— А Инга? — пискнула она в ответ, на что Павел приподнял её со стула и повернул в сторону двери. Чутью своего босса он доверял безоговорочно. Когда за Татьяной закрылась дверь, он облокотился на неё спиной и молча смотрел на Прозорова, что угрюмо рассматривал вошедшую женщину.

— Где вы были? Почему вас надо искать, чтобы пригласить в кабинет директора?

Женщина подняла голову, как-то затравленно посмотрела в лицо внешне спокойному Никите и опять опустила глаза:

— Я с мужем разговаривала, простите, — последнее слово она практически прошептала.

— А ваш семейный разговор вписывается в рабочий график?

— Нет, простите. — Горелова мелко задрожала, сильно сцепила пальцы рук, не поднимая головы.

— Почему вы не соблюдаете дресс-код и не носите опознавательные знаки нашей компании?

Вошедшая женщина с тоской посмотрела на Прозорова и молча опустила голову. Никита притянул к себе лист бумаги, написал несколько слов и поманил Павла. Тот прочёл написанное, удивлённо вздёрнул брови, но увидев уверенное лицо генерального, кивнул и вышел из кабинета. Никита встал и медленно подошёл к стоящей женщине. Он остановился рядом, чувствуя, как она напряглась и сжалась, и вдруг глубоко вдохнул. И замер. Она пахла розовой новогодней свечой. Когда-то давно такая была у него дома, её дивный аромат до сих пор будоражил и будил давние воспоминания. А девочка, что стояла перед ним, — именно девочка, язык не поворачивался назвать её женщиной, — сама была как хрупкая свеча, что может вспыхнуть и сгореть. Он успел увидеть её глаза: голубые, с какими-то разводами по краям чёрного зрачка. Такие глаза не умеют лгать, но их хозяйка пыталась если не солгать, то что-то скрыть. Никита прищурился и вдруг резко схватил её за руку, отодвигая вверх рукав лёгкой водолазки. Он услышал вскрик и уставился на уже пожелтевший синяк, после чего, уже не скрывая своих намерений, Прозоров потянул воротник, прикрывающий тонкую шею, и понял, что сейчас может сорваться. На нежной белой коже виднелись сине-зелёные пятна, будто шею сжимали сильными пальцами.

— И много у вас такого богатства? — Девушка упорно молчала, поднимая плечи, стараясь скрыть шею под материей. — Да, я не представился.

— Я знаю, кто вы, простите.

— А вы?

— Что я? — Она вскинула голову и замерла, глядя в серые глаза. — Я… Моё имя Инга. Инга… Горелова. А вы Никита Юрьевич Прозоров, хозяин «Маристранс».

Никита хмыкнул и вытянул руку в приглашающем жесте, предлагая Инге сесть к столу.

— Вы заблуждаетесь, Инга… Не знаю вашего отчества.

Она замотала головой и тихо проговорила:

— Не надо, просто Инга.

— Я не хозяин, Инга, я генеральный директор. И у меня к вам есть разговор. Ваш муж уже уехал? — Она кивнула и аккуратно села на краешек стула. — А зачем он приезжал?

Инга опять молча уставилась на Прозорова, пытаясь прочесть что-то на его лице, но видела только спокойную улыбку.

— Он сегодня работал ночью, и я попросила нашу соседку присмотреть утром за Эри.

— Эри. Это ваш сын?

— Нет, Эрика моя дочь.

Инга слабо улыбнулась, но тут же опять повела плечами, натягивая рукава до кистей. Никита сильнее сжал кулаки и опять улыбнулся:

— А где ваш муж работает?

Горелова удивлённо посмотрела на него и быстро ответила:

— Он охранник в баре «Гусеница». Когда мы только поженились, он работал водителем… — она запнулась, испуганно глянула на Никиту и замолчала.

Никита нахмурился. Они оба работали на компанию, только в разных местах. Охранников подбирал Павел, помнится, даже рассказывал ему о них. Надо поднимать личные дела.

— А кем он работал до этого?

— Он служил в полиции, но ушёл из органов… по семейным обстоятельствам. Никита Юрьевич, простите, вы подозреваете его в чём-то? — она задала вопрос и сжалась.

Никита отрицательно качнул головой и бросил:

— Нет, не подозреваю. Но, поверьте, большого восторга от того, что мужчина, избивающий свою жену, работает в моей компании, не испытываю. — Он замолчал и повернул голову в сторону вибрирующего телефона, прочёл полученное сообщение и поднял глаза на женщину. — А теперь идите, Инга, идите работайте.

Она внимательно посмотрела на него и стремительно поднялась со стула, пробормотала что-то похожее на очередное «простите» и выбежала вон.

Павел вошёл в кабинет и коротко бросил:

— Всё сделал, Никита Юрьевич, только вот… Ты же понимаешь, что это противозаконно?

— Разумеется. А ко всему этому ещё выясни, по какой такой «семейной» причине муженёк этой Гореловой из органов ушёл. И где он до «Гусеницы» работал. А если выяснится, что он лжёт, а я чую, что это так, проследи. С кем, где и когда встречается. И почему именно сегодня на базу заявился, понятно, Паш? И ещё… Хотя не надо, я сам попробую. Что-то в прошлом этой Инги есть, скрывает она что-то…

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю, чую я, Паша. Она говорит, говорит, потом пугается и замолкает, будто боится проговориться о чём-то. Я её спросил о ребёнке, а она ответила «Эрика моя дочь», понимаешь — моя! Не наша, а моя. Ну и эти синяки по всему телу.

— Какие синяки? Ты о чём?

— О том, что она насилию подвергается, но молчит об этом. В разговоре она сказала, что Горелов до бара водилой где-то трудился. Паш, копай, вот тебе крест — нечисто тут что-то.

— А знаешь, ты, возможно, прав, Никита Юрьевич! Был за ним один косяк, он одному козлу позволил к девчонкам в раздевалку зайти, хорошо я мимо шёл, услыхал. А то имели бы неприятности. Помню, он ещё что-то сказал, типа ничего бы с ней не случилось.

Прозоров внимательно выслушал начбеза и задумчиво кивнул, тяжело поднялся и пошёл к двери. Затем повернулся и тихо сказал:

— Мне копию записей скинешь, Паша. Я домой, ты в гараж зайди. Понимаю, что никто за товаром не придёт, но там парни Рудакова остались. Всё, давай, до завтра.

Он вышел в коридор и медленно пошёл по замершему офисному коридору. Сегодня никто не смеялся, не носился по кабинетам, все сидели тихо по отделам, перешёптывались, боясь показаться на глаза руководству. Никита уже выходил из здания, когда услышал тихие голоса.

— Ты не должна их бояться, — шептала Таня. — Они обещали помочь, понимаешь? Да наши мужики всем мужикам мужики! Они знаешь какой порядок в городе навели несколько лет назад — никто пикнуть не смел!

— Я знаю, Таня, — устало отвечала ей невидимая Инга, — мы же тогда здесь жили. Только боюсь, что мне помочь они не смогут. Запуталась я, сама иногда не помню, где я, а где другая. А если Эрика пострадает? Я себе этого никогда не прощу. Так что пусть всё остаётся как есть. Не было бы хуже.

Где-то заскрипела дверь, раздались дробные шаги, и наступила тишина. Что же ты скрываешь, Инга Горелова? О чём молчишь? В чём запуталась? И кто такая «другая» Инга?

Никита вышел во двор, повернул к машине, но вспомнил о выпитой водке. Он с тоской посмотрел в серое низкое небо, что затянулось тучами, и вдруг будто наяву увидел Марту. Которая улыбнулась ему и тихо прошептала «Будь осторожен», он хотел ответить, но сильный порыв ветра поднял пыль, заставляя прикрыть глаза. Когда минутное безумие утихло, он с удивлением увидел машину компании, что плавно остановилась рядом.

— Никита Юрьевич, — водитель Никифорова перегнулся и открыл дверь, — Павел Сергеевич распорядился вас домой отвезти, а машину позже Григорий пригонит.

Прозоров ещё раз глянул в небо и сел в прогретый салон автомобиля. Домой. Надо поднять данные трёхлетней давности, что хранились в отдельных папках и файлах, ещё раз всё просмотреть. Может, удастся что-то найти, что-то вспомнить. Что-то, что поможет…

Инга стояла у окна и сквозь слёзы смотрела на капли дождя, стекающие по стеклу. Он не трогал её почти месяц, но вчера пришёл домой явно навеселе и опять ударил. Сегодня она осталась одна, муж ушёл в ночную смену, Инга уложила дочь и теперь стояла в темноте и потерянно смотрела на холодный осенний дождь.