просят сейчас, пока асьендеро не потребовали ещё больше. Куда вы отправляли людей?

— На Эль Кампо де Каоба и к сеньору Адриану Пас Лара, который, как мне сказали, оказался в городе, — с готовностью ответил сеньор Хакоб.

Услышав имя владельца Белла Висты, Анри нахмурился.

— Пошлите телеги на Эль Кампо де Каоба, что же касается сеньора Адриана, то я завтра отправлю фрегаты на его асьенду и в Виста Дель Мар с приказом набить трюмы провизией. На Белла Висту я пошлю хеера Йоханнеса — он умеет уговаривать несговорчивых, так что через пару дней вы сможете увеличить рацион пленным. Главное, не забудьте ещё сегодня приготовить для них достаточное количество серебра.

Сеньор Хакоб сокрушённо покачал седой головой, но выражение безмерной печали уже покинуло его длинное худое лицо.

— А как прикажете поступать с английскими офицерами? — деловито спросил он.