Почему-то я был уверен, что если упаду, то умудрюсь не удариться головой и избежать быстрой смерти. С моим везением в этом не было бы ничего удивительного.
Мда…
Я прошел уже четверть пути, когда Карин миновала недостающую секцию и отцепилась от веревок. Она повернулась ко мне, чтобы посмотреть, как идут дела с типом, которого наемница была вынуждена тащить на буксире.
– Видишь, все нормально, – сказала она, забыв добавить свое вечное «красавчик». – Мост держит.
Если бы дело происходило в плохом приключенческом романе, которые я так любил читать, сидя у камина, то по законам жанра сразу же после этой фразы Карин должна была полететь в пропасть. Реальность оказалась куда изворотливее.
Карин полетела в пропасть только после пятого шага.
Строго говоря, в пропасть она все-таки не полетела. Когда очередная доска лопнула под ее ногой, она потеряла равновесие и упала на настил. Однако, настил не выдержал, и проломился под ее весом.
Карин удалось зацепиться на часть несущей конструкции, и она повисла над пропастью всего метром ниже настила.
Я заметил, что она держится только левой рукой. Правой она пыталась зацепиться за деревяшки и подтянуться вверх, но раненая рука не держала ее веса.
Надеясь, что Карин провисит над пропастью еще немного, я ринулся на помощь.
Хуже ходьбы по этой дышащей на ладан конструкции был только бег по ней же. Доски настила лопались за моей спиной, мост раскачивался, кряхтел и грозил развалиться, но у меня не осталось времени, чтобы испугаться. У меня перед глазами стоял образ падающей на камни Карин, и ее изломанное, исковерканное тело, лежащее тремястами метрами ниже.
Следующему, кто попытается пройти по этому мосту после нас, трудно будет его рассмотреть.
Она не сорвалась Ей удалось удержаться до прихода помощи. Распластавшись по сохранившемуся настилу и оплетя ногами наиболее прочную хреновину, на которой держались перила, я свесился в пропасть головой вниз и вытянул к Карин руки.
– Уходи, идиот, – ровным голосом произнесла Кара Небесная. – Ты все равно меня не вытянешь и свалишься вместе со мной.
– Значит, так оно и будет, – сказал я.
– Я попробую выбраться, если ты отвалишь.
– Я видел, как вы пробовали, – сказал я. – Позвольте мне вам помочь.
– У меня бы получилось, если бы ты не раскачивал эту конструкцию так, словно по ней пронеслось стадо слонов, – сказала Карин.
– Подискутируем на той стороне, – предложил я. – Давайте руку, а то у меня уже ноги затекают.
– Если ты окажешься на том свете раньше меня, не говори, что я тебя не предупреждала, – сказала Карин и протянула мне правую руку.
Я крепко схватил ее за запястье обеими руками. Так мы и повисли, я – на перилах, она – частично на мне, частично на каком-то архитектурном убожестве.
– И что дальше? – спросила она.
– Предполагалось, что я раскачаю вас и заброшу на настил, – сказал я.
– Не глупи, он этого не выдержит.
– И что вы предлагаете?
– Ты крепко держишься?
– Довольно-таки, – с сомнением сказал я.
– Тогда держись еще крепче, – сказала она, отпустила мост и зацепилась левой рукой в районе моего локтя.
Разумно, подумал я. Она выберется наверх, вскарабкаясь по мне. Так мы не будет раскачивать и без того хилую конструкцию.
Только бы выдержала та деревяшка, за которую я держусь ногами.
По сигналу я выпустил ее руку, и она зацепилась ею за мое плечо. Потом – за пояс. За колено.
Прошла целая вечность, прежде чем Карин избавила меня от своего веса и оказалась на мосту. Ноги у меня дрожали от напряжения. Кровь прилила в голове, а от живописного вида глубоко внизу я почти перестал соображать.
– Помощь не требуется, красавчик? – стоило ей только снова оказаться на мосту, к ней вернулась ее обычная манера речи.
– Нет, – сказал я. – Подобные фокусы я проделываю походя.
Изогнувшись влево, я ухватился руками за крошащееся под пальцами дерево и очень медленно и аккуратно вытащил свое тело на настил. Дрожали уже не только ноги. Все тело тряслось от нервного возбуждения.
– Предлагаю тебе полежать на более твердой поверхности, красавчик, – сказала Карин.
Признав справедливость ее слов, я пополз за ней. Не то, чтобы у меня не оставалось сил идти. Просто когда ты ползешь, твой вес рассредоточен на большей площади, и вероятность, что очередная доска не выдержит, куда меньше.
Я хорошо помню физику.
После прогнивших досок моста, каменная тропа, ранее казавшаяся мне довольно опасной, представлялась самым надежным местом на земле. Я с удовольствием уселся на камень, прислонившись спиной к скале, и вытянул ноги. Меня все еще била крупная дрожь.
– Знаешь, красавчик, ты можешь не платить мне за сегодняшний день, – сказала Карин. – Это ведь ты спас мне жизнь, хотя по условиям договора должно быть наоборот.
– Всегда пожалуйста, – сказал я. – И не думайте, что я откажусь поймать вас на слове. Иметь золотой и не иметь его – это разница в целых два золотых. Впрочем, вы еще можете заработать его, если окажете мне одну услугу.
– О чем это ты толкуешь? – подозрительно спросила Карин.
– У меня в кармане куртки лежит трубка, а на поясе висит кисет с табаком, – сказал я. – Пожалуйста, скомпонуйте одно с другим и подожгите. У меня дрожат руки, и я не хочу просыпать табак или уронить трубку в пропасть. Тем более, что это мое последнее курево.
Было бы больше, если бы я забрал тот кисет, который попытался заныкать сомнительный тип перед трактирной дракой. Но я побрезговал, так как тип держал его чуть ли не под мышкой, а не мылся он очень давно.
Карин набила и зажгла трубку, и я с удовольствием затянулся.
– А мост таки стоит, – глубокомысленно заметил я.
– Это ненадолго, – заверила меня Карин. – Теперь я знаю, как нам оторваться от погони.
– Это совершенно излишне, – сказал я. – Человек полезет на эту хреновину только под страхом смерти. Сэр Ралло и его люди – не самоубийцы.
– И все-таки, я его подпалю, – сказала Карин. – Для надежности.
– Только после того, как я докурю, – сказал я. – Негоже перемешивать аромат хорошего табака с вонью вульгарного дыма.
– А по-моему, дым – он и есть дым, красавчик, – сказала Карин. – Кстати, в связи с последними событиями у меня возник к тебе довольно личный вопрос.
– Спрашивайте, – разрешил я.
– Ты кто такой? – спросила она.
– В смысле?
– Не строй из себя дурачка, – сказала Карин. – Хоть я и висела над пропастью, цепляясь только одной рукой, я видела, как ты бежал мне на помощь.
– И что?
– Ты пробежал по той чертовой веревке, даже не касаясь руками страховочных тросов.
– Не может быть, – сказал я.
– Именно так и было, – сказала она. – На подобные чудеса акробатики способны только профессиональные циркачи или эльфы. К которым из них ты себя отнесешь?
– Не являюсь ни тем, ни другим.
– То, что ты не акробат, это точно, – сказала она. – Уверен, что в тебе нет примеси эльфийской крови?
– Есть, – сказал я. – Именно она делает меня смуглым и черноволосым.
– Да, на эльфа ты не похож. Конечно, ты высокий и стройный, но я никогда не видела эльфов с таким цветом кожи и волос. А уши у тебя не остроконечные?
– Нет, – сказал я. – Показать?
– Не стоит. Просто интересно, как это у тебя получилось.
– В состоянии аффекта люди порой творят странные вещи.
– Я знаю о состоянии аффекта все, – сказала она. – Испытывающие бурные кратковременные эмоции люди способны проявлять небывалую физическую силу, но я никогда не слышала, чтобы у кого-то проявлялся талант к эквилибристике.
– Вот такой вот я урод, – сказал я. – Даже аффект у меня ненормальный.
– Впрочем, грубая сила тут бы не помогла, – задумчиво сказала Карин. – Даже хорошо, что ты такой урод, красавчик.
– Спасибо на добром слове, – сказал я.