Человек за дверью тоже выжидал. Обдумывал ли он план дальнейших действий или размышлял над тем, поискать ли другого выхода, но только и он стоял в нерешительности. Между тем, Мари внезапно вышла из оцепенения. Ее неподвижность перешла в истерический припадок. Как безумная, она стала кричать и стучать изо всех сил железным молотком, висевшим на двери. От ее крика проснулись соседи. Открылись окна и двери. Соседи выбежали на улицу и у двери Марра собралась толпа. Мари пришла в себя и рассказала о случившемся. Для всех стадо ясно, что убийца находится еще в доме.
Один из соседей перелез через стену, отделявшую его двор от двора Марра, чтобы отрезать убийце отступление. В руках у него в качестве оружия была железная кочерга. Через заднюю дверь он пробрался в квартиру к Марру и бросился в лавку, где горел слабый свет. В лавке он увидел три трупа. На полу были такие лужи крови, что сосед должен был ходить по ним, чтобы добраться до двери, за которой бушевала толпа. Когда дверь открылась, толпа с криком возмущения бросилась в лавку, но при виде трупов все замолкли.
По описанию места преступления, положению трупов и другим признакам, Гейндль восстанавливает ход преступления следующим образом. Виллиамс вошел в лавку и попросил дать ему пару чулок или что-нибудь в этом роде. Для того чтобы достать просимую вещь, Марру пришлось нагнуться, так как эта вещь лежала под прилавком. Виллиамс знал это заранее. В то время, как Марр нагнулся и руки его были заняты, а глаза отвлечены от мнимого покупателя, Виллиамс вытащил из-под плаща плотничный молоток и одним ударом по голове оглушил свою жертву. Марр тотчас же потерял сознание. Этим Виллиамс выполнил первую свою задачу: оглушить жертву в наиболее близком к полу положении, чтобы падение ее было возможно бесшумно. После этого уже было легко убить лежащего на полу человека. Виллиамс вытащил из кармана нож и перерезал им горло Марру. Далее все следовало по тому же самому излюбленному Виллиамсом методу. По-видимому, падение Марра было все же достаточно шумным и привлекло внимание его жены. Она прибежала в лавку. Виллиамс встретил ее ударом молотка, а когда она упала, перерезал горло и ей. Теперь очередь была за учеником. И его постигла та же участь.
Соседи безмолвно стояли возле трупов. Потом заметили стоявшую тут же Мари. Ее закидали вопросами. Но у нее наступила реакция от испытанного. Вместо ответа она стала кричать и говорить какой-то вздор. Кто-то из соседей увел ее к себе и уложил в постель. Прошло еще несколько минут, пока кто-то, знакомый с семейным положением Марров, не вспомнил о ребенке. Толпа бросилась искать его по дому. Вбежали на верхний этаж и осмотрели все комнаты. При этом установили две вещи. Во-первых, убедились что убийца благополучно убежал. Во-вторых нашли кроватку ребенка: подушки, одеяла, белье, все было в хаотическом беспорядке. Когда стали перерывать вещи, то увидели пятна крови. Потом показалась лужа крови и в ней окровавленное тельце. Это был ребенок. У него был разбит череп и перерезано горло. Виллиамс остался до конца верен своему методу. Бессмысленное убийство ребенка более всего возмутило толпу. Разве мог восьмимесячный ребенок в какой-нибудь мере помешать Виллиамсу? Даже если бы он проснулся и закричал, никто бы его крика не услышал, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания.
На другой день утром весть об убийстве облетела весь Лондон. В понедельник газеты сообщили все подробности. Однако не одно возмущение охватило всех жителей, но и панический страх. Современники рассказывают, что население Лондона, в особенности женщины и дети, переживали кошмарные дни. Все ожидали повторения убийства, и каждый боялся, что на этот раз он станет его жертвой. Когда же распространился неизвестно кем пущенный слух, что убийца уехал из Лондона, страх охватил всю страну. Не только богатые, но и бедные семьи поддались ему. Многие женщины переживали нервное потрясение при виде нишего, постучавшего в окно, чтобы попросить кусок хлеба. В каждом неизвестном человеке видели предполагаемого убийцу. На дорогах десятками и сотнями хватали бродяг и бродячих торговцев, приметы которых совпадали с описанием убийцы, сделанным Мари и ночным сторожем.
Между тем Виллиамс спокойно оставался в Лондоне, упиваясь паникой, которую он создал. В то же время он обдумывал план нового преступления, тем более, что добыча у Марра оказалась ничтожной. Денег, которые он нашел в кассе, хватило Виллиамсу только на несколько дней роскошной жизни.
Прошло всего 12 дней со дня убийства на Ратклиф Хайвай, и провинция свободно вздохнула, а Лондон снова забился в пароксизме страха. Виллиамс показал Лондону, что он не опустился до того, чтобы прятаться в провинции и отказаться от лавров, которые он снискал себе на улице Ратклиф Хайвай. Лондон напоминал в эти дни современникам птичий двор, над которым кружит коршун. Много тысяч семейств в Лондоне состояло только из женшин и детей. В них страх доходил до болезненных проявлений. В тысячах других семей дверь открывали молодые девушки-прислуги. Открыть дверь на стук — это казалось всем равносильным впустить убийцу. В это время, под влиянием внушенного Виллиамсом страха, в Лондоне были изобретены дверные цепочки.
На этот раз Виллиамс избрал своею жертвою семью, жившую всего в нескольких шагах от места первого убийства, на улице Грэвэл Лэн, выходящей на Ратклиф Хайвай.
Глава семьи, некий Вилльямсон, давно уже проживал в этой части города и слыл за богатого человека. Он был владельцем трактира, которым он управлял по патриархальным обычаям. У Вилльямсона не было обычного для подобных заведений в Англии того времени деления на две половины: комнаты для случайных посетителей и помещения для постоянных гостей. Каждый, приходящий к Вилльямсону, мог выбирать место в любой комнате. Публика у Вилльямсона была смешанная. Здесь находились и почтенные ремесленники, и лавочники из всего квартала, приходившие сюда каждый вечер, и случайные люди, прохожие, приходившие утолить жажду.
Вилльямсон с семьей проживал при трактире. Семья состояла из пяти лиц: самого Вилльямсона, семидесятилетнего, но крепкого еще человека, его жены, на десять лет моложе его, девятилетней внучки и прислуги, сорокалетней женщины. Тут же в доме жил двадцатипятилетний молодой человек, жилец Вилльямсона, коммивояжер одной фабрики.
Вилльямсон твердо придерживался правила, чтобы в 11 часов вечера ни одного посетителя не оставалось в трактире. Благодаря этому у него в заведении никогда не было драк и скандалов. И в четверг, 19 декабря, посетители, весь вечер проговорившие об убийстве семьи Марров, разошлись в обычный час. Однако они обратили внимание на какого-то неизвестного, который несколько раз в течение вечера заходил в трактир, садился в уголок, куда не проникал свет лампы, молча выпивал рюмку водки и, как казалось другим посетителям, бросал осторожные взгляды на дверь, ведущую в квартиру Вилльямсона. Незнакомец был одет в плащ, выражение его лица было неприятное, но посетители решили, что это знакомый Вилльямсона, потому что видели, как он один раз вышел из его квартиры.
Когда часы пробили одиннадцать, и посетители разошлись, оставшиеся распределились по комнатам следующим образом: Вилльямсон, его жена и прислуга остались в нижнем этаже. Обе женщины были заняты уборкой. Сам Вилльямсон продавал пиво и эль заходившим соседям, для которых дверь всегда оставалась открытой до двенадцати часов. Внучка спала на втором этаже и заснула уже в 9 часов вечера. Жилец в этот вечер тоже лег спать рано. Его комната была также на втором этаже. В этот день он очень устал, но не мог почему-то заснуть. Он думал об убийстве семьи Марров. Ему казалось, что дом, в котором он жил, подвергался особой опасности, так как с одной стороны, хозяин был известен, как богатый человек, и к ночи у него собиралась выручка за весь день, а с другой — дверь до 12 часов ночи оставалась открытой.
Обо всем этом думал жилец и становился все беспокойнее и нервнее, как вдруг, в 35 минут двенадцатого, дверь из трактира на улицу с громким стуком закрылась и чьей-то рукой была заперта на ключ.
