Я неохотно протянула ему раненую руку.

Я задержала дыхание, когда он медленно набрал немного жидкости в шприц, затем схватил запястье моей раненой руки. Прежде чем я успела что-то сказать, он вонзил кончик шприца в обрубок моего пальца.

Нечто холодное и болезненное скользнуло вверх по руке, и я стиснула зубы, пытаясь не закричать. Мне не нравилось выглядеть слабой перед другими.

Наконец, он отпустил моё запястье, и я медленно выдохнула. Он схватил бумагу и принялся писать.

Когда он развернул листок, я прочла: «Лекарство снимает боль. Когда твой палец онемеет, я зашью рану. С этих пор ты должна понимать, что я пытаюсь тебе помочь. Если бы я хотел твоей смерти, я бы позволил Горму сбросить тебя в колодец».

— Хорошо, — я баюкала свою немеющую руку. — И я хочу знать, почему ты так во мне заинтересован.

Я уставился на неё, и жар снова затрепетал в моей груди. «Бартоль был бы в восторге», — сказала она.

Я поймал себя на том, что задаюсь вопросом, кто это. Возможно, мой новый соперник? Какая-то ледяная жестокость скользнула по моим венам.

Но с другой стороны… соперник в чём? Лич не способен любить. Нами двигала лишь нужда обладать. Вкушать и поглощать. Даже если она моя пара, я буду идиотом, если перепутаю это с реальными эмоциями.

Но желание вкусить было нешуточным, и сложно было не пялиться на неё. Под курткой на ней была надета чёрная одежда, облегавшая её деликатные изгибы, и серебристые волосы рассыпались по плечам. Полные губы поджались, пока она ждала моего ответа. Но я привык к молчанию.

Буквально на секунду мой взгляд скользнул по её фигуре, задержавшись на изгибах бёдер. Я почти помнил, каково это — взять женщину. Я бы уложил её на стол, скользнул рукой под её кофту…

Личи были соблазнителями. Так мы получали желанную кровь и души. Большинству личей это давалось естественно. Но я пробыл в одиночестве тюрьмы так долго, что и забыл, как можно кого-то очаровать. Сложно поддерживать такие навыки, когда вокруг одни крысы.

Теперь, вблизи неё, воспоминание о похоти сверкнуло в моём сознании подобно драгоценному камню. Ещё до превращения в лича я был искусен в соблазнении. Если бы она давным-давно пришла в мой дом невредимая, я бы через двадцать минут уложил её на свой кухонный стол.

Я сказал ей, что ничего не чувствую, ничего не желаю. Но, похоже, это оказалось ложью, поскольку теперь оно поднималось во мне — голодное желание поглотить её. Я хотел прижать к себе её маленькое тельце, почувствовать, как сливаются наши души. Я хотел услышать её вздох, когда я буду пить из неё.

Я уже знал, как буду чувствовать себя, когда стану поглощать её душу… дрожь чистого экстаза в теле, будто свет и жизнь согревают меня изнутри. Она была изысканной, и пить из неё станет величайшим удовольствием из всех, что я когда-либо испытывал. Я хотел прижаться губами к её шее и разорвать кожу. Я хотел попробовать её на вкус, ощутить жар её кожи, впитать её воспоминания.

Я почти чувствовал это — пульсацию в груди, похожую на слабое сердцебиение. Просто близость к ней заставляла меня почти снова почувствовать себя живым.

Лич во мне хотел обладать ей полностью. Украсть её душу и сделать моей. И если я не буду осторожен, то поддамся желаниям и полностью разрушу её. А вместе с тем уничтожу и свою душу.

Но просто попробовать её на вкус…

Она побарабанила пальцами здоровой руки по столу.

— Мэррок? Эй? Откуда такой интерес ко мне?

Её голос выдернул меня из грёз как пощёчина. Сколько же от неё болтовни.

Все личи были прокляты по-разному. Все мы были могущественными колдунами, заточившими свои души в предметах. Это дало мне вечную жизнь, но тёмная магия всегда имела свою цену — проклятье. И моё оказалось двойным. Я не мог говорить и не мог использовать магию, не чувствуя себя так, будто горю заживо. Странно, что она не боялась меня сильнее, не боялась проклятого монстра перед ней.

Я написал на бумаге «Я объясню позже».

Она покачала головой.

— Нет. Скажи мне сейчас.

«Дай мне сначала зашить твой палец».

— После того, как ты расскажешь мне, что происходит.

«При всём уважении, ты заливаешь кровью мой дом».

Она помедлила, посмотрев на кровоточащий обрубок её пальца. Затем, не сказав ни слова, она подошла к плите.

Я слишком поздно осознал, что она собирается сделать. Хоть я и попытался её схватить, раздалось шипение, когда она прижала обрубок пальца к горящей конфорке. Запах опалённой плоти заполнил комнату.

— Вот, — сказала она. — У меня больше не идёт кровь. По меркам немёртвого ты кажешься неплохим. Но прошу, пойми, что я могу позаботиться о себе и делаю всё необходимое для выживания. Более того, я делаю всё необходимое для защиты моего народа. Я выживала без человеческих лекарств. Я выживала без навороченных домов и прекрасных двухметровых рыцарей в сияющих доспехах. Мне не нужна твоя доброта. Просто скажи мне, что происходит.

Мой мозг зацепился за слово «прекрасный», и я почувствовал, как губы изгибаются в улыбке. Значит, я источал красоту. Меня потрясло открытие, что мне реально есть дело до её мнения.

«Прекрасный», — написал я на бумаге.

— Боюсь, ты упустил суть.

Сложно было не фантазировать о той версии эльфийки, которая шептала бы, потому что такое количество разговоров после тысячи лет тишины реально раздражало. Её голос будто эхом отдавался от мраморной кухни.

«Иди за мной, и я тебе покажу».

Я повёл её из кухни к лестничному пролёту, обшитому красным деревом. Оттуда мы вышли в узкий коридор. Я почти ничего не видел, но знал это место так же хорошо, как своё тело. На верхнем этаже я привёл её в свою старую спальню. Я пересёк комнату, игнорируя душный пыльный запах.

Раздвинув шторы, я показал ей вид. Застывший Кембридж простирался перед нами. Снег покрывал крыши и красные кирпичи Гарвардского кампуса, а также обледенелую брусчатку Кембридж-стрит. А прямо под нами кишели остатки орды драугов.

— Мы в театре Сандерс?

Я кивнул.

— Почему Верховные Эльфы или драуги не нашли это место?

Я написал на своём листке бумаги: «Я использую магию, чтобы скрыть его. Как у Колодца Урд, но лучше. Мой ключ — единственный способ попасть внутрь».

— То есть, всё то время, что ты был в заточении, у тебя имелось это место, спрятанное в центре Кембриджа?

Я кивнул.

Она скрестила руки на груди.

— Должно быть, ты весьма могущественный колдун.

Я снова кивнул.

Она прижала пальцы к стеклу, глядя на разрушенный город. Сейчас было почти пять утра, и хоть солнце ещё не поднялось над горизонтом, ранние его лучи озарили её профиль. В этом освещении я видел, что её кожа украшена крохотными серебристыми татуировками, а глаза сверкали как полированная сталь.

Боги, у меня почти тысячу лет не было женщины, и сейчас моя пара оказалась в моей спальне. Похоть, которая прежде была лишь проблеском, теперь разгоралась в нечто большее. Но если я поддамся желаниям, то рискну потерять контроль и уничтожить её.

В любом случае, момент оказался испорчен, как только она начала напевать «Never Gonna Give You Up» в исполнении Рика Эстли.

Я прочистил горло, отчаянно мечтая, чтобы она прекратила, и она покосилась на меня, выглядя смущённой.

— Прости, — сказала она. — Привычка. Так вот, я всё равно не понимаю, почему ты во мне заинтересован, — она снова посмотрела на вид из окна. — Любой, кто способен произнести Finnask, может доставить тебя сюда, и это необязательно должна быть я. Так почему я?

Я склонил голову набок, обдумывая ответ. Это опасная территория. Она носила в себе мою душу, и если она узнает, кто я, то высока вероятность, что она убьёт себя — жертва ради блага её народа. Она могла оборвать жизни нас обоих. Увидев, как она прижгла собственный палец, я понял, что она на такое способна. «Я делаю всё необходимое для защиты моего народа».