Обвиняемые держали себя по-разному. Хаарманн вначале процесса крайне волновался, часто плакал. Присутствие публики раздражало его настолько, что он заявил суду:

— Меня раздражает, что здесь так много женщин, у которых нет чувства человечества. Пусть они выйдут.

Это несколько необыкновенное требование было, конечно, отклонено. Но чем дальше, тем Хаарманн становился спокойнее и увереннее.

Совершенно иначе вел себя Гране. С первого до последнего дня процесса он вел себя так же, как во время предварительного следствия, т. е. невозмутимо, спокойно, хладнокровно, уверенно. Только после объявления приговора его выдержка изменила ему… Совершенно по-разному реагировали оба обвиняемые на предъявленные им обвинения. Хаарманна обвиняли в 27 убийствах, Гранса в подстрекательстве в двух случаях убийства. Хаарманн сознался в 24-х убийствах. Как ни безразличны были, с точки зрения приговора, эти три убийства, которые Хаарманн отрицал, но он упорно не хотел признать их.

— Предположим, что я убил тридцать человек, — говорил он, — я охотно беру их на свой счет. Но пусть меня не делают ответственным за то, чего я не совершал.

Эта странная любовь Хаарманна к правде привела к тому, что он во время судебного следствия изменил свою тактику в отношении Гранса. Хаарманн рассказал, что Гране жил на его счет, что Гране эксплуатировал и даже обкрадывал его. Когда Хаарманн отбывал одно из наказаний за кражу, Гране распродал все, что было в комнате у Хаарманна до последнего стула. Гране, следуя принятой им системе защиты, упорно все это отрицал. Тогда раздраженный Хаарманн заявил:

— Я не хочу впутывать Гранса в эти дела, но пусть он говорит правду. Он жил на мои деньги, он меня обманывал и обкрадывал. Если Гране будет это отрицать, то я расскажу еще другие веши.

Гране продолжал отрицать, и тогда Хаарманн рассказал об истинной роли Гранса, о том, что он отыскивал для него и приводил для него молодых людей, что он знал об убийствах, что он торопил Хаарманна, когда тот медлил с убийством, что он получал вещи с убитых и т. д. Все более раздражаясь упорным нежеланием Гранса сознаться, Хаарманн рассказал, что одно из убийств, приписываемых ему, в действительности совершено Грансом вместе с каким-то из его приятелей. Лело, по словам Хаарманна, было так: однажды он пришел к себе домой и нашел там труп молодого человека. Тут же был Гране и его приятель, которые заявили Хаарманну:

— Имей в виду, это ты убил его, а не мы.

Попытки Хаарманна привели к тому, что Гране пригрозил Хаарману рассказать, где следует, о других его убийствах. Гране и приятель ушли, оставив труп в комнате Хаарманна, которому пришлось разрезать его на части, как это он всегда делал со своими жертвами, и выбросить в реку. Одним больше, одним меньше, это, в конце концов, не составляло для Хаарманна никакой разницы.

Сознаваясь в 24-х убийствах, Хаарманн отрицал два обстоятельства: он категорически заявил, что пять черепов, найденных в реке, не принадлежат его жертвам. По словам Хаарманна, он во всех без исключения случаях раздроблял черепа на мелкие кусочки топором, найденным у него в комнате. Хотя и это обстоятельство не могло иметь какого-либо значения для судьбы Хаарманна, он тем не менее решительно настаивал на своем утверждении. Было же оно, по-видимому, неправильно, так как по одному из черепов был опознан убитый Хаарманном Витцель.

Другой невыясненный судом вопрос состоял в том, что делал Хаарманн с мясом убитых им молодых людей. Существовало подозрение, что Хаарманн торговал им под видом свинины или конины. Было установлено, что в 1923 г., т. е. в тот год, когда Хаарманн совершал большую часть убийств, он уверял многих, что он торгует мясом и, действительно, время от времени продавал мясо или расплачивался мясом за свои долги. Выяснилось, что он давал вместо денег квартирной хозяйке, прачке и другим мясо, по его словам — конину… Однако ганноверские торговцы кониной категорически отрицали, что Хаарманн покупал у них когда-либо конину. Не было у Хаарманна и необходимого разрешения на торговлю мясом. Как-то странно совпало большое количество вареного мяса в комнате Хаарманна с убийством одного из молодых людей. Все это наводило на мысль о торговле Хаарманна человеческим мясом и об употреблении им самим его в еду. Хаарманн, однако, это категорически отрицал. Обстоятельство это осталось невыясненным.

Продолжал и на суде Хаарманн отрицать, что он совершал убийства предумышленно. Не говорил и о том, как совершались убийства. Только однажды он проговорился, что, возможно, при убийстве ему приходилось пускать в ход и руки. Суд пришел к заключению, что Хаарманн схватывал руки своей жертвы, наваливался на нее всем своим телом и душил ее.

Заслуживает внимания, что Хаарманн, который неоднократно признавался судом слабоумным и невменяемым, на этот раз не только отказался от подобного образа зашиты, но решительно прекратил все разговоры по поводу состояния его душевного здоровья. Все версии об его невменяемости он назвал «бессмыслицей» и «пустяками». Между тем, Хаарманн был уволен из военного училища вследствие «эпилептического слабоумия», был признан в психиатрической лечебнице «врожденно-слабоумным», был освобожден от военной службы вследствие «слабоумия». Как признали эксперты на суде, все это были неправильные диагнозы. Единогласное мнение экспертов на суде было, что бессознательность во время убийства исключается. «Хаарманн отдавал себе отчет во всей ситуации и хорошо подготовлялся к оспариванию свидетелей. У него блестящая память и несомненный актерский талант. Его интеллектуальность, однако, не высока! Он читает, правда, газеты, но лишь из-за объявлений о смерти, которые поглощают весь его интерес. Все его стремления направлены на удовлетворение его полового чувства и голода. Он просит, чтобы на его могиле был поставлен большой памятник и чтобы на памятнике была надпись: „Здесь покоится массовый убийца Хаарманн“».

Таким образом, возможность какого бы то ни было сомнения во вменяемости Хаарманна отпадала. Положение зашиты Хаарманна было крайне затруднительно. Ей пришлось во всем согласиться с доводами обвинителя. Защитник Гранса пытался настаивать на недоказанности его соучастия…

Заслуживают интереса последние слова Хаарманна:

«Пусть не считают меня таким плохим, каким меня изображают. Я с радостью иду на эшафот, но я хочу справедливого приговора для Гранса. Я не хочу ни топить его, ни щадить. Пусть его совесть сама обвиняет его. Гране знал, что я был в его руках, точно воск. Я должен был иметь кого-нибудь возле себя, так как я был совершенно одинок. Я не хочу, чтобы здесь была погублена молодая жизнь. Я человек с болезненными наклонностями. Какая польза была бы, если бы меня освободили? Ужасные веши опять совершались бы. Расправьтесь со мной поскорее.»

Суд признал Хаарманна виновным в 24 случаях убийства и, согласно правилам германского уголовного судопроизводства, приговорил его 24 раза к смертной казни и к потере всех гражданских прав. Гране был признан виновным в одном случае подстрекательства к убийству и в одном случае соучастия. Он также был приговорен к смертной казни.

Хаарманн выслушал приговор с полным спокойствием. Он заявил суду:

— Приговор я полностью принимаю, хотя мне приписано несколько случаев, в которых я невиновен.

Насколько спокоен был Хаарманн, настолько был подавлен приговором Гране. Он с трудом сдерживал слезы.

О последних часах Хаарманна в литературе имеются краткие сведения. В Германии той поры еще существовал старинный обычай, в силу которого приговоренный к казни накануне ее совершения может потребовать себе на ужин все, что он пожелает. Хаарманн чрезвычайно хладнокровно и с большой тщательностью составил меню своего последнего ужина и съел его с видимым наслаждением. Он потребовал, чтобы ему дали возможность перед казнью выкупаться, так как, по его словам, ему не хотелось, чтобы врач, который должен был после казни вскрывать его, увидел его не вполне чистым. Перед казнью он произнес маленькую речь, которую он заранее приготовил и выучил наизусть и которой он очень гордился. Во время казни он вел себя не только спокойно, но и цинично.