Нет, Ленни не собирался сидеть сложа руки, он готов был бороться, однако ему было понятно, как никому, что Лаки вернется к нему, только если сама этого захочет.

Если же она не захочет, то заставить ее не сможет никто.

Ни один человек.

Что же ему предпринять, чтобы Лаки сменила гнев на милость? Послать цветы? Но с ней это никогда не срабатывало. Корзины роз и прочувствованные речи не оказывали на нее никакого воздействия. Тогда как ему доказать ей, что он по-прежнему любит ее, любит больше всего на свете?

Пожалуй, именно эти мысли и вызвали у него такую сильную головную боль.

Перед тем как покинуть суд, Ленни позвонил Клаудии в отель.

– Как дела? – спросил он, потирая виски.

– Звонила какая-то леди, – ответила Клаудия. – Она сказала, что нашла для нас подходящий дом.

– Хорошо, – пробормотал Ленни. – Если она перезвонит, скажи ей, пожалуйста, что вечером я заеду взглянуть на него.

Положив трубку, он задумался о том, сумеет ли Клаудия обойтись без него, когда переселится в новый дом вместе с Леонардо. Сначала он хотел снять для них небольшой коттеджик в пригороде, но в последнее время ему все чаще и чаще казалось, что он должен купить Клаудии дом или квартиру. Это могло бы хотя бы отчасти искупить то зло, которое он ей причинил.

Да, он купит ей и сыну хороший дом, найдет Клаудии работу и оплатит лечение Леонардо в самой лучшей клинике. Это, пожалуй, все, что он может для них сделать, по крайней мере сейчас. Ведь не ожидает же она, что он разведется с Лаки и женится на ней?

Нет, он, разумеется, не бросит Клаудию на произвол судьбы, ведь она спасла ему жизнь! Отвернуться от нее было бы с его стороны непорядочно. Ну почему, почему Лаки никак не может этого понять?

– Как ты думаешь, меня вызовут завтра? – спросил он у Бретта, который принес ему таблетку аспирина и стакан воды.

– Вряд ли, – ответил тот. – На предварительное слушание уйдет как минимум три дня. Интерес к делу огромный, и стороны, несомненно, воспользуются этим, чтобы наиподробнейшим образом изложить свою точку зрения на события. Что касается тебя, то ты – наш главный свидетель, и мы приберегаем тебя напоследок.

– А как тебе адвокаты противной стороны?

– Тедди Вашингтона, естественно, защищает Мейсон Димаджо – это лучший адвокат по уголовным делам на всем Западном побережье. Что касается Милы, то суд назначил ей государственного защитника, поскольку она, по-видимому, неплатежеспособна.

– И что это означает для нас? Хорошо это или плохо?

– Хорошо то, что они выступают друг против друга. Мила опровергает показания Тедди, и наоборот. А плохо то, что все это может обернуться против нас.

– Каким образом?

– Мнения одного из жюри могут разделиться поровну.

– А твое мнение?

– Дело сложное. – Помощник прокурора пожал плечами. – Мэри Лу была достаточно знаменита и пользовалась безупречной репутацией. Ты тоже известен достаточно широко. По опыту я знаю, что знаменитости обычно выигрывают, если только ты, конечно, не Ким Бейсингер, против которой адвокат противной стороны сумел настроить всех присяжных.

Ленни уехал до того, как судья объявил заседание закрытым, и ему удалось пробраться к машине, оставленной в нескольких кварталах от окружного суда, не привлекая внимания корреспондентов. В голове у него царил полный сумбур. Ленни мечтал только об одном – чтобы процесс поскорее закончился. Только после этого он сможет как следует сосредоточиться на том, как помириться с Лаки.

Журналисты действительно не заметили, как Ленни Голден выскользнул через пожарный вход, но обвести вокруг пальца Дюка Браунинга было не так легко. Он заранее знал, что Ленни предпочтет именно этот путь. Как – этого Дюк не мог объяснить. У него был особый талант забираться в чужие головы и предугадывать поступки людей. В девяноста процентов случаев он угадывал верно. И в этот раз он был твердо уверен, что Ленни Голден покинет суд через пожарную дверь и что сделает он это примерно за полчаса до окончания слушаний.

Сегодняшний день Дюк считал удачным. Он сумел даже выкроить время, чтобы принять душ, правда, мыться ему пришлось в чужом доме, но это не имело значения. Главное, что он снова чувствовал себя чистым и свежим и был готов к дальнейшим действиям.

К зданию суда Дюк подъехал на зеленом «Чеви»

1992 года, угнанном им взамен темно-синего «Форда», который он использовал, чтобы следить за особняком Прайса Вашингтона. Машину он сменил не только из соображений конспирации: «Чеви» был значительно новее и чище, в его салоне совсем не пахло табаком. Единственное, что несколько разочаровало Дюка, – это музыкальные пристрастия владельца машины. Среди кассет, оставленных в «бардачке», не нашлось ни одной записи классической музыки, которую Дюк любил до самозабвения.

Дав Ленни Голдену пройти мимо, он включил мотор и медленно двинулся следом, держась на почтительном расстоянии. Выждав, пока Ленни сядет в собственную тачку и отъедет, Дюк нажал на газ и поехал следом, стараясь, чтобы между ним и машиной Ленни всегда был один-два автомобиля.

Негромко напевая себе под нос арию пажа из «Севильского цирюльника», Дюк уверенно вел машину, не сводя глаз с автомобиля Ленни. Новая работенка начинала ему нравиться, и он несколько раз мысленно поблагодарил сестру, которая нашла для него такое задание. Дюк просто обожал рискованные предприятия, способные заставить кровь быстрее течь по жилам, а сегодня утром он получил и дополнительную премию.

Нет, он еще долго не забудет выражение лица горничной Прайса Вашингтона, когда обаятельный «сотрудник окружной прокуратуры» неожиданно набросился на нее. Что ж, поделом ей! Кто же пускает в дом незнакомцев?

Мысль эта привела Дюка в такое хорошее расположение духа, что он громко расхохотался. Какие же все-таки дуры эти бабы, подумал он. Ведь эта пухленькая мексиканочка даже не взглянула на его фальшивое удостоверение, она просто отступила в сторону, давая ему пройти. Ну не глупо ли? Разумеется, глупо, а за глупость надо расплачиваться.

Из всех баб, пожалуй, только у его сестры Мейбелин было в голове что-то похожее на мозги. По крайней мере, иногда она соображала совсем неплохо. Тем более досадно, что она попалась, и не только попалась, но и не довела дело до конца. Теперь Мей сидела в тюряге, а старуха Рени была жива-здорова и продолжала жить в их доме.

Ему, конечно, следовало заняться этим самому.

Он бы не допустил этой глупой ошибки – зарезал бы старуху насмерть и не попался. Еще в тюрьме его научили, что, если хочешь от кого-то избавиться, прежде всего обеспечь себе железное алиби, а уж потом можно позаботиться о клиенте.

Какой-то грузовик втиснулся между ним и машиной Ленни. Дюк несколько раз нажал на сигнал. Водитель, высунувшись из кабины, показал ему палец.

О, если бы только у него было больше времени!

Он бы заставил водителя грузовика горько пожалеть об этом оскорблении. Дюк терпеть не мог грубых жестов, поэтому он, пожалуй бы, начал с того, что отрезал нахалу все пальцы, включая и тот, которым делают детей. Жаль, что сейчас ему нужно делать другие дела.

Некоторое время Дюк раздумывал, напасть ли ему на Ленни сейчас или дождаться, пока он выйдет из машины. А может, пришла ему в голову новая мысль, лучше отложить это дело до завтра? Ведь ждать и выслеживать не менее приятно, чем убивать!

В конце концов он решил продлить себе удовольствие.

И подарить Ленни Голдену еще несколько часов жизни.

Прайс долго не мог найти свой ключ, поэтому, порывшись в карманах, он надавил на кнопку звонка, рассчитывая, что Ирен откроет ему немедленно. Но этого не произошло, и он испытал острый приступ раздражения.

С Ирен надо было что-то решать. Оставить ее в качестве экономки теперь, когда его сын обвинялся в соучастии в убийстве, в котором обвиняли дочь Ирен, Прайс не мог. В особенности после того, как Мила публично заявила, что убийцей является не кто иной, как Тедди, а она сама была лишь невинной жертвой, которую напичкали наркотиками против ее воли и изнасиловали. «Ты должен немедленно уволить Ирен, пока пресса не пронюхала, что Мила ее дочь», – советовал ему и Говард Гринспен, но Прайс, хотя и обещал сделать это, продолжал колебаться.