Гарлеон заложил в воздухе красивую петлю, развернувшись на девяносто градусов. Теперь он летел еще ниже, но направлялся в сторону от нас.

Прочесывает местность, гад.

Сейчас он обнаружит останки сгоревшего моста и сделает вывод, что на тропе кто-то есть. А когда он сделает такой вывод, то не уберется отсюда ни за какие коврижки и будет прочесывать местность до полного нашего испепеления.

– Сколько эта тварь может держаться в воздухе? – видимо, мысли Карин текли в том же направлении.

– От нескольких часов до нескольких дней, – сказал я. – Это зависит от того, когда он в последний раз ел и насколько он зол.

– Видимо, нам попался очень злой экземпляр.

– Похоже на то.

Гарлеон совершил очередной разворот, и его силуэт снова проскользнул над нами в небесах. Мы постарались углубиться в расселину как можно дальше, отчего оказались прижатыми друг к другу.

– Я понимаю, что этого требует наша безопасность, – сказала Карин. – Но если ты вздумаешь распустить руки и начнешь меня лапать, я тебе эти руки отрублю. Язык, так уж и быть, резать не буду.

– Я ничего такого не имел в виду… – все же я постарался убрать руки за спину.

– Ты очень забавно выглядишь, когда краснеешь, – заметила она. – Скажи, а ты не можешь сделать нас невидимыми, чтобы мы продолжили путь?

– Могу, – сказал я. – Только это не поможет.

– Почему?

– Потому что я не могу сделать нас неслышимыми, непахнущими и не излучающими тепло, – сказал я. – Я читал, что драконы видят в очень широком спектре и способны улавливать инфракрасное излучение.

– Тогда почему он нас до сих пор не нашел?

– Потому что не удосужился посмотреть прямо на нас, – расщелина смыкалась над нашими головами и обнаружить нас сверху было практически невозможно. Но как только мы вернемся обратно на тропу…

– Может, нам все-таки стоит с ним подраться? – неуверенно предложила Карин. – Я слышала много легенд о том, как рыцарь убивает дракона в чистом поле.

– Это фантастика, – сказал я. – Для того, чтобы убить дракона в чистом поле, требуются скоординированные усилия нескольких десятков человек, которые чертовски хорошо знают свое дело.

– А как же все эти легенды и сказания?

– Поэтическая вольность, – объяснил я. – Поэты считают, что описание боя одного дракона с целой дружиной рыцарей и чародеев в их сказании будет выглядеть не очень романтично, поэтому оставляют только имя главного действующего лица. Все остальные участники сражения просто имеются в виду, а со временем люди забывают, что там еще кто-то был, и вся слава достается главному. Даже если он ничего особенного не сделал, а просто стоял в стороне и пил пиво.

– Не очень-то это честно, – сказала Карин. – Впрочем, я никогда не доверяла поэтам.

– Поэтам тоже надо что-то есть, – сказал я. – И они готовы творить на заказ. А заказчиками обычно являются богатые рыцари, желающие прославиться.

– Тогда зачем вообще убивать дракона? – спросила Карин. – Заплатил поэту, и дело с концом.

– Каждая поэма должна на чем-то базироваться, – сказал я. – В основе каждой жемчужины лежит песчинка. Если бы ее не было, то не было бы и жемчужины. В этом все дело. Поэту нужен факт, чтобы самого рыцаря потом не осмеяли его браться по оружию. Факт должен быть неоспорим, обычно его подкрепляют доказательства в виде отрубленной головы дракона, хранящейся в подвалах родового замка.

– То есть, на самом деле не было ни одного случая, чтобы дракон погибал от руки человека в схватке один на один?

– Несколько таких случаев все-таки было, – сказал я и поведал Карин о Роальдо Вырви Глаз, Джакомо Бертолуиджи и Обероне Финдабаире. Впрочем, теперь мне был известен еще один случай – сэр Джеффри Гавейн. Но о нем явно никто не будет складывать легенды и сказания.

– Значит, все эти ухлопавшие драконов парни были магами?

– Да, – сказал я. – Дракон – создание магическое, и гробануть его, не применяя магию, невозможно. Скажем, вы же не можете утопить корабль в открытом море, если у вас нет своего корабля.

– Держу пари, я могла бы придумать пару-тройку вариантов.

– Возможно, – согласился я. – Но все же самым простым вариантом будет использование другого судна.

– Наверное.

– Кстати, а какое значение имеет вопрос, когда дракон в последний раз ел? Разве его пищеварение как-то связано со способностью к полету?

– Напрямую, – сказал я. – Драконы весят около тонны и обладают аэродинамикой стопки кирпичей. Для того, чтобы удерживать такую тушу в воздухе, крылья должны быть раз в десять больше, чем они есть на самом деле.

– Я думала, драконы используют магию.

– Одной магией тут тоже не обойдешься. Если бы драконы летали только с помощью магии, они за несколько лет пожрали бы всю магическую энергию нашего мира, и дальше летать все равно бы не смогли. Тайна их полета гораздо прозаичнее. Когда дракон ест, в его желудке выделяется особый газ. Этот газ легче воздуха, и получается, что после еды дракон весит меньше, чем на голодный желудок. Когда газ кончается… э… выходит естественным способом, дракону летать все труднее и труднее. Он вынужден приземляться и искать себе новую еду. Обычно драконы стараются это делать, еще не утратив способности к полету. На земле они не слишком маневренны.

– Найти еду в этих горах Гарлеону будет довольно сложно, – заметила Карин.

– Приземлиться здесь тоже проблематично, – сказал я. – Он, конечно, в ярости, но вряд ли она затмит его инстинкт самосохранения. А значит, он должен скоро улететь.

– Хотелось бы в это верить, – сказала Карин.

Последнее время я был абсолютным чемпионом по идиотским ситуациям. Вот вам еще одна – оказаться зажатым в расщелине с молодой женщиной и с кружащим над головой драконом. Для полного счастья не хватало только колокольни или стада коров.

– Гарлеона не видно уже полчаса, – заметил я. – Может быть, он улетел на дозаправку?

– Для верности просидим здесь еще немного, – сказала Карин.

Через пять минут туша дракона на миг заслонила от нас Солнце. Он прошел слишком близко к нашему убежищу, и если бы мы оказались на тропе, то стопроцентно попали бы в поле его зрения.

Ненавижу драконов.

Еще немного, и я буду готов приступить к созданию одноразового магического артефакта для их убийства.

– Кстати, об одноразовых магических артефактах, – сказала Карин, и я обнаружил, что начиная с фразы «ненавижу драконов», я думал вслух. – Ты сможешь узнать, кто изготовил копье, убившее Грамодона?

– Только если увижу другую работу этого мага, – сказал я. – Я запомнил характерные структуры заклинания, которые остались после использования артефакта. Они индивидуальны для каждого мага, как отпечатки пальцев для человека.

– А разве отпечатки пальцев у всех разные? – удивилась Карин.

– Конечно.

– Хорошо, что стражники об этом не догадываются, – сказала она. – Это здорово облегчило бы их работу по установлению личности преступника.

– Странно, что такие вещи волнует телохранителя, – ехидно заметил я.

– Иногда чтобы сохранить одно тело, необходимо ликвидировать другое, – парировала Карин. – Далеко не всегда это получается сделать в рамках закона.

Мигель утверждает, что законы соблюдают две категории людей: кристально честные и слабые. По его мнению, первых на несколько порядков меньше, чем вторых. Мигель не относится ни к тем, ни к другим. Если когда-нибудь его мнение разойдется с мнением закона, он легко преступит и через закон, и через тех людей, которые призваны наблюдать за его соблюдением.

Люди вроде Мигеля или Карин живут в своем мире и по своим законам. Их интересует только их собственное мнение, и они плевать хотели на мнения остальных людей.

К общепринятым нормам поведения они относятся с крайним цинизмом. Мигель говорит, что законы очень редко соблюдают люди, которые их придумывают.

Например, Людовик Четвертый недавно ввел закон о нравственности, в то время, как все население Вестланда знает о толпе его любовниц и рассказывает истории о его многочисленных амурных похождениях. Если новый закон применить к самому королю, у него следует отобрать все имущество в пользу государства. Это был бы крайне любопытный прецедент, потому что Людовик утверждает, что он и есть государство.