— Это тоже. Но миледи, вы поняли, что я сказал? Ваши жизнь и свобода в опасности, вам следует...

— Я знаю, что мне следует делать! — Она обернулась к Рафу. Глаза, по-прежнему утомлённые, ярко блестели от гнева, на запавших щеках проступили два красных пятна.

— Ты считаешь, Осборн что-нибудь чувствует? Думаешь, его волнует, что брат перед смертью не получил ни минуты, чтобы вознести молитву или сказать слова покаяния? Из этой жизни он ушёл со всеми своими грехами на шее, прямо в ад, где ему и место.

Раф был потрясён горечью, звучавшей в голосе леди Анны, яростью, пылающей на лице. Он знал, как не нравились ей Осборн и Хью, эти варвары, занявшие её дом и угрожающие ей, но никогда не слышал, чтобы хозяйка говорила о ком-то с подобной ненавистью. Раф не думал, что она на такое способна.

Леди Анна встретилась с ним взглядом.

— Мне известно, что сделал Осборн, Раф.

— Миледи?

— Он сказал мне в тот день, когда угрожал запереть в подвале. В тот день сбежала Элена. А ночью я говорила с ним о смерти несчастного Атена. Я сказала ему тогда — пусть грозит мне и делает всё, что хочет, но я не допущу убийства ни в чём неповинных людей. Я сказала — мне известно, что Иоанн даровал ему это поместье, но я лично обращусь к королю, расскажу, что Осборн творит, и попрошу правосудия. Он рассмеялся в ответ.

Раф поморщился. Он слишком хорошо знал, как Осборн реагирует на подобные вызовы, и был поражён тем, что тот лишь рассмеялся. Раф ожидал, что Осборн жестоко накажет её за то, что осмелилась угрожать. Он отомстил бы сполна, даже если бы ему угрожал мужчина, не говоря уж о женщине.

Леди Анна помассировала пальцами виски. Раф видел, что ей больно, но должен был убедиться, что она покинет усадьбу, прежде чем он отправится в Норвич, и каждое уходящее мгновение только усиливало опасность.

— Миледи, вам нужно готовиться к отъезду. Я прикажу Хильде собрать ваши вещи.

Он встал и пошёл прочь, однако его остановил голос леди Анны.

— Осборн засмеялся, а потом сказал: "Думаешь, твой драгоценный сын был так благороден и чист? Думаешь, он не убивал невиновных? Твой сын был насквозь пропитан кровью, кровью невинных, праведной кровью. Что значит в сравнении с этим смерть одного крестьянина? Можешь искупать грехи сына тысячу лет, госпожа, ты и на день не уменьшишь кару. Сейчас он кричит в аду, и ты ничем не можешь облегчить его страдания. Взгляни на свой дом, госпожа, прежде чем посмеешь осуждать мой".

Раф в ужасе уставился на неё. Но леди Анна смотрела прямо перед собой, словно всё ещё видела говорящего с ней Осборна.

— И тогда он рассказал мне, Раф. Он рассказал, что ты и мой сын натворили четыре года назад в Гаскони. Про это злодейство мой сын говорил на смертном одре? Ты боялся, что этот грех Джерард понесёт с собой в иной мир?

Леди Анна обернулась к Рафу, взглянула в глаза.

— Говори, — приказала она.

Лицо Рафа застыло от горя.

— Нет, нет, пожалуйста, не просите меня об этом. Я не могу. Я не... Джерард не хотел, чтобы вы узнали. Я не хочу, чтобы вы помнили его таким. Он был добрым, замечательным человеком.

— Я уже слышала это от Осборна. А теперь я должна услышать правду от тебя. Мне нужно знать. Он был моим сыном.

Раф опустился на пол, прислонился спиной к стене и плотно закрыл глаза. Теперь придётся ей рассказать. Что бы она ни услышала от Осборна, всё это подлая ложь. Он не мог позволить ей в это поверить. Прошло несколько минут, прежде чем Рафу удалось заставить себя говорить.

— Мы дважды служили под началом Осборна. Первый раз при осаде Акры, где погиб отец Джерарда.

— Я знаю, что оба — мой муж и сын — убивали много неверных, — сказала леди Анна, — но сам Папа провозгласил — прощено будет всё, совершённое теми, кто сражается под знамёнами Святого Креста, даже то, что сделано прежде. Расскажи о втором походе с Осборном, расскажи мне о Монтобане.

— Прошу вас, миледи, — с несчастным видом начал Раф.

Глаза леди Анны вспыхнули на бледном лице.

— Рассказывай!

— Во второй раз... это произошло, когда король Иоанн попытался вернуть Аквитанию. Мы высадились в Ла-Рошели, и Иоанн повёл нас маршем на замок Монтобан, близ двух рек — Гаронны и Дордони. Иоанн поклялся отбить замок у мятежников, но не мог допустить, чтобы осада затянулась. Он поставил все осадные машины пробивать стены замка и наконец взял его. Но некоторым мятежникам удалось ускользнуть во время штурма. Иоанн приказал схватить их любой ценой. Знать брали в плен ради выкупа, а простолюдинов калечили и вешали. Осборн решил заслужить благосклонность Иоанна, изловив тех мятежников. Он обнаружил, что некоторые из них попросили убежища в близлежащем Клюнийском монастыре.

Осборн приказал Джерарду возглавить отряд и найти мятежников. Джерард воспротивился, заявил, что закон о неприкосновенности храмов нарушать нельзя, это против всех правил ведения войны и против Святой Церкви. Но Осборн сказал — если Джерард не уговорит мятежников сдаться, он предаст это место огню вместе с монахами.

Вам следует знать — Джерард часами беседовал с монахами, пытаясь уговорить их выдать мятежников, но монахи поклялись, что среди нет предателей. Он сообщил это Осборну, но тот не поверил. Он велел Джерарду взять своих людей и обыскать то место, святое или нет, а иначе он не оставит там камня на камне и сожжет всех монахов заживо.

Джерард понимал, что монахи просто так не распахнут перед ним двери и не позволят войти, поэтому дождался темноты. У них был лишь один стражник. Полагаю, монахи думали, что никто не посмеет посягнуть на монастырь. В конце концов, это было строго запрещено. Джерард попытался разоружить стражника и взять в плен. Но переживая из-за того, что его поступок — зло в глазах Господа, Джерард был нерасторопен, и страж поднял крик. Джерарду пришлось убить его, просто не было иного выбора.

Как только мы оказались внутри, все рассыпались в поисках мятежников, но в том лабиринте зданий было такое множество комнат, лестниц и переходов, что мы могли бы искать целыми днями, а монахи за нашими спинами просто перемещали беглецов с одного места на другое. Некоторые люди Осборна, опасаясь, что мы так и не найдём их, стали грабить монастырские сокровища, ничуть не сомневаясь, что если вернутся с золотом и серебром, Осборн смягчится. Джерард пытался призвать их к порядку, но его не слушали. Монахи старались помешать грабителям забирать их святые реликвии, завязалась потасовка, и Джерард... в общем, люди словно сорвались с цепи.

Мы обнаружили, что несколько мятежников укрылись в склепе под часовней, облачившись в монашеские одеяния, но они отказались сдаваться, понимая, что с ними сделает Иоанн. Поэтому там началось сражение — и в часовне, и в галереях. Там было темно... всё смешалось. В свете немногих ещё горевших свечей нельзя было разглядеть почти ничего, кроме мечущихся и тут и там тёмных фигур. Среди всех тех криков и лязга клинков невозможно было отличить мятежника от монаха.

Потом вопли наконец прекратились. Все мятежники были мертвы, и многие монахи тоже. Люди Осборна отступили со всеми награбленными сокровищами, что могли унести, в качестве компенсации за потерю выкупа, который могли бы взять за живых пленников. А я никак не мог найти Джерарда, не мог отыскать его среди мёртвых и раненых. Я уже начал подозревать самое худшее, но в итоге всё же нашёл его. Он сидел на полу монастырской церкви и держал на руках старого умирающего монаха. У их ног лежал убитый. Руки Джерарда были в крови. Он снова и снова умолял пожилого монаха простить его, но монах... я не знаю... может, он был уже при смерти и не слышал. Но он ничего не сказал.

А потом сквозь открытую дверь я увидел красные отблески и почувствовал запах дыма. Люди Осборна подожгли монастырь, может, чтобы скрыть следы бойни и грабежа, а может, и просто для развлечения. Не знаю. Я пытался вытащить Джерарда из церкви, но он отказывался оставлять старого монаха. Он продолжал молить о прощении, как будто не мог сойти с места, пока монах не даст какого-либо знака, благословения. Крыша уже занялась пламенем, и как скоро она обрушится — был лишь вопрос времени. В конце концов я подхватил старого монаха на руки и понёс. Мы с трудом пробирались через боковой неф, сквозь дым и падающие балки, спотыкались о перевёрнутые алтари и разбитые статуи в поисках двери.