Он не подал вида, что слышал. Элена смотрела на розовые щёчки — всё, что удалось рассмотреть в его лице.

— Я... я Холли. — Она ещё не привыкла к этому имени, и другим девушкам нередко приходилось кричать три, а то и четыре раза прежде, чем она понимала, что обращаются к ней.

Мальчик медленно поднял голову, и при взгляде на ребёнка Элену пронзила боль. Она увидела синие, как васильки, глаза, длинные золотистые ресницы. Нежное лицо портил только маленький серебристый шрам над бровью. Её огорчило не само это лицо, а застывшие, мёртвые глаза, словно полностью отрешённые от мира. Ребёнок походил на ангела, но напомнил Элене старые сказки о вставших из гроба мёртвецах, что бродят по свету, не узнавая никого и ничего.

— А у тебя есть имя? — ласково спросила она.

Несколько мгновений мальчик смотрел сквозь неё, словно она была призраком сада. Затем разжал руку и внимательно посмотрел в ладонь, будто там мог быть написан ответ.

— Ф.. ин...ч - произнес он, хлопая в ладоши при каждом слоге, будто бы имя было вбито в него, звук за звуком.

— Финч, зяблик — хорошее имя, - ободряюще улыбнулась Элена. — Ты давно здесь, Финч?

Его лицо ничего не выражало, казалось, он не понял вопроса о времени.

Элена не видела этого ребенка раньше, но возможно, он просто прятался. Интересно, сколько ему лет, семь, восемь? Трудно сказать — он казался очень маленьким, но пальцы длинные и тонкие, почти как у юноши. А как выглядел бы её сын в этом возрасте? Она тихонько запела, как будто укачивала собственное дитя.

Зелен и синь

      Дили ди

      Лаванды склон

Тебя я люблю

      Дили ди

      В меня ты влюблен

Она почувствовала как что-то коснулось ног, и, взглянув вниз, увидела, что мальчик осторожно склонил к ней голову, словно настоящая птица, готовая вспорхнуть при малейшем движении. Элена не шевелилась и продолжала петь.

Помощь зови

      Дили ди

      Работа не ждет

Кто сено гребет

      Дили ди

      Кто в гору идет

Финч подался ближе, уткнувшись лицом в ее ноги.

Птицы поют

      Дили ди

      Ягнята шалят

Наш здесь приют

      Дили ди

      В сене – мир и уют

Она перестала петь и какое-то время они сидели неподвижно, Элена на скамейке, покрытой тимьяном, а маленький Финч — на земле. Оба погрузились в свои мысли, не слыша ни криков играющих детей, ни жужжащих над розами пчел.

Элена вздрогнула, когда белое облако закрыло солнце, бросив тень на сад.

— Хочешь, покажу секрет? — внезапно спросил Финч и выпрямился.

— Конечно, — ответила Элена, ласково улыбнувшись. — Это твоё сокровище?

Ещё с детства она знала, что у всех детей есть секретные сокровища — скорлупа яйца дрозда, речной камешек, галька, сияющая как рубин, острый черный зуб дракона, — и все это тщательно спрятано от глаз взрослых.

Финч помотал головой.

— Это не мой секрет. Пошли, я покажу. Только никому не говори. — Он взял ее за руку маленькой теплой ладошкой и потянул за собой.

— Ах вот ты где, киска. Я тебя везде искала, у меня кое-что для тебя есть.

Как только Элена обернулась к направлявшейся к ней через сад Люс, маленькая ладошка тут же отпустила её руку. Она глянула вниз, чтобы сказать что-нибудь Финчу, но мальчик уже исчез.

— Матушка послала меня передать, что к тебе посетитель, ты будешь рада его увидеть.

Радость наполнила Элену, на лице засияла восторженная улыбка.

— Атен, это Атен? Где он?

Раф нетерпеливо расхаживал по комнатушке и наконец неуклюже устроился на стуле с высокой спинкой. В комнате было не много мебели. Один угол занимала широкая кровать, но к счастью, её закрывали тяжёлые, кое-где потертые шторы. В другом углу расположилась длинная низкая скамья, а в третьем стояла высокая деревянная рама, с которой свисали кожаные ремни. Раф с отвращением взглянул на нее. Он догадывался, какие орудия могли скрываться за пологом кровати, достаточно насмотрелся на обнаженные мужские спины с рассеченной до костей кожей, чтобы считать порку приятной забавой.

Он безрадостно оглядел комнату. В тот день, когда он выбрал Элену из круга молотящих женщин, чтобы она съела кусочек хлеба с солью, мог ли он предвидеть, что это приведёт её сюда? А если бы Раф выбрал другую девушку, результат был бы тот же? Его с самого детства мучил вопрос - можешь ли ты выбирать что-то по-настоящему или за тебя уже всё предрешено.

Когда Рафу было шесть лет, отец косил, и коса наскочила на лежавший в траве камень. Вот и все. Этого оказалось достаточно, чтобы изменить весь ход жизни Рафа, просто обычный камень оказался в неудачном месте. Лезвие косы отскочило от камня и глубоко порезало ногу отца, рана загноилась, и мать Рафа испугалась, что муж умрёт.

Соседка божилась, что Святой Георгий обязательно поможет бедняге, стоит лишь матери Рафа попросить его о помощи. И тогда мать решила совершить паломничество в аббатство, где хранилась фаланга пальца святого, и пожертвовать янтарное ожерелье, которое получила в день свадьбы, чтобы заручиться помощью святого. Она настояла, чтобы Раф отправился с ней и помолился за здоровье отца.

Раф с матерью вышли из дома, прежде чем солнце взошло над холмами. Они достигли аббатства в вечерней прохладе, как раз к началу вечерней службы, и вместе с толпой прихожан поднялись по высоким белым ступеням в храм. Как только Раф вошел в это огромное здание, он сразу же позабыл о жажде и голоде. Он как вкопанный застыл в дверях с открытым ртом, не в силах оторвать взгляд от грандиозного зрелища.

Деревенская церквушка, где он пел в маленьком хоре, была расписана яркими красками — изображениями ангелов и святых, которые брели по знакомым полям и парили над такими же домишками, как и их собственный. Но здесь стены и колонны, устремившиеся ввысь, украшала роспись со сценами рая и ада, сотворения мира и Страшного суда. С огромного купола на него глядели ангелы, и сам Господь, воседающий на золотом троне, казалось, оглядывал всю церковь. Его темные миндалевые глаза пристально смотрели прямо в глаза Рафа.

Раф, слишком занятый осмотром храма, и не заметил, как хор начал петь псалмы, пока певчие не затянули магнификат [23]. Он никогда не слышал таких голосов в деревенском хоре, они звучали гораздо мелодичнее, выше и звонче, чем у любого мальчика. Не обращая внимания на мать, которая яростно шипела, призывая его вернуться, Раф стал протискиваться сквозь толпу прихожан, пока не оказался в первом ряду. Но всё равно не смог ничего разглядеть из-за резной ширмы. Пригнувшись, он стал пробираться вперёд, огибая её, пока не увидел тех, кто издавал эти прекрасные звуки. Раф увидел монахов и послушников, преклонивших колени в молитве, но неземная музыка исходила не от этих простых созданий. Он покрутил головой и увидел собравшихся вместе певчих. Некоторые из них — юноши, другие — мужчины, должно быть, такого же возраста, как и его отец, с чисто выбритыми лицами.

Звуки, которые они издавали, вызывали дрожь благоговения и восторга, мурашки пробежали по спине Рафа. Он замер, устроившись на корточках в тени, и слушал. Наконец, когда служба закончилась, монахи ушли, а небольшая группа безбородых певчих, смеясь и болтая, начала быстро расходиться через свою собственную узкую дверь. Раф во все глаза глядел на них, мотая головой, как собака с больными ушами — он не мог поверить, что эти девичьи голоса могли принадлежать мужчинам. Женоподобные мужчины покидали церковь. Последний из них оглянулся и посмотрел прямо в тот тёмный угол, где прятался Раф, а потом улыбнулся и подмигнул. Только демон мог бы разглядеть мальчика в тёмном углу. Испуганный Раф вскочил на ноги и с криком побежал обратно к матери, не обращая внимания на удивлённо оглядывающихся прихожан.