Покончив с осмотром трупа, мы приступили прежде всего к опросу Шнейферова.

— Прежде всего скажите, все ли ваши веши целы?

— Нет, господа… Меня ограбили.

— Что из ваших вешей пропало?

— Во-первых — пальто, сюртук, бритвы, потом ордена Станислава и Анны 3-й степени и двести рублей наличными деньгами.

— Где находились эти веши?

— Пальто и сюртук — в спальне, там же и бритвы, а ордена и деньги — в верхнем ящике комода.

Действительно, верхний ящик комода был взломан и все вещи, находившиеся там, перерыты.

— Что вы знаете о покойной? — спросил следователь.

— Служила она у меня около году, я был очень ею доволен. Тихая, скромная, непьющая, старательная, Настасья производила отличное впечатление…

— Скажите, г. Шнейферов, убитая была — девица?

— По паспорту так значилось, а что там дальше — не знаю-с! — отрезал злополучный титулярный советник.

В эту минуту меня отозвал в сторону мой помощник Виноградов.

— А ведь мы, ваше превосходительство, убитую-то отлично знаем, — начал он тихо.

— Как так? — удивился я.

— Очень просто. Я вспомнил, что убитая Настасья Ильина Сергеева судилась дважды за кражу и была, между прочим, замешана в последний раз в деле об офаблении Квашнина-Самарина. Помните это дело? Тогда еще виновником оказался сын титулярного советника и лишенный прав Николай Митрофанов.

— Да-да, помню.

И оказалось, что этот Митрофанов находился в любовной связи с Настасьей Сергеевой.

— Голубчик, да ведь это — ценнейшие указания! — воскликнул я, обрадованный.

Подойдя к прокурору и следователю, я сказал:

— Думаю, господа, что скоро представлю вам убийцу.

— Как? Вы уж успели, через два часа после обнаружения преступления, напасть на след злодея?

Я улыбнулся.

— Скажите, г. Шнейферов, — начал я, — бывал ли кто-нибудь у убитой?

— Никого. Только за два дня до этого убийства, возвратясь со службы, я увидел у ней на кухне какого-то молодого, прилично одетого человека. На мой вопрос: кто это, она ответила, что это — ее брат.

— Отлично. Ну, а вы бы узнали по фотографической карточке этого неизвестного молодого человека?

— Наверное. Я пристально в него вгляделся, ибо, признаюсь, меня удивило его появление у убитой.

— Есть у нас, в нашем альбоме, портрет Митрофанова? — спросил я тихо Виноградова.

— Конечно.

— Так вот что, голубчик, поезжайте и сейчас же привезите его карточку.

Пока мы производили опросы и осмотры, Виноградов уже вернулся с карточкой Митрофанова.

— Ну-с, г. Шнейферов, — обратился я к нему, — взгляните на эту карточку внимательно и скажите, не этого ли человека видели вы третьего дня у убитой Насти?

Шнейферов впился глазами в карточку и почти сейчас же воскликнул:

— Да, да… Это — он, тот человек… брат.

— Увы, г. Шнеферов, не брат, а любовник, и ваша «девица по паспорту», горемычная Настасья — воровка и соучастница многих темных дел.

Бедный титулярный советник побледнел, как полотно, и с дрожью в голосе пробормотал:

— Вот-с, не ожидал… И подумать только, что они и меня убить, как барана, могли. Я ведь один…

И, истово перекрестившись, Шнейферов добавил:

— Благодарю тебя, Боже, что спас меня от руки злодеев.

Начались энергичные розыски Митрофанова.

Это был ловкий, смелый преступник, лишенный прав. Несмотря на молодость, бывший «сын титулярного советника» прошел блестящую и разнообразную воровскую школу.

Откомандированный моим помощником Винофадовым для розыска Митрофанова агент Жеребцов донес, что ему удалось напасть на след преступника.

— Каким образом?

— От некоторых лиц, знавших Митрофанова, мне удалось выведать, что у Митрофанова есть любовница, крестьянка Ксения Петровна Михайлова, которая посещает сестру свою Устинью Михайлову.

— Вы узнали, где проживает любовница Митрофанова?

— Нет, этого пока мне не удалось, но зато я узнал местожительство сестры ее Устиньи. Она живет по Малой Итальянской улице в доме N 63.

— Отлично. Это очень важно.

Когда Виноградов сообщил мне это, я призвал к себе Жеребцова.

— Вы сделайте вот что: отправляйтесь немедленно к этой Устинье и узнайте от нее адрес сестры ее Ксении. Самую Устинью пока не арестовывайте, но распорядитесь о том, чтобы над нею был учинен строгий негласный надзор. Арестовывать ее не надо потому, что важно проследить, кто будет к ней являться. Результат вашего визита к Устинье сообщите мне немедленно.

Было около двух часов дня, когда Жеребцов вместе с другим агентом сыскной полиции Проскурилом и с околоточным местного участка подошли к дому N 63 по Малой Итальянской улице.

Это был большой каменный дом, несколько мрачного вида, с множеством подъездов и большими воротами во дворе.

Жеребцов позвонил к дворнику.

Околоточный надзиратель и другой агент спрятались за выступом подъезда.

Через минуту появился дворник.

— Чего вам? — флегматично обратился он к Жеребцову, не подозревая, конечно, в нем агента.

— Скажи, любезный, живет у вас в доме Устинья Михайлова?

— Живет. В квартире N 16, у господ Ивановых, в кухарках.

— А где эта квартира?

— Да вот, во дворе, прямо. Во втором этаже.

Только что Жеребцов повернулся к тротуару, чтобы предупредить другого агента и околоточного о том, что он сейчас отправится к Устинье Михайловой, как увидел, что к воротам дома, где он стоял, подъехала извозчичья пролетка. В ней сидели мужчина и женшина.

Машинально взглянув на них, Жеребцов вдруг вздрогнул и остановился, пораженный.

Что это? Видение?

Ведь этот слезавший с пролетки мужчина — не кто иной, как Митрофанов!

В груди Жеребцова забушевала буря радости.

Жеребцов, делая вид, что читает объявление, привешенное к воротам дома, искоса, одним глазом стал следить за приехавшей парочкой.

Сунув в руку извозчика какую-то мелочь, Митрофанов вошел во двор первым. За ним последовала его спутница, молодая, красивая женщина, одетая прилично, с шелковым белым платком на голове.

Через минуту они скрылись в подъезде.

— Стой здесь на месте. Не делай ни шагу! Я — чиновник сыскной полиции! — приказал дворнику Жеребцов.

Тот вытянул руки по швам.

— Ну, господа, — сказал Жеребцов, подходя к Проскурину и оклоточному, — случилось нечто весьма примечательное: сейчас сюда приехал со своей любовницей Митрофанов.

— Да неужели? — воскликнули они оба.

— Да. Судьба нам улыбнулась. Мы сейчас сцапаем этого молодчика.

Жеребцов с лихорадочной поспешностью начал отдавать приказания.

— Этот дом не проходной? — обратился он к дворнику.

— Никак нет-с!

— Стало быть, только один вход и выход?

— Так точно!

— Ну так слушай: ты видел сейчас человека, приехавшего с женщиной на извозчике?

— Видел-с.

— Так вот, ты встанешь у подъезда, в который они вошли, и лишь только он появится, немедленно бросайся на него и сгребай его в охапку. На помошь тебе подоспеет городовой, околоточный — словом, все мы, которые будем находиться у ворот. Дожидай моего свистка: как только свистну, бросайся на этого человека.

— Слушаюсь, — браво ответил дворник.

Затем, поставив у ворот городового, околоточного и агента Проскурило, Жеребцов сам перешел на другую сторону улицы, как раз против ворот этого дома, и занял такую удобную «позицию», с которой ему было отлично видно всех, выходящих из подъезда внутри двора.

Западня была устроена. Оставалось только ждать.

Прошло минут семь-восемь.

Из подъезда вышла в сером большом платке женщина.

«Ага! Та самая красотка, которая приехала с Митрофановым, — пронеслось в голове Жеребцова. — Куда это она направляется?»

И Жеребиов впился в нее взором. Он увидел, как она, быстро пройдя двором и выйдя из ворот дома, вдруг вздрогнула и даже сделала несколько шагов назад, точно собираясь вернуться обратно.

«Городового увидела… Ну, конечно, так и есть… Побледнела… смутилась… не знает, что ей делать… Вернется? Ага, нет… оглядывается по сторонам… идет в лавочку мелочную…» — шептал про себя Жеребцов.