Однако были здесь и другие, тайные комнаты, они пока неизвестны Элене, но ей предстоит их узнать. О да, в своё время, как приходится узнавать любому смертному, что в каждой душе есть свои тёмные и потаённые уголки.

Это древнее магическое растение, друиды почитали его не меньше омелы. Христиане говорят, что ее прикладывали к ранам Христа на кресте, и тогда из нее потекла святая вода. Считают, что она оберегает от зла и останавливает кровотечение. Тем не менее, ведьмы и колдуны часто используют ее в заклинаниях как приворотное зелье, а если вор приложит ее к надрезу на руке, то сможет открыть любой замок.

Если смертный страдает от опухоли, ему следует разрезать корень вербены пополам и повесить одну часть на шею, а другую высушить у очага. Когда корень сморщится у огня, скукожится и опухоль. Но смертный должен хранить высушенный корень в безопасном месте, иначе враг или злой дух, желающий ему худого, украдет корень, бросит его в воду, и тогда корень снова раздуется, как и опухоль.

Смертные верят, что если бросить вербену в воду для купания, они познают будущее и получат всё, чего желает сердце.

Но осторожней! Срывать вербену нужно только в определенные фазы луны. Нужно читать заклинания и оставить на том месте пчелиные соты в качестве компенсации за вред, причиненный земле, когда из нее выдрали такое священное растение. За всё, вырванное из земли, нужно платить, ибо если этого не сделать, плата будет взята силой.

Травник Мандрагоры

Еще до того как Рафа провели в комнату Матушки, голова у него закружилась от усыпляющего тепла и тяжёлого запаха мускусного масла, которое Матушка Марго втирала в свои блестящие чёрные волосы. И хотя снаружи ярко светило солнце, ставни на окнах, как обычно, были плотно закрыты.

Комнату освещали насаженные на острия толстые свечи на стенах. Под острия слоями стекал, капая на пол, расплавленный воск, а стены, обрастая желтоватой плесенью потёков, как гниющее дерево грибами, с каждым днем всё больше покрывались жиром и становились неровными. На столе уже стояли бутыль вина и два кубка, а рядом с ними — подносы с холодным мясом, зажаренной птицей, сыром и фигами.

Раф догадывался, что Матушке стало известно о его появлении задолго до того, как он спрыгнул из седла на её конюшенном дворе. Щелчком унизанных кольцами пальцев она указала гостю свободное кресло на противоположном конце узкого стола, и Раф послушно опустился в него, оказавшись лицом к лицу с хозяйкой. Кресло Матушки, более высокое, чем у Рафа, было снабжено деревянными ступеньками спереди, чтобы крошечная женщина могла в него забраться. Хотя Раф знал — она всегда усаживалась до того, как Тальбот проведёт к ней гостя.

По правде говоря, слово "кресло" казалось для этого предмета слишком скромным, он гораздо больше походил на трон — спинку и подлокотники украшали резные фигуры, напоминавшие змей, раскрашенные жёлтым и чёрным с вкраплениями золота. Алые языки гадюк, свисавшие на проволочках, трепетали при малейшем движении обитателя кресла. Глаза змей были инкрустированы кусочками изумрудного стекла. По крайней мере, Раф предполагал, что это стекло — ведь даже Матушка вряд ли могла позволить себе настоящие изумруды. Зелёные змеиные глаза поблескивали в дрожащем свете свечей, словно следили за жертвой, сидящей в кресле напротив, вызывая у Рафа ощущение тревоги — казалось, змеи готовы в любую минуту броситься вперёд и укусить.

Мать Марго подвинула к нему бутыль, и Раф налил в свой кубок тёмно-рубиновой жидкости.

— Явился повидать свою голубку?

Раф вздрогнул от неожиданности, расплескав вино, и губы Матушки изогнулись в улыбке.

— Она... в добром здравии? — спросил Раф.

Матушка пожала плечами.

— В первую неделю была лёгкая молочная лихорадка, но уже прошла. Сильная девушка, эти полевые работницы всегда такие. И довольно неплохо работает, делает, что поручено. Нет! Не волнуйся, — Матушка подняла коротенькую руку, предупреждая вопрос, который он уже готов был задать. — Только уборка и тому подобное, никаких клиентов — до тех пор, пока мы не узнаем, какие у тебя на неё планы.

Матушка лукаво взглянула на него, вытащила из собранных чёрных волос украшенную камнем булавку и принялась выцарапывать грязь из-под острых ногтей.

— Дело в том, что я не могу вечно держать здесь девушку, которая годится только для уборки. У меня хватает женщин не первой свежести, клиентов у таких уже немного, так что они рады прибраться здесь вместо того, чтобы бродить по улицам. Они верно служили мне много лет, и я не могу выгонять их ради новенькой. Этой твоей девушке придётся начать зарабатывать деньги, причём немалые. Я очень рискую, укрывая здесь беглянку, когда Осборн назначил жирный куш за её голову. — Матушка Марго подвинула к себе деревянный поднос, воткнула свою булавку в крошечную тушку жареной певчей птички, изящно поднесла мясо к губам и целиком сунула в рот. Тонкие косточки хрустнули под острыми зубами. — Если её узнает кто-то из моих клиентов...

— С какой стати? — возмутился Раф. — До сих пор она ни разу не выбиралась из своей деревни, а деревенским, что приезжают на рынок, твои цены не по карману.

Матушка безмятежно улыбнулась в ответ, показывая на накрытый стол.

— Мы даём клиентам то, чего они хотят, а они за это платят. В Норвиче полно лакомых кусочков, шлюху здесь можно купить не дороже, чем кубок эля. Но при этом легко столкнуться с такими сюрпризами, за которые ты вовсе не платил.

Раф знал — так и есть. Что бы не говорили о Матери Марго, её клиентам не случалось, проснувшись, обнаружить, что украден кошелёк, или очнуться проданным в рабство на пиратском корабле.

Откинувшись назад в своём змеином гнезде, Матушка пристально наблюдала за гостем.

— Так что же ты собираешься с ней делать, мастер Раф? О ней уже спрашивали многие клиенты — с такими рыжими волосами она довольно заметна. Знаешь, как говорят мужчины — пламя сверху означает жаркий огонь внутри, и многие уже готовы платить хорошие деньги, чтобы утолить жажду.

Раф тут же вскочил на ноги.

— Сейчас же закрой свою грязную пасть!

Он выбросил вперёд руку, чтобы схватить её горло, но забыл о длинной золотой булавке. Раф вскрикнул — острие с безошибочной точностью вонзилось в его ладонь.

— Держи себя в руках, мастер Раф, — с довольным видом сказала Матушка, глядя, как он слизывает выступившую кровь. — Сядь. Налей ещё вина, съешь мяса. Голодные мужчины всегда действуют слишком поспешно.

Морщась от боли и гнева, Раф неохотно вернулся на место, оторвал кусок жареной утки и сунул в рот. Он продолжил есть в гробовом молчании, пока, наконец насытившись, не оттолкнул поднос.

— А теперь, — сказала Матушка, — давай говорить о деле.

Она говорила так спокойно, что если бы не ноющая от укола булавкой рука, Раф решил бы, что ему привиделась эта дикая вспышка ярости.

— Ты отправил сюда эту девушку, мастер Раф, зная, чем я занимаюсь. Что ж, должно быть, у тебя были на это причины. Ведь если бы тебя волновала только её безопасность, она сейчас могла бы уже быть во Фландрии. Но тогда тебе её не достать, верно?

— Не совсем так. Я думал только о безопасности девушки, именно поэтому и не пытался отправить её за границу. Пришлось бы ждать несколько дней, пока найдётся корабль, чтобы забрать её с побережья, а Осборн уже через несколько часов поставил в гавани свой дозор.

Матушка откинула голову, заходясь от смеха.

— Не пытайся меня надуть. Мы оба знаем — если бы ты заплатил, Тальбот мог провести на корабль хоть целый бордель, и никто бы не заметил.

Раф покраснел от гнева.

— Как может крестьянка, никогда прежде не бывавшая дальше полей поместья, позаботиться о себе в чужой стране? Умрёт через месяц — окажется нищей на улице, а то и чего хуже.