— Хорошо, — сказал я, не достаточно убежденный. — Что мне делать?
— Напиши эссе. Вот форменный бланк. В эссе ты должен написать, почему нужно выбрать именно тебя.
Я взял бланк домой и прочитал несколько раз. Если честно, я был в ужасе. Серьёзно. Я из семьи рабочих, с пьяницей отцом, и такой же матерью, и, по правде говоря, я был испорченным. Я не мог конкурировать с учениками, у которых средний балл 4,0. Но я написал эссе.
О взрослении с пьяницами и самостоятельной жизни.
Написал о своем возвращении в школу, и как догнал свой класс.
Написал о важности образования с точки зрения человека, который не хочет работать на глупых неквалифицированных работах с минимальной зарплатой, на которую можно обеспечить себя только едой.
И знаете что? Каким-то образом меня приняли в программу. Я знал, что был выбран из полдюжины детей Атланты, которые едут в Израиль на два месяца.
И так я встретил Алекс.
Я увидел её впервые перед тем, как мы уехали в Израиль. Думаю, нас было около сорока человек в большой комнате в Хантер-колледже на Стейнет-Айленд. Она выделялась среди всех и с первого взгляда отпечаталась в моей голове. Длинные волосы каштанового цвета в прямом проборе, скользящие по спине. Зеленые глаза, поймавшие меня с другого конца комнаты. Слегка смуглая кожа, полные губы. Я не преувеличиваю, когда говорю, что она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Она была из моей команды, но я даже не потрудился подойти к ней. Все из моей команды были старательными учениками, трудолюбивыми, которые надрывали задницу, чтобы принять участие в этой программе. Честно говоря, я чувствовал себя самозванцем.
Но это не мешало мне действовать. Когда мы сели в самолет в Тель-Авив на следующее утро, по счастливой случайности, изменившей мою жизнь, я сидел рядом с красивой зеленоглазой девушкой, которую видел накануне вечером.
— Привет, — сказал я. — Я Дилан.
— Алекс, — ответила она.
Алекс. Я мысленно повторил имя. Мне оно понравилось.
— Откуда ты, Алекс?
— Сан-Франциско, — сказала она.
— Серьезно? Ничего себе. Я из Атланты, штат Джорджия. Никогда не был на западе.
Она улыбнулась, и я сделал все, что было в моих силах, чтобы остаться незаинтересованным. Что было трудно, потому что её глаза были просто упоительными. Как напиться, только хорошо, без похмелья.
— Это моя первая поездка на восток на самом деле, — сказала она.
— Расскажи мне о себе, Алекс.
Она откинулась назад.
— Что тебя конкретно интересует?
— Позволь начать сначала. Я Дилан, и у меня ужасные навыки общения. Я хотел познакомиться с тобой, задавая дурацкие вопросы. Ну как?
Она засмеялась, и я почти умер.
— Скажу так, — сказала она. — Я задам вопрос. Затем задашь один ты. Затем снова я один. Понял? Они должны быть конкретными. И ты не можешь лгать.
Я старался выглядеть оскорбленным:
— Разве я похож на человека, способного солгать?
— Глупый, твои вопросы должны быть обо мне.
На этот раз я рассмеялся.
— Хорошо. Гм… ты из Сан-Франциско… ты когда-нибудь каталась на этих уличных машинах?
— Никогда, — сказала она. — Они для туристов.
— А, — сказал я. — Понимаю. Твоя очередь.
— Хорошо… хм-м-м… какой твой любимый предмет в школе?
Мне потребовалась секунда на обдумывание.
— Ну… наверно, драматургия, но я не затрагиваю другие факультативные занятия, — я должен был ответить «Английский». — Я люблю писать.
— Правда? А что ты пишешь?
— Это два вопроса. Моя очередь.
— Ох, — она усмехнулась. — Справедливо. Твоя очередь.
Я пытался придумать хороший вопрос, но это было тяжело. С одной стороны, она продолжала смотреть на меня. О, эти глаза! Плюс ко всему, я продолжал чувствовать запах клубники. Почему, чёрт возьми, она пахнет клубникой? Это её волосы? Как бы там ни было, это было мучительно. Эта девушка пугала меня до чертиков.
— Какое твое любимое воспоминание?
Она откинулась назад и задумалась, затем красивая огромная улыбка появилась на ее лице.
— Легко, — сказала она. — Когда мне было десять лет, мы жили в Москве. И мой отец взял меня на мой первый официальный прием. Это было… гламурно. Все мужчины и женщины были в бальных платьях и смокингах, а мама купила мне новое собственное платье. Когда начались танцы, мой отец взял меня и танцевал со мной.
— Москва? Святое дерьмо! Что ты там делала?
— Мой отец был на дипломатической службе. И нечестно, это уже два вопроса.
Ее отец был на дипломатической службе, сказала она небрежно. Святое дерьмо. Не моя лига.
— Прости. Ладно, с тебя два вопроса.
— Хорошо… Что пугает тебя больше всего на свете?
Я почти сказал «ты».
Я сделал глубокий вдох, а потом честно сказал:
— Закончить как мой отец. Он был пьяницей.
Ее лицо выражало печаль? Или жалость? Мне не нужна жалость. Она сменила тему.
— Самое лучшее, что ты когда-либо делал? — спросила она.
— Самое лучшее? Хм… — мне нужно было время подумать. Я медленно размышлял над этим, а потом сказал: — Некоторое время я был бездомным. Бросил школу. Иногда я не знал, где буду спать. Однажды я ехал на Марте… это наше метро… вперёд и назад, пытаясь поспать в поездке, прежде чем они закрываются на ночь. Метро закрыли в два часа ночи, я застрял в центре и столкнулся с одной семьей. Они были такими же бездомными, как и я. Родители, двое детей. Отец потерял работу. А я работал, и у меня было немного денег. Я ходил к ним в Вэффи Хауз на ужин и отдавал свои деньги. Не так много, может, долларов двадцать. Они были так благодарны.
Я зажмурился. Те дети были подавлены. Подавлены потребностями, любовью их родителей, просто подавлены.
Алекс смотрит на меня так, будто я с Марса.
— Ты был бездомным? — спрашивает она очень тихо.
— Нет, это два вопроса. Моя очередь.
Я думаю, затем выпаливаю:
— Почему от тебя пахнет клубникой?
Она краснеет. О. Мой. Бог. Зачем я спросил?
Затем она говорит с застенчивой улыбкой на лице:
— Это мой шампунь. Я люблю клубнику. У меня блеск для губ тоже клубничный.
Теперь моя очередь волноваться. Мысли о ней и ее блеске для губ. Ее губы идеально изогнуты, нижняя губа слегка полнее. И, честно говоря, каждый раз, когда я смотрел на ее тело, мне хотелось к ней прикоснуться. Где-нибудь. Везде.
— Теперь я, — сказала она, обращаясь ко мне. У нее был озорной взгляд на лице. — У тебя есть девушка?
Колокольчики в виде сигнализации в моей голове.
— Гм… не совсем. Я видел девушку, но не думаю, что это серьезно.
Она улыбнулась.
Я улыбнулся.
— Что насчет тебя? — спросил я. — Есть парень?
— Как бы я встречаюсь с парнем, Майком. Я не знаю, серьезно ли это или нет.
Я сглотнул. У неё дома был Майк. У меня была Хейли. И эта поездка в любом случае продлится два месяца. Мой мозг говорит: «Держись подальше, Дилан!» Но давайте на чистоту. Я никогда не был умён.
Слёзы: Не. Позволяй. Этому. Случиться
(Алекс)
Хорошо, слушайте, я не эмоциональная. Не королева драмы. Но Дилан большую часть времени был частью моей жизни. И сидеть с ним рядом в офисе доктора Форрестера было подобно пыткам.
Когда разобрались с назначением, мы встали, и стало неловко. Форрестер пожал нам руки. Я развернулась и ушла, не сказав ни слова, в то время как Дилан всё ещё пытался выяснить, как выбраться из своего кресла и взять себя в руки.
Я пошла прямо в службу финансовой поддержки.
Офис, конечно, был переполнен. Было начало года и люди хотели разобраться со своими финансами. Если у тебя есть проблема такого рода, ты должен прийти сюда и найти выход. Поэтому, когда я сказала, что хочу увидеть Сандру Барнхард, меня попросили занять очередь. И я ждала. И ждала. И ждала.
Наконец, она впустила меня в свой кабинет. Первое впечатление: она была измотана. Волосы свисали, бумаги были сложены на столе высокими стопками. Когда я вошла внутрь, она запивала таблетку тайленола[6].
6
Тайленол— препарат, помогающий от боли слабой и средней интенсивности (в т. ч. головная, зубная, боли в горле и при общем недомогании), лихорадка.