— В любом случае, — говорит Шерман, — он принес еще недостаточный вред. Так, он взял свой ноутбук в одну руку и винтовку в другую. Затем спокойно, как всегда, сказал: «Я собираюсь на прогулку, ребята». Очевидно, что нам стало любопытно, и мы пошли вслед за ним. Он подошел к заграждению, поставил ноутбук на металлическую опору. Потом отошел на двадцать ярдов[22], поднял винтовку и выпустил тридцать патронов в ноутбук. Конечно, выстрелы убивают, а мы находились в какой-то глуши, так что когда он закончил, вся база сходила с ума. Все были в состоянии «красной» боевой готовности, бежали к пунктам скорой помощи, спускались в бункеры. А это был Дилан, стреляющий в свой ноутбук, словно это разбушевавшиеся хаджи.
О, ничего себе. Я хотела бы, чтобы Шерман не рассказывал мне это. Это может быть хорошая история, но она также пролила свет на настоящую боль, которую он испытал. Боль, которую вызвала я, потому что была пьяна и сомневалась в наших отношениях. Я кладу руку на его колено и сжимаю его. Он слегка наклоняется ко мне, и я думаю, что все нормально.
— Этой истории достаточно, Шерман, — говорит он.
— Но я не услышала о жеребце, — говорю я, улыбаюсь ему. — Я хочу узнать все твои секреты.
Шерман усмехается.
— Ты знаешь, что мы с этим клоуном проходили вместе базовую подготовку? Что ж, у него было несколько твоих фотографий, прикрепленных к стене шкафчика.
О… я не знала этого. У нас были очень серьезные отношения, когда его призвали в армию.
— Как бы то ни было, однажды сержант Пауэрс проводил проверку, осматривал раздевалки, и сказал: «Пэриш, это твоя девушка?» И Пэриш ответил: «Была, сержант Пауэрс. Я собираюсь вернуть ее и жениться на ней».
Я замираю на месте, дыхание учащается. Он сказал сержанту, что хотел жениться на мне? О. Мой. Бог. Я не знала, заметил ли Шерман мой ступор, но Дилан точно заметил, потому что я случайно сжала его ногу так сильно, что, возможно, оставила синяк.
Шерман продолжает.
— Сержант Пэриш спрашивает: «Ты с ней уже спал?» и Пэриш говорит «нет», что ты хорошая католическая девушка и еще какая-то ерунда.
Я начинаю хихикать, страшно смущаясь. Я могу точно определить, как жар поднимается к моим щекам.
— Сержант Пауэрс говорит: «Пэриш. Ты не купишь машину, пока не проведешь тест-драйв. Тебе не нужно жениться на девушке, не опробовав ее. Да. Я видел фотографии этой сексуальной девушки и подумал, что ты жеребец. Но это не так, ты тряпка». С тех пор Пэриша прозвали жеребцом.
Я смеюсь, а затем начинаю сильно хихикать, чуть не заплевав кофе весь стол.
— Это ужасно, — говорю я.
— У тебя большие неприятности, — говорит Дилан. Я не уверена, имеет он в виду меня или Шермана. Но я знаю, что мы здесь спустя годы и все еще не занимались любовью.
И я просто решила, что готова. Когда вечеринка закончится сегодня, и мы вернемся домой, это произойдет. Сегодня. Без вопросов. Я одариваю Дилана загадочной улыбкой. Он не знает причину, но улыбается в ответ. К тому моменту как мы ляжем спать, его улыбка станет намного шире, и я хочу увидеть это.
Я стараюсь отвлечься от пошлых мыслей, но это трудно, потому что я все еще касаюсь его ноги. Ну, бедра. Внутренней части бедра. Какая разница.
Я смотрю на Шермана, осознанно отвлекая себя.
— Значит, у тебя тоже есть прозвище?
— Конечно, нет, — говорит он.
— Мы прозвали его Косяк. Потому что он коротышка.
Я качаю головой, на моем лице появляется улыбка. Шерман не выделялся бы среди игроков НБА. Мне он уже нравился, сильно. Он веселый, общительный и, очевидно, заботился о Дилане. А это больше всего имело значение.
Как обычно хаджи не сотрудничали
(Дилан)
Когда мы заканчиваем завтракать, Алекс говорит:
— Думаю, я оставлю вас, ребята, пойдите и повеселитесь вместе, а я должна забрать свою сестру.
Я смотрю на нее с любопытством и говорю:
— Ты уверена?
Она улыбается и наклоняется ближе, затем говорит:
— Иди, повеселись с Шерманом. Вы, ребята, не видели друг друга довольно долго. Кроме того, я хочу поговорить с Кэрри. Девичьи штучки, — она подмигивает мне.
Как всегда от ее близости у меня перехватывает дыхание. Мы оплачиваем счет и выходим. Около ресторанчика, она поворачивается и обнимает меня, шепча на ухо:
— У меня планы на тебя сегодня ночью, жеребец. Ты захочешь подумать об отдыхе.
Черт возьми. Мое тело мгновенно реагирует на нее, не важно, что она использует, это ужасно обидное прозвище. Она целует меня, затем машет рукой и идет к своему общежитию.
Я просто стою и смотрю, как она уходит, пока Шерман не говорит:
— Ты еще не проснулся, Пэриш?
Я качаю головой, улыбка появляется на моем лице.
— Не знаю. Я, должно быть, сплю.
Он кротко смеется:
— Я рад, что ты снова с ней. Ты очень везучий парень.
— Да, больше, чем ты думаешь.
Мы болтаем, играя в Xbox у меня дома, иногда разговаривая о других парнях нашего взвода.
Я был в больнице, когда установили памятник Ковальски и Робертсу, прямо там, в глуши Афганистана. Шерман рассказал мне немного об этом, но я уже видел фотографии и читал письма от некоторых парней.
— Как сержант Колтон? — спрашиваю я.
— Он уходит, — отвечает Шерман.
— Ты издеваешься. Я думал он бессрочник.
Он качает головой.
— Нет. Он все закончил. Три поездки в Ирак и Афганистан были перебором, как он стал говорить незадолго до того, как тебя ранили
— Знаешь, он был своего рода отцом для меня.
— Позванивай ему иногда, пусть знает, как у тебя дела.
Я киваю.
— Да, хорошо.
— Так что там с этой вечеринкой?
Я пожимаю плечами.
— У какого-то друга Алекс.
— Там будут девочки?
Я усмехаюсь.
— Да, наверное. Из колледжа. Несколько аспирантов, думаю. Я знаю не многих ее друзей.
— Хочешь услышать кое-что безумное?
— Конечно.
— Я надеюсь, это не будет, как… не знаю, вечеринки в колледже, которые ты видел. Большая толпа, пьющие люди. Я не знаю, смогу ли смешаться с толпой. Я бы отгрыз собственную руку в аэропорту.
Я смеюсь.
— Знаешь, о чем говоришь. Я больше не часть толпы. Но не думаю, что там будут взрослые, исходя из того, что сказала Алекс.
— Ты выглядишь счастливым. Счастливее, чем я когда-либо видел.
Я задумалась на минуту, потом сказал:
— Да, чувак. Школа хорошая, и Алекс… ну… черт, я получил второй шанс, ты же знаешь? Это большое дело.
Он кивает, а затем зевает.
— Слушай, я собираюсь немного вздремнуть перед вечеринкой. Ты не против?
— Конечно. Располагайся в моей комнате, только дай мне забрать ноутбук.
— Хорошо. Лучше бы у тебя были чистые простыни, ублюдок.
— И лучше, если у тебя не будет каких-нибудь грязных афганских паразитов.
Так что я забрал ноутбук, он пошел спать, а я залез в интернет на некоторое время и сделал домашнюю работу.
И потом я сделал кое-что другое.
Понимаете, когда я был в больнице, пытаясь выяснить: собираюсь ли я жить или умереть, или они собираются ампутировать мне ногу, или же, в конце концов, у меня выработается пристрастие к морфину, который они мне давали, последнее, что я готов был сделать, это читать ее письма. Потому что, ну, был не состоятелен. Я не новичок в этом. Алекс для меня была всем. Но у нее было будущее. А у меня в действительности его не было. Все, что у меня было, серьезное повреждение мозга, нога с заражением крови, которую могли ампутировать. Последнее, что я собирался сделать — вернуться и превратить ее жизнь в кошмар. Как я во всем облажался.
Так что я спрятал ее письма. Засунул в папку и никогда не смотрел на них.
Теперь, с Шерманом, спящим в моей комнате и Алекс, готовящейся забрать Кэрри, я, наконец, решил, что настало время.
Признаю, я беспокоился по этому поводу. Я причинил ей боль. Серьезную боль. Что она скажет?
22
Двадцать ярдов— это чуть меньше девятнадцати метров (18,288метра).