Элена ужасно хотела хоть глоток воды, но не смела просить. Она попыталась говорить громче, но голос не подчинялся ей. Осборн нетерпеливо наклонился вперёд, стараясь расслышать её слова.

— Я боялась, что убью своего ребёнка... Мне это снились, тут Джоан права. Но я не причиняла ему вреда. Я пыталась защитить его, хотела, чтобы он был в безопасности.

— Тогда, девушка, я снова тебя спрошу — где ребёнок? Совершенно простой вопрос, любой дурак поймёт. Где твой ребёнок? — спросил он, громко и ясно, словно она глухая или тупая, иди даже и то и другое. — Просто скажи нам, где его искать. Тогда всё закончится, и ты сможешь вернуться к своим овцам или к прялке, или чем ты там занимаешься.

Элена попыталась облизнуть пересохшие губы.

— Милорд, я не причиняла ребёнку вреда, но так боялась этого, что отнесла его в дом к знахаркам, у леса — к Гите и её матери. Гита обещала найти для моего сына кормилицу в другой деревне и позаботиться о нём, пока он не станет старше. А когда опасность, которую я видела во сне, пройдёт, она вернет его обратно.

Толпа деревенских за спиной Элены разразилась яростным бормотанием, разрывая на части новый лакомый кусок.

Осборн поднял руку в знак молчания.

— В какой деревне? Куда она отнесла ребёнка?

— Я не знаю, — зарыдала Элена. — Она не сказала, чтобы я не могла туда добраться и найти его, чтобы сон не сбылся. Она говорила, так случается, и единственный способ предотвратить это — чтобы я не знала, где его искать.

Деревенские азартно принялись обсуждать правдивость её слов, но на этот раз шёпотом, боясь гнева Осборна.

Осборн сердито взглянул на Рафаэля.

— Похоже, в этом поместье только у меня остался разум? Почему ты не пошёл к этой женщине, Гилл, или как там её чёртово имя, и не выяснил, где искать ребёнка? По моему, тут всё просто: либо она может предъявить младенца, и тогда эта девушка невиновна, либо нет, тогда можно с уверенностью предположить, что ребёнок мёртв. Это очень легко проверить, даже для тебя.

По лицу Рафа было видно, что он изо всех сил старается сдержаться.

— Как только я услышал историю Элены, немедленно отправился к знахарке. Но Гита и её мать исчезли и забрали с собой все пожитки, во всяком случае, то немногое, что имели.

— И куда они отправились?

— Они жили у леса, далеко от самых последних домов деревни, и, кажется, их уже неделю никто не видел. Но это ничего не значит, деревенские ходят к знахаркам, только когда им что-то нужно. Гита могла уйти вчера или даже сегодня утром, прежде чем мы приехали.

Некоторые из деревенских закивали.

— Я отдала им своего ребёнка вчера утром, — вмешалась Элена. — Должно быть, они ушли искать для него кормилицу. Когда вернутся, они всё вам расскажут, я уверена.

Джоан поднялась на ноги и подошла ближе к помосту. Она увидела, что дело поворачивается, как ей хотелось, и страх на её лице сменился радостью победы.

— Это точно доказывает, что она врёт, милорд. Мать Гиты слепая, даже с кровати слезть не может, и не ходит много лет. С чего бы Гите тащить старуху с собой, если она собиралась только отдать ребёнка кормилице и вернуться в деревню? И зачем брать все свои горшки и припасы? Нет, они переехали, ушли навсегда, ещё неделю назад, и это ведьме Элене хорошо известно. Она бессердечная мать. В Гастмире много женщин подтвердят, что нам пришлось держать её и заставлять кормить собственного ребёнка, когда тот родился. Это вам даже мать Элены скажет. Что это за мать, которая не желает кормить своё дитя? Какая женщина станет просить фей забрать её ребёнка?

Женщины в толпе принялись креститься и шёпотом проклинать такую безнравственность. Мать Элены в голос рыдала на руках у соседок, сообщая всем, что она не понимает, как такое произошло с её дочерью, она-то старалась воспитывать её хорошей девочкой. Соседки огорчённо качали головами — такой позор наверняка раньше времени сведёт бедную женщину в могилу.

Джоан, поощряемая одобрением толпы, принялась выкрикивать, как священник на проповеди:

— Элена назло мне убила моего дорогого внука и притворилась, что отнесла его к Гите, потому что хорошо знала — Гита с матерью уже давно ушли из деревни, они не придут сюда обличать её ложь.

Рафаэль открыл было рот, чтобы возразить, но не смог ничего сказать и только мрачно глядел в пол.

Откинувшись в кресле, Осборн обратился ко всем собравшимся:

— Итак, если больше никто не свидетельствует в её защиту, значит, эта девушка без сомнения виновна.

Элена задрожала от ужаса. Она смотрела на собравшихся в зале, надеясь, что хоть кто-то встанет на её защиту, но ответом ей были лишь холодные взгляды и гримасы отвращения.

— Мама, — взмолилась она, — скажи им, что я не могла так поступить. Скажи, что я никогда не причинила бы вреда своему ребёнку.

Но Сесили только разрыдалась ещё сильнее на руках утешающих подруг и отвернулась от дочери.

Элена сделала несколько шагов вперёд. Люди, как один, шарахнулись от неё, словно боялись, что она набросится на них.

— Я не убивала его. Вы должны мне верить. Я только унесла его, чтобы спасти. Атен, прошу, скажи им! Ты ведь знаешь, я ни за что не причинила бы вреда нашему сыну. Ты же говорил Джоан, я не могла такое сделать. Скажи им, Атен, скажи им!

Элена увидела, как отхлынула кровь от обожжённого солнцем лица Атена.

Осборн резко кивнул в сторону Атена.

— Так это ты отец младенца, парень?

Атен скорее дёрнулся, чем кивнул, его лицо исказилось от боли. Но Осборн принял это как знак согласия.

— Можешь сказать что-нибудь в защиту этой девушки? Ты давал ей разрешение отнести вашего сына к знахаркам?

Атен переводил взгляд с матери на Элену, рот судорожно дёргался, по щекам лились слёзы. В отчаянии он протянул к Элене руки.

— Мне так жаль, так жаль, — прошептал он. — Я люблю тебя... даже если... я никогда не перестану тебя любить.

Расталкивая столпившихся слуг, он бросился к двери и выбежал на улицу, на солнечный свет.

Осборн поднял брови.

— Думаю, это следует рассматривать как "нет". Поэтому нам пора приступить к вынесению приговора.

— Но разве у Элены не будет возможности доказать свою невиновность? — возразил Раф.

— А как, по-твоему, она это сделает, мастер Рафаэль? Она не может предъявить ни живого ребёнка, ни женщины, которой, как она утверждает, его отдала.

— Мы могли бы подождать и спросить Гиту, когда та вернётся.

Элена почувствовала, как в ней снова оживает надежда. Она остановила взгляд на лице Осборна, молясь, чтобы он согласился.

Осборн фыркнул.

— Обратите лучше внимание на ваши собственные веские доводы, мастер Рафаэль. Разве не вы сказали, что знахарка забрала с собой дряхлую мать и всё своё имущество? Ясно, что в Гастмир она возвращаться не собирается, поэтому нам следует решить, что делать с девушкой. Если бы не интердикт, наложенный Папой на эту землю, её следовало бы подвергнуть испытанию водой или огнём, а мне тогда бы не пришлось тратить хороший день на это разбирательство вместо охоты. Но поскольку, благодаря Папе, здесь нет священника, чтобы привести человека к присяге, я вынужден сам решать, виновна она или нет. По приказу нашего возлюбленного монарха, короля Иоанна, я поставлен охранять закон в этом поместье, а также следить, чтобы нарушитель был наказан. Завтра на рассвете эта девушка будет повешена.

Он произнёс приговор таким обыденным тоном, словно приказывал присмотреть за лошадью, и Элена толком не поняла, что он сказал.

— Стойте! — раздался голос с галереи менестрелей в дальнем конце зала.

Все обернулись. Леди Анна стояла наверху, держась за перила.

— Закон церкви гласит, что дитя, умершее некрещёным, не считается человеческим существом, поскольку не имеет души, так? Следовательно, женщина, покончившая с новорожденным до крещения, невиновна в убийстве.

Осборн ухмыльнулся как палач, наслаждающийся своей работой.

— Как любезно с вашей стороны это проявление интереса, леди Анна. Однако, как я только что объяснил своему управляющему, который, очевидно, как и вы несведущ в подобных вопросах, все мы находимся под интердиктом. Кто знает, как долго это продлится, прежде чем снова возможно станет крестить детей? А когда эти дети станут взрослыми — значит ли это, что если их убьют, убийцы должны оставаться безнаказанными? И прошу, госпожа, не тратьте понапрасну моё время, доказывая, что эта девица действовала в приступе меланхолии или не понимала, что делает. По её собственному свидетельству, она многие месяцы мечтала совершить это преступление и даже мучила угрозами свекровь. Но я наказываю её не только за убийство.