Она вытягивает шею, пытаясь взглянуть на звёзды. Где-то вверху, над ней, мерцает тусклый жёлтый свет, слабый как крыло мотылька, но она не может понять, что это. Свеча на стене? Фонарь в руках человека? Лестницы строят так для того, чтобы защищаться.

Воин с мечом в правой руке может сверху ударить того, кто взбирается по ступенькам, а противникам помешает замахнуться стена. Тот, кто хочет выжить, должен научиться сражаться обеими руками.

Она выжидает, прислушиваясь. Что, если кто-то невидимый тоже ждёт, ловит звуки её шагов? Ей слышно чьё-то дыхание, но за этими толстыми стенами так холодно, что это может быть и её собственный хрип. Неужто ей суждено умереть здесь, упасть в темноте, проливая кровь на ледяные ступени? Она старается побороть страх. Ждать больше нельзя. Она перехватывает клинок в левую руку и начинает медленно подниматься по лестнице, прижимаясь к стене на случай, если кто-то бросится на неё сверху.

Она приближается, и свет набирает силу, но всё же по-прежнему непонятно, откуда он. Она осторожно взбирается выше и выше, и наконец свет льётся прямо на неё. Она видит крошечную, чуть больше ниши в стене, открытую келью. Спиной к ней стоит на коленях человек в монашеской рясе. Перед монахом стол, на нём — резная раскрашенная статуэтка Пресвятой Девы с младенцем Иисусом на руках. Младенец вытянул руки в мольбе, словно просит, чтобы его забрали из материнских объятий. У подножия скульптуры горят три тонких свечи. Алый рисованный рот Пресвятой Девы, подсвеченный трепещущими огоньками, улыбается, как будто она знает о том, что случится, и это её забавляет.

Монах поднимает голову — как собака, которая что-то учуяла. Похоже, он понимает, что не один. Он с трудом понимается на ноги, оборачивается к ней, на его лице — ужас. Она прикладывает палец к губам, предупреждая, чтобы не вздумал кричать.

Она снова спускается по ступенькам. Она не хочет причинять ему вред, не хочет ранить монаха. Но тот, испугавшись, хватает обеими руками тяжёлую деревянную статую, поднимает над головой и с криком бросается к ней. Рукава его одеяния спадают вниз, она видит, как на руках вздуваются мускулы, собирая силы для удара.

Она понимает — придётся защищаться. Знает, что нужно ударить первой, но ведь он же монах. Она не может причинять вред человеку в священном сане.

Ухмыляющееся лицо статуи нависает над ней. И тогда срабатывает инстинкт. Она выставляет навстречу монаху клинок — только чтобы заставить его придержать руки. И видит, как за спиной монаха поднимается тень. Руки монаха замирают, не успев нанести удар. Он с ужасающим криком изгибается назад, грудь разрывает острие меча, и монах падает на колени, прямо на её клинок. Пресвятая дева с младенцем вылетает из его рук и вдребезги разбивается о холодную каменную стену. Взмах рясы в падении мгновенно гасит огоньки трёх свечей, как будто их задул сам дьявол.

Она остаётся в полной темноте. Она ничего не видит. Но чувствует, как что-то течёт по рукам, и знает, что с её пальцев на эти священные камни капает кровь благочестивого монаха.

Элена с криком проснулась и вскочила в постели, задыхаясь как после бега. В висках колотилась кровь. Тело промокло от пота, а покрывало на тонком соломенном матрасе отсырело, как будто пролили воду. Несколько минут Элена старалась успокоиться, выбросить эти картины из головы.

В общей спальне стояла не остывающая весь день удушливая жара. Даже сейчас, когда солнце уже начало опускаться за дома и тени удлинились, в саду гораздо прохладнее, но теперь Элена вряд ли рискнёт уйти из спальни. Она боялась, что бейлиф и его люди могут вернуться, когда она будет сидеть снаружи, и найдут её прежде, чем она успеет подготовиться. Элена знала — если бейлиф начнёт задавать вопросы, она тут же выдаст себя.

Люс окрасила ей волосы и брови в тёмный цвет пастой из сока грецкого ореха. Приказ Матушки. "Очень жаль, — сказала она со вздохом, — мужчинам нравятся медноволосые, за них платят больше". Элена никак не могла привыкнуть к собственному виду. Из-за тёмных волос лицо казалось бледнее, и бросая взгляды в общее серебряное зеркало, она словно видела незнакомку. Она сомневалась не только в том, что понравилась бы Атену такой — вряд ли он даже узнал бы её теперь.

Люс сунула голову в приоткрывшуюся дверь, оглядывая кровати.

— А, вот ты где, Холли. Ты мне нужна.

— Мужчина? — у Элены свело живот.

— Нечего пугаться, как телёнок при виде мясницкого ножа. Он пришёл не за тобой, этот хочет мальчика. Идем, побыстрее. Матушка убьёт меня, если мальчишка не будет готов.

Элена едва успела натянуть башмаки, как Люс потащила её за дверь, к комнатам наверху.

— Этот Финч не хочет одеваться, — жаловалась она. — И не позволяет мне одеть его. Упирается и начинает орать, как только я до него дотронусь. Если привести Матушку или Тальбота, они с ним, конечно, разберутся, но мальчик доверяет тебе. Думаю, ты сумеешь его уговорить.

— Ты наряжаешь Финча для того мужчины? — Элены схватила её за руку. — Ох, Люс, пожалуйста, не надо. Ты не должна его заставлять. Пошли какого-нибудь другого мальчика.

— Распоряжение Матушки. Она выбрала Финча, — Люс печально улыбнулась. — Ты же знаешь, как это, Холли. Он должен работать, как и все остальные.

Люс быстро шагала по коридору, и Элена едва поспевала за ней. Открыв тяжёлую деревянную дверь, она втолкнула Элену в комнату.

Посередине стояла высокая деревянная кровать с изогнутыми спинками. К одной стене прислонился колченогий комод, рядом с другой разместился длинный стол с бутылкой, стаканами, тарелкой с жареной уткой, зайчатиной, цаплей и блестящей от жира свиной ногой. Стол украшала жареная кабанья голова со страшными клыками, морда почернела от сала и сажи, похожих на шерсть, которой была покрыта при жизни. На стенах комнаты красовались сцены охоты. Быков убивали пиками. Медведи в агонии прижимали лапами вонзённые стрелы, одетые в шкуры люди пытались уклониться от занесённых над ними мечей. Все торжествующие охотники были голыми, мышцы напряжены в броске на жертву, красные рты разинуты в боевом крике.

Элена с порога почувствовала наполняющую комнату звериную вонь, перекрывавшую запах жареного мяса. Она с содроганием вспомнила о животных в подвале. Вонь казалась не такой едкой и сильной, но в этой комнате или есть, или были какие-то звери. Едва Элена подумала об этом, и тут же раздалось тихое рычание. Прежде чем она поняла, откуда доносится звук, что-то метнулось в её сторону из-за кровати. Элена прижалась к стене, зверь прыгнул, но цепь на шее рванула его назад. Он тяжело шлёпнулся на пол и, задыхаясь, опять поднялся на лапы.

Существо было чёрным как из преисподней, с короткой плотной шерстью и круглыми жёлтыми глазами. Оно в точности походило на кота, но нереального, размером с волкодава. На спине под шерстью играли мускулы. Спустя пару минут зверь опять ускользнул за кровать.

— Что это? — прошептала Элена, её сердце ещё колотилось от испуга.

Люс поморщила нос.

— Матушка называет его "ведьмин кот". Но если это кот, то мыши, на которых такая скотина охотится, должны быть размером с чёртова барсука. Не бойся, этого зверя на свободу не пускают. Такая цепь удержит даже нападающего вепря, как я всё пытаюсь ему объяснить.

Она показала в самый дальний от кота угол, и Элена впервые заметила, что в комнате есть кто-то ещё. В дальнем углу, прижав к подбородку колени и закрыв руками лицо, сидел Финч.

— Он должен одеться вот в это. Приказ Матушки.

На полу лежала длинное скомканное одеяние из густого, короткого и тёмного меха, похоже, сшитое из множества крысиных шкурок.

Держась у стены, Элена пробралась через комнату к мальчику, присела рядом и погладила по голове. Она опасливо оглядывалась в сторону кровати, но животное не появлялось, хотя Элена слышала его хриплое дыхание.

— Боишься, Финч? — спросила Элена, хотя её собственный голос звучал не особенно уверенно. — И поэтому не хочешь одеваться?