Хью хотел было что-то сказать, но она остановила его, подняв руку.
— Слушай, сюда идут твои друзья.
Он оглянулся на звук. Гита не ошиблась, лай собак и стук лошадиных копыт становились всё громче, приближаясь к ним. Хью повернулся, чтобы что-то ей сказать, но женщина уже исчезла. Он озадаченно опустил взгляд и вздрогнул, обнаружив, что держит в руках меховой пояс.
Гита не сомневалась, Хью станет носить этот пояс. Он не способен устоять перед искушением, тем более, если решил, что перед ним лёгкий путь получить желаемое. А когда Хью наденет пояс, будет вынужден подчиниться желаниям, которые он пробудит. Ему придётся действовать, и пояс поведёт его за собой. Это был лишь маленький шажок, но шаги следуют один за другим. Прежде чем заставить скелет плясать, нужно поднять хоть одну его кость.
Время растягивается в темноте, как мокрая шерстяная ткань. Одинокий человек, ждущий под звёздами, ощущает, как медленно тянется каждый час, и уже не верит песочным часам, отмеряющим время, а у Рафа не было даже песочных часов.
Он сидел, укрывшись среди деревьев, пристально глядя на колышущуюся тёмную речную воду, стараясь расслышать всплеск весла. Руки и ноги у него затекли, он уже боялся, что когда придёт лодка, не сумеет подняться навстречу. Голова Рафа отяжелела ещё сильнее, чем ноги. Хотя весь день он почти не думал ни о чём другом, но до сих пор не смог примириться с мыслью, что Элена убила Рауля. Невозможно представить, как такое хрупкое невинное создание могло убить человека. Однако Тальбот говорил, она фактически в этом призналась. Если Элена узнала Рауля, если он угрожал увезти её обратно в Гастмир — должно быть, она пришла в ужас. Если он причинял ей боль, давил на неё, в панике она могла на него наброситься, как загнанный в угол зверь, не желая убить, просто несчастный случай. Но Тальбот сказал, тело нашли в таверне, а она исчезала ночью. Это значит, Элена пошла за ним и... нет, Раф не мог допустить таких мыслей. Он не позволит себе так думать.
Когда Осборн узнает, что Рауль мёртв — перероет весь город. Сердце Рафа громко стучало. Ему нельзя сейчас думать об этом, так легко довести себя до безумия. Он не может позволить себе расслабляться, только не этой ночью, когда на карту поставлено слишком много.
Раф должен сосредоточиться на священнике. Если его поймают и он начнёт говорить, и Раф, и леди Анна лишатся жизни. И есть ещё тело Джерарда. Может, это единственный шанс соборовать Джерарда. Раф не подведёт друга. Нет, прежде чем думать об Элене, он обязан разобраться со священником. Пока Осборн ещё при дворе короля, Элена в безопасности там, где она сейчас. Пресвятая Дева, пусть Иоанн отправит Осборна во Францию, Фландрию, куда угодно, лишь бы подальше от нас.
С болот налетел холодный ветер, и Раф плотней завернулся в плащ. Боже, ну почему в Англии вечно чертовски холодно по ночам? Даже посреди лета — едва спускается ночь, тебя обступает холод, словно ты похоронен в пещере.
Ребёнком, дома, в горной Италии, Раф мог летними ночами лежать, глядя на огромные сияющие звёзды, а воздух вокруг был нежным и тёплым, как благоухающая ванна. Такой ночью он впервые увидел Джерарда.
Джерард лихо прискакал на их ферму вечером, на закате, со всей бравадой восемнадцатилетнего юнца, распугав бросившихся врассыпную кур. Вслед за ним во двор на взмыленных конях въехали четыре других рыцаря. На вспотевшие лица налипло столько белой дорожной пыли, что одна из маленьких сестрёнок Рафа при виде их закричала, что на дом нападают мертвецы.
Все мужчины и мальчики в усадьбе, схватившись за вилы и крепкие палки, бросились защищать ферму, если понадобится, ценой жизни, но Джерард легко спрыгнул из седла и направился к ним, подняв руки в знак мирных намерений. Он сказал, одна лошадь потеряла подкову, и если продолжить путь до ближайшего города, этой лошади они лишатся. И потому объявил — этой ферме выпало счастье насладиться их обществом на ночь.
Мать Рафа и тётка зашептали отцу — надо бы гнать этих рыцарей прочь. У них мало запасов еды, да и где укладывать спать господ, ведь им не предложишь постель в хлеву?
Отец Рафа с мрачным видом приказал умолкнуть бранящимся женщинам.
— То, что вы им не отдадите, они всё равно заберут, и не только это. Разве не видели вы их знак?
И отец показал на одного из рыцарей, который держал копьё, украшенное подвеской — алый крест на белом фоне. Крестоносцы! Женщины принялись креститься, бормотали молитвы и плевали на пальцы, чтобы отогнать зло. Ведь если верить слухам, а они всегда верили, крестоносцы — настоящие демоны, дьяволы во плоти. Если они въезжали в деревню, то, как правило, оставляли после себя горящие дома, а их сумы распирала награбленная в деревне и церкви добыча.
Мать Рафа схватила его младшего брата.
— Возьми сестёр и кузин, полезайте в подвал, а оттуда в пещеры. Предупредите наших соседей.
Подвалы каждого дома и церкви на этой стороне горы соединялись с лабиринтом пещер, в которых когда-то давно жили их предки, сейчас же пещеры использовали как хранилища и способ скрыться, убежать для тех, кто не хотел показываться на виду. Человек мог войти в один дом, и пока преследователи наблюдали за дверью, выскользнуть из другого дома, расположенного в миле или даже дальше.
Брат Рафа знал, что делать. Он собрал и повёл в подвал пятерых незамужних девушек и беременную сестру, потому что большой живот не станет помехой для разгорячённого солдата. А старухам оставалось лишь молиться Пресвятой Деве, чтобы крестоносцы оказались не настолько отчаянными и не тронули их, ведь должен же им кто-то готовить.
Мужчины стаскивали во двор грубые столы и лавки и крикнули Рафу принести вино, а женщины тем временем раскладывали лук и заправленные оливковым маслом оливки в деревянные миски, чтобы немного утолить голод гостей, выиграть время и добавить побольше овощей и бобов к скудной похлёбке, приготовленной для семьи. Крестоносцы подозрительно вертели миски в руках. Один зачерпнул пригоршню оливок и яростно запустил их прямо в голову Рафа.
— Божья задница, это что, овечий помёт? Вы пытаетесь нас отравить?
Раф вытер с лица капли масла.
— Это плоды с дерева, очень вкусные.
Воин пристально посмотрел на него, потом рассмеялся.
— Так ты девушка или парень? Готов поклясться, никогда не слышал, чтобы мужчина говорил девчачьим голосом. Или, может, твоя мать додумалась нарядить дочерей в одежду братьев, чтобы защитить от насилия?
Остальные тоже рассмеялись, на время забыв о голоде. Даже братья Рафа хихикали. Один лишь Джерард не смеялся, он смотрел сапфирово-синими глазами в тёмные глаза Рафа. Лицо исказила гримаса боли, как будто насмехались над ним.
— Значит, это дочка, а, матушка? — спросил рыцарь. — Скажи-ка мне, кого ты тут наплодила. Это самая симпатичная девица, что я вижу в твоём семействе, и думаю, она могла бы отлично согреть мне постель, если, конечно, тебе некого больше предложить взамен.
Мать Рафа с отвращением взглянула на сына.
— Делай с ним всё, что вздумается, он ни мужчина, ни женщина и не принес нам ничего кроме стыда.
— В таком случае, госпожа, я от него откажусь. Однажды в детстве я выудил из реки рыбу, покрытую белой шерстью. "Что это? — удивился я. — Баранина, которую можно есть в рыбный день, не иначе как чудо". Но когда я её отведал, это оказалась птица, а я всю ночь болел, словно набравшийся пьяница.
Остальные зафыркали и засмеялись, но это только напомнило им о голоде, и они снова заревели, требуя еды, стуча рукоятями ножей по деревянному столу. Даже похлёбка не удовлетворила гостей, они потребовали мяса. Когда отец Рафа заверил, что мяса у них нет, двое воинов отправились в хлев, где сидели на насесте куры, и вернулись, сжимая в кулаках пять тушек со свёрнутыми шеями. Мать Рафа ощипывала их и рыдала.
Семья провела ночь, сгрудившись в хлеву, а крестоносцы заняли кровати в доме. Рафа не было ни в хлеву, ни в доме, ему не спалось, он бродил в одиночестве в оливковом саду под звёздным небом.
