Запыхавшиеся от усилий, Люс с матушкой выбрались из раковины и тщательно осмотрели свою работу. В суматохе шипы кое-где расцарапали кожу Элены, и по белой маске со лба стекали тонкие струйки алой крови. Она рыдала, всхлипывая и задыхаясь под маской, умоляя отпустить её, но по их лицам видела — они этого не сделают.
— Ну, хватит вырываться, Холли, прошу тебя — состроила гримаску Люс. — Ты только себе хуже делаешь. Это же просто игра. Некоторым мужчинам нравится изображать героев. Надо полагать, он всего-то и хочет — притвориться, что спасает тебя. Если подыграешь, тебе понравится, вот увидишь.
— Я не хочу, не буду, — выкрикнула в ответ Элена, но голос заглушало дерево. — Если хочешь получить удовольствие, сама это делай. А я не хочу играть. Я не стану делать, что он хочет. Я буду сопротивляться. И как только он меня отпустит — раздеру ему лицо.
Матушка кивнула Люс.
— Тебе лучше бы пойти взглянуть, не готов ли джентльмен, а потом возвращайся и последи за воротами. У Тальбота какие-то дела, и он до сих пор не вернулся.
Едва за Люс захлопнулась дверь, Матушка шагнула вперёд, приложила к губам руку, глядя на Элену снизу вверх.
— А теперь послушай меня, дорогая. Я всё это уже видела, мольбы и слёзы меня не тронут. Если не угодишь тому джентльмену — окажешься в общем зале, будешь удовлетворять матросов и золотарей, пьяных и вонючих как помойка. Полдюжины в день — и быстро научишься проглатывать свою гордость, да тебе и не только её придётся проглатывать. И можешь просить и умолять сколько пожелаешь — джентльменам такое нравится. Это разжигает им кровь. Но предупреждаю — чем больше упрашиваешь, тем он больше распаляется.
Матушка быстро оглянулась, заслышав снаружи приближающиеся шаги. Едва она успела предупреждающе махнуть рукой и скрыться в гардеробной, дверь в комнату открылась. В проёме появилась высокая запахнутая в плащ фигура, обрамлённая темнотой коридора. Элена подавила крик, увидев в мерцающем сиянии свечей лицо — не человеческое, а маску демона.
— Хочешь, чтобы я шёл с тобой? — спросил у Рафа ловец угрей. — Могу показать тебе лучшие места для рыбной ловли. Но не скажу, где расставлены мои ловушки, этим секретом я поделюсь только на смертном одре.
Он сморщил в беззубой ухмылке потрёпанное непогодой лицо и постучал пальцем по носу [27], большая часть которого отсутствовала. Он, как и все старики, любил рассказывать с кровавыми подробностями, как это случилось — когда-то, много лет назад огромный угорь вцепился в кончик его носа и откусил почти начисто. Рыбак был так стар, что никто уже не мог припомнить, правда ли это, но с годами тот чудовищный угорь в рассказе становился всё больше и толще, так что каждое новое поколение детей изумлялось, что этот зверюга откусил только нос, не сожрав всего человека.
— Я хочу пойти на рыбалку один. Хоть на ночь уйти подальше от Осборна и шума поместья, — объяснил Раф.
Старик сочувственно кивнул.
— Что ж, могу это понять. Я не смог бы возиться с людьми день и ночь. На реке, в компании собственных мыслей — полный покой.
Раф сунул монету в загорелую сморщенную руку. Это было больше, чем старик заработал бы за ночь ловлей угрей, и оба они это знали. Рыбак взял монету, без сомнения чувствуя благодарность за возможность провести вечер у очага вместо того, чтобы таскать свои старые кости по стылой реке.
Раф воткнул в ил конец длинного шеста, чтобы не потерять равновесие, и шагнул в плоскодонную лодку, длинную и узкую. Её слишком легко по неосторожности опрокинуть, но для такого большого человека, как Раф, она всё же лучше, чем маленький круглый коракл. Лодка угрожающе закачалась под ним. Раф уже давно не пользовался такой, да и прежде плавал в ней только с Джерардом.
Ловец угрей скептически смотрел на него, потом сунул в лодку короткое тупое весло.
— Может, с ним выйдет лучше. Балансировать проще, если сидишь.
Уйдя подальше от домика рыбака, Раф нашёл подходящее место и спустил в воду пару крепких шнуров с плетёными силками из овечьей шерсти на конце и с червями для наживки. Шнуры он прикрепил к склонившимся над водой ивам.
Раф целый день думал, как удрать, чтоб его не поймали. Войны научили его, что безрассудная храбрость не заменит тщательно продуманного плана. Но судьба не всегда прислушивается к людским планам.
Когда Раф подошёл на лодке к задней части острова на середине реки, солнце уже спускалось над горизонтом. Берег у заливного луга был пуст, только потревоженная серая цапля, бросив свою рыбалку, тяжело поднялась в небо. Раф проклинал себя за глупость, за то, что дал пареньку слишком много еды. Мальчик попросту подумал, что это достаточное вознаграждение за доставку сообщения, и не стал ждать. Но когда лодка Рафа плавно скользила мимо нависшей над водой ивы, он заметил небольшой, обтянутый кожей коракл, скрытый под ветвями, лодочка так хорошо сливалась с темной растительностью, что Раф наверняка пропустил бы ее, если бы не выискивал намеренно.
Мальчик спал, свернувшись внутри, но, услышав всплеск весла Рафа, мгновенно проснулся.
— Ты готов, малец?
Паренек кивнул, обшаривая взглядом лодку в поисках обещанного запаса еды, и широко улыбнулся, заметив на дне закрытую корзину.
— Тогда веди. Я следом за тобой, но помни, я должен тебя видеть, и я не такой юркий на воде, как ты.
Мальчик направился вперёд, в сгущающуюся темноту. Раф не ошибся — коракл оказался продолжением тела мальчишки. Его весло беззвучно опускалось и поднималось, а двигался он так быстро, что почти сразу же исчез из вида. Раф греб изо всех сил и чуть не врезался в маленький коракл, когда миновал следующий поворот, за которым его ждал парнишка.
— Постой, — сказал Раф. — Лучше давай свяжем лодки, иначе ты потеряешь меня в темноте или я врежусь в тебя и потоплю.
На дне плоскодонки ловца угрей валялись куски старой веревки. Раф привязал коракл к своей лодке и помог мальчику перебраться в неё.
— А теперь устраивайся на носу и говори, куда править.
Мальчик послушался и примерно через час гребли указал на просвет в зарослях впереди, который Раф никогда бы не заметил в темноте. С помощью паренька, который подталкивал и тянул лодку под склонившейся берёзой, Рафу удалось провести неуклюжую посудину в заводь, теперь они плыли в тысяче кружащих протоков, ведущих через болота. Камыш высокой каймой раскачивался и шуршал над их головами, кое где заросли осоки и болотный мирт образовывали островки на густой, липкой грязи.
Внезапно, где-то в камышах невидимая выпь издала хриплый, пронзительный вопль, словно у самого уха. Раф подпрыгнул от неожиданности, а мальчик захихикал. Маслянистая черная вода плескалась между темными грязными берегами, но только паренёк мог отличить воду от суши. Резкий запах грязи, застоявшейся воды и гниющей растительности хлынул в ноздри Рафа, и он утонул в этой вони. Одно неверное движение, неловкий поворот, и они завязнут в чавкающей топи. А вокруг, в темноте, болото что-то шептало, повизгивало и покачивалось, словно знало, что в его королевство вторгся чужак, и било тревогу.
Каждый сам отмеряет свои часы — когда Рафу казалось, что, должно быть, скоро рассвет, а для мальчика времени прошло совсем немного, он обернулся к Рафу и прошептал, чтобы тот остановился. На чёрном небе наконец показалась луна, и в её свете Раф заметил обрубок палки, которая могла быть швартовым столбиком или обломком болотного дуба, торчащим из грязи. Он накинул на него лодочный конец и обвязал вокруг палки.
Мальчик спрыгнул во что-то, что похожее на ещё один островок тростника. Раф пошатываясь перебрался на нос плоскодонки, болезненно ощущая свой огромный размер, и потыкал шестом почву. Она оказалась топкой, но конец шеста в ней не утонул. Раф подхватил корзину с едой и осторожно сошёл с лодки, молясь, чтобы почва выдержала его вес.
Пробившись сквозь заросли, Раф обнаружил, что поднимается по узенькой тропе, выложенной сухим тростником и камнями, чтобы немного приподнять дорожку над уровнем болота. Он поднялся по пологому склону и почти уткнулся в хижину, небольшую, но занимавшую большую часть поляны. Из-за дома показалась рука мальчика, подзывая Рафа обойти вокруг. Там обнаружился вход, закрытый кожаной занавесью, Раф сдвинул её и пригнулся как можно ниже — человек его роста не смог бы выпрямиться под этой тростниковой кровлей.
