Но в тот момент, когда он готов был перешагнуть через порог, ему показалось, что какая-то темная тень скользнула в кусты. Он тотчас отступил назад и, выждав некоторое время, напряженно присматривался. Прошло десять минут. Ничто нигде не шелохнулось; тогда он тихонько пробрался в ближайшие кусты и по ним, обходом, выбрался к озеру много дальше того места, где все еще пировала вблизи дома чернокожая толпа. Теперь он пустился бежать со всех ног к тому месту, где оставил утром «Лебедя». Он рассчитывал застать своих людей наготове, так как знаком, сделанным им негру, извещал, что вернется на судно через несколько часов после заката. Менее чем в 50 саженях позади него две черные тени неслись, как на крыльях ветра, едва касаясь ногами земли, словно призраки. То были Виллиго и Коанук, который сегодня более, чем когда-либо, оправдывал свое прозвище Сына Ночи.
Сухощавый и мускулистый, Джонатан Спайерс был чрезвычайно проворен, и нагнать его было тем труднее для Виллиго и Коанука, что те должны были остерегаться быть замеченными. Кроме того, ночью они не могли так твердо рассчитывать на меткость своих бумерангов.
В Красном Капитане Виллиго чувствовал незаурядного противника, и захватить его врасплох было не так-то просто. Правда, им казалось, что он был безоружен, но тем не менее обоих нагарнуков томило какое-то мрачное предчувствие и невольное уважение к личности этого человека, построившего такое удивительное судно, как то, которым они завладели сегодня утром.
Удивительно, что и Джонатан Спайерс чувствовал какую-то страшную тревогу. «Что, если я не захвачу на месте „Лебедя“?» — спрашивал он себя, и холодный пот выступал у него на лбу. Но разве подобная мысль не была безумием? Кто мог узнать секрет управления этим судном? Разве он не был уверен в своих людях, как в самом себе? Пусть так! Но все же он был неосторожен, оставив верхний люк «Лебедя» открытым, благодаря чему можно было отодвинуть медную планку, скрывавшую хрустальные кнопки, чего при иных условиях невозможно было бы сделать. И капитан внутренне дал себе слово никогда больше этого не делать.
Еще несколько минут, и он уже на месте; вот и большая поляна, представлявшая собой продолжение того леса, который начинается у того самого места, где схоронен «Лебедь». Еще минута, и он уже на отмели; он подает условный знак, но ответа нет.
Дрожащей рукой он раздвигает прибрежные кусты, мешающие ему видеть эту часть озера, и жадно впивается глазами в его хрустальную поверхность, но «Лебедь» исчез. Нигде, куда ни кинешь взгляд, на всем громадном водяном пространстве ни малейшего признака исчезнувшего судна. Между тем на озере, залитом луной, светло, как днем!
Горло у него пересохло; он пытается крикнуть, но что-то сдавило ему горло, и, не успей он вовремя ухватиться за ствол корявой ивы, он упал бы в воду.
— Уж не с ума ли я схожу! — пролепетал он вне себя от страха. — Нет, я, вероятно, ошибся: это невозможно… «Лебедь» стоит на якоре несколько выше! — Он делает еще несколько шагов вперед, опять смотрит. Нет, он не ошибся: это то самое место, где он поутру оставил свой корабль!
Одну минуту его отчаяние было столь велико, что машинально блуждавшие по револьверу пальцы его руки внушили ему мысль покончить с собой. Но в тот же момент в нем вспыхнула такая жажда мщения, что он вновь захотел жить, хотя бы только ради этого. Теперь его мучило уже не столько самое исчезновение «Лебедя», сколько та тайна, которая окружала все происшедшее. Один момент у него мелькнула мысль, уж не завладел ли Иванович одним из его рукописных мемуаров, относящихся к управлению «Римэмбером», и не воспользовался ли он почерпнутыми из него сведениями, чтобы, соответственно маневрируя «Римэмбером», захватить «Лебедя», но ему тотчас стало невероятно это предположение. Разве бы его верный Дэвис и весь преданный ему экипаж допустили бы что-либо подобное?! Кого же в таком случае обвинять?! Весь персонал Франс-Стэшена был все время там налицо; на туземцев подозрение ни на одну секунду не пало: до того это казалось немыслимым.
И, не зная виновника, капитан поклялся отомстить ему хуже, чем мстили сегодня утром своим пленникам нагарнукские женщины за своих сыновей. Если ему не удастся найти «Лебедя», то ведь все его десять лет каторжного труда пропали тогда даром! А что станется с его несчастными друзьями там, в «Римэмбере», на дне озера? Как может он добраться до них на глубину свыше 100 сажен?! Для этого необходимо вернуться в Сан-Франциско и приказать построить специальный аппарат, так как обычного подводного колокола в данном случае было бы недостаточно. Но на это потребовался бы год, а как знать, что за это время могло произойти на «Римэмбере»! Нарушение дисциплины могло породить ужасные вещи… Может ли Дэвис удержать механиков от какой-нибудь безумной попытки с целью вырваться из этой подводной тюрьмы! Малейший пустяк мог приостановить нормальное и беспрепятственное выделение электричества из аккумуляторов, и тогда машина, продолжающая вырабатывать электричество, настолько насытит им все аппараты, что «Римэмбер» разорвет, как паровой котел без предохранительных клапанов.
Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в голове капитана, и он решил дождаться дня, чтобы предпринять дознание, так как не могли же бесследно исчезнуть судно и три человека. Оставалось еще одно предположение
— что «Лебедь» унесло одним из подводных течений, и так как экипаж не мог ничем воспротивиться этому, то оно и пошло ко дну вместе с ним. Эта страшная мысль почти утешила его!
Теперь он удалился на несколько шагов от берега, чтобы при свете ослепительно яркой луны посмотреть, нет ли каких следов, оставшихся от пропавшего судна, как вдруг ему показалось, что вдали, шагах в пятидесяти от него, мелькнула какая-то темная тень! То же самое впечатление было у него и тогда, когда он выходил из дома Франс-Стэшена, и это заставило его призадуматься.
На этот раз он решил убедиться, ошибался он или нет. С этою целью он вышел на дорогу и, постояв с минуту как бы в нерешительности, затем вдруг бросился в сторону, обратную той, с какой пришел, а спустя несколько минут, воспользовавшись поворотом дороги, одним прыжком очутился в кустах, где и притаился, держа наготове револьвер. Вскоре двое австралийцев, очевидно преследовавших его, показались на дороге. Они миновали его, но, пробежав шагов тридцать или сорок, остановились, почуяв своим инстинктом дикарей, что сбились со следа. Красный Капитан видел, как они, жестикулируя о чем-то, затем расстались и принялись исследовать кусты по обе стороны дороги.
Спайерс все это видел, не будучи труслив; он все еще хотел сомневаться в намерениях туземцев и ничего не предпринимал против них. Но, не желая, чтобы они напали на него в кустах, сам решительно выскочил на дорогу и встал в полосе лунного света прямо лицом к ним.
При виде его оба австралийца радостно вскрикнули от удивления и, точно сговорившись, отскочили назад и пустили свои бумеранги с уверенностью людей, никогда не промахивавшихся. Но капитан предвидел их движение и как раз вовремя бросился на землю пластом, и бумеранги обоих дикарей просвистали над его головой. Опоздай он на две секунды — и страшное оружие раскроило бы ему череп.
Австралийцы же были так уверены в меткости своего удара, что внезапное падение на землю капитана объяснили делом рук своих и с криком торжества устремились к нему, чтобы снять скальп. Но радость их была непродолжительна; капитан дал им приблизиться на половину расстояния и прежде, чем нагарнуки успели прийти в себя от изумления, вскочил и, наведя на них револьвер, спустил курок. Виллиго упал, как сноп, без стона, без крика. Коанук кинулся к нему, вероятно желая поднять его на плечи и скрыться вместе с ним в буше, но едва он склонился к вождю, как раздался еще выстрел — и молодой воин пал мертвым подле своего друга.
— Ага, друзья мои, чтобы справиться с Красным Капитаном, нужно побольше двух человек! — воскликнул Джонатан Спайерс. — Теперь-то я знаю хоть первое слово загадки!
