— Ты желала ему смерти, — невозмутимо произнесла Матушка.

— Но я не могла этого сделать. Как бы я выбралась наружу?

— Однако ты там оказалась. И Тальбот тебя нашёл. А решётка в подвале была открыта.

— Но я её не открывала. Она слишком тяжёлая. Я смогла только чуть приподнять её, когда Финч...

Она запнулась, увидев, как по лицу Матушки расползается холодная мрачная улыбка.

— Значит, ты врала. Ты помогла Финчу сбежать, а теперь хочешь убедить меня, что не убивала Хью.

— Ну да... я помогла Финчу. Но не смогла поднять решётку так, чтобы набросить верёвку на крюк. Если бы мне это удалось, я ушла бы с ним. Я здесь и на лишний час не осталась бы. Может там, снаружи, мне пришлось бы голодать, как ты сказала, придётся Финчу. Но мне всё равно, что угодно... что угодно лучше, чем быть грязной шлюхой!

Рука Матушки взвилась так быстро, что перед глазами Элены только мелькнул камешек булавки, пронзившей мочку уха, пригвоздив её к постели. Девушка взвизгнула от боли, отчаянно пытаясь освободиться от верёвок.

Матушка с интересом наблюдала за ней — как маленький мальчик за пронзённым шипом жуком.

— Один священник как-то сказал мне, дорогая — да, в своё время я развлекала множество священников — что во времена древних израильтян рабу, который предпочёл остаться рабом, когда ему предлагали свободу, прокалывали ухо, как знак. Ни одна девушка в этом борделе не шлюха, дорогая, если только сама не сделала такой выбор. Здесь каждая продаёт таланты, какие имеет, она художница и торговка. Она работает, как любой переписчик, музыкант или продавец святых реликвий. Только женщина, которая отдаётся мужчине потому, что боится его или чтобы проложить себе путь в этом мире, становится рабыней и шлюхой. В брачных постелях благородных домов Европы красуется куда больше шлюх, чем работает в борделях.

Элена стонала от боли, но со связанными руками булавку не вытащить.Матушка подобрала с постели последнюю шпильку и легонько провела острием по лицу Элены. Девушка крепко зажмурилась от страха, но не могла даже отвернуться — булавка крепко впилась в её ухо.

— Значит, ты вышла из дома прошлой ночью, — тихо сказала Матушка. — Что же ты помнишь? Расскажи.

— Я... мне снился сон, и больше ничего, просто сон.

— Ах да, ещё один сон, дорогая. И в том сне ты убила Хью.

— Нет-нет, — возразила Элена. — В том сне был мертвец. Но я не знаю, кто он... его лицо, оно... Я держала нож, но я его не ударила. Ты должна мне поверить.

— Ещё в первую ночь, когда ты пришла сюда, я сказала тебе, дорогая, что никому не доверяю. То, что Хью мёртв — неоспоримый факт. Ты хотела его смерти. Тебя нашли там, на улице. Ты помнишь, что видела его мёртвым, и помнишь, что держала нож.

— Но Матушка, я не могла выбраться. Не могла поднять решётку. Она слишком тяжёлая. — Элена почти рыдала. Ухо у неё горело, в висках стучало. И она почти ничего не помнила и не понимала.

Матушка дотянулась и медленно вытащила булавку из уха Элены. Девушка стиснула зубы от боли, она ощутила влагу, тёплая струйка крови потекла на шею. Матушка вытерла о платье алую кровь с булавки и воткнула её на место, в кольца чёрных волос.

— Знавала я одну женщину. Лошади, запряжённые в повозку, испугались и понесли галопом, повозка опрокинулась, упала и придавила ноги её сынишки. Ребёнок закричал, и прежде чем кто-то успел прийти на помощь, мать приподняла повозку и освободила сына. Ни один мужчина не смог бы сделать это в одиночку. Страх и ненависть могут придать женщине силу большую, чем у кузнеца. У тебя достаточно причин ненавидеть. Я видела это на твоём лице той ночью, когда он расправился с Финчем, и в этот раз, когда взял тебя. Я не осуждаю женщину, поднявшую нож на мужчину, который этого заслуживает. На самом деле, я восхищаюсь её духом. Но то, что ты сделала, — очень серьёзно, дорогая. Осборн перевернёт этот город вверх дном в поисках убийцы брата. Слишком много людей видели Хью в борделе за несколько часов до смерти. Конечно, кое-кто промолчит, стыдясь признаться, где был, но остальным всё равно, узнают ли, куда они ходили, особенно если у них перед глазами набитый кошелёк. Мы с Тальботом можем с этим разобраться, но нельзя допускать, чтобы Осборн тебя допрашивал. Одна из моих шлюх, уже бежавшая от правосудия, убила двух дворян. Если вдруг обнаружат, что это сделала ты, меня и Тальбота обвинят в том, что мы заманили их сюда, а возможно даже и заплатили тебе. Мы все повязаны, и я не хочу, чтобы моя шея оказалась в петле. Я не могу рисковать, что тебя поймают и допросят. Ты останешься здесь, тайно. Девочки уже знают, что ты сбежала, они так и скажут, если их спросят, но тебе придётся остаться здесь и сидеть тихо. Тальбот принёс твои пожитки.

Она кивнула в угол, и Элена едва разглядела там свой небольшой узелок.

Элена кивнула.

— Клянусь, я буду сидеть тихо. Но пожалуйста, не оставляйте меня так. Прошу, развяжите, и обещаю, я не издам ни звука и не попытаюсь сбежать.

Матушка колебалась. Она взглянула на маску в стене, что была её глазами в гостевой зал, пересекла комнату, поднялась по ступеням к маске, и мельком глянув наружу, закрыла маску деревянной ставней и заперла. Потом вернулась к кровати, остановилась у края, скрестила короткие толстые руки на массивной груди и нахмурилась, глядя на Элену.

— Я освобожу тебя, но ты должна сидеть тихо и держаться подальше от этого, — она указала на ставню. — А если издашь хоть звук или откроешь ту заслонку, или попробуешь выбраться из комнаты, я посажу тебя в клетку, рядом с другими зверями. Ты окажешься в хорошей компании, они ведь тоже убийцы.

Если заяц перебежит дорогу смертному, это к несчастью, и если смертный отправляется в плавание, то должен вернуться и в этот день оставаться дома. Если женщина на сносях увидит зайца, ее ребенок родится с заячьей губой. Если мужчине приснится заяц, это верный признак, что против него злоумышляют враги.

Это создание никогда не упоминают на корабле из опасения попасть в шторм, а если недруг хочет наложить на корабль заклятие, он прячет на борту заячью лапку, и тогда корабль наверняка пойдет ко дну.

Но если носить правую заячью лапку, это отгонит старческие хвори в ногах и судороги.

Если девушку покинул возлюбленный и она умирает от горя, она превращается в зайца-беляка. Ведьмы тоже могут превращаться в зайцев, и в таком обличье они запрыгивают на спину коровы и доят ее досуха, то же они проделывают и с овцами и творят на подворьях много бед.

Ведьму-зайца можно убить только серебряным ножом или серебряной стрелой, а если раненый заяц сбежит, смертный должен найти в деревне женщину с похожей раной, это и будет ведьма.

Когда-то давным-давно, когда на земле правили старые боги, зайца почитали и ни один смертный не мог ранить его или съесть, ибо зайцы предвещали возвращение весны и были священными животными богини Остары.

Мы, мандрагоры, считаем, что мужчины изображают ведьмами и демонами женщин, обладающих даром, который мужчинам неподвластен, они таких женщин боятся.

Травник Мандрагоры

Внизу, в потайной комнате Матушки, Элена услышала из гостевого зала звон колокольчика и подошла поближе к вырезанной в стене маске. Она не осмелилась отворить задвижку, закрывавшую маску, полагая, что свет горящей свечи может блеснуть в отверстиях глаз и выдать её. И слишком боялась оказаться в темноте, погасив свечу.

С тех пор как Матушка спрятала её здесь, Элене не разрешалось покидать комнату. Она могла вести счёт времени лишь по звону колокольчика в гостевом зале. Колокольчик начинал трезвонить, когда приходили посетители, так она узнавала, что наступил вечер, а потом слушала, как раз за разом отворялась и закрывалась большая дверь и гости уходили. Но ей казалось, что сейчас утро, слишком рано для посетителей. Может, это люди шерифа? Её сердце забилось чаще.