Я говорю:

— Можно мне одну?

Он моргает, затем передает сигарету.

— Я не думал, что ты куришь.

— Я не курю. Дай огоньку.

Он качает головой.

— Выглядит так, словно все, кого я знаю, совершают сегодня глупые решения.

— Отвали, — отвечаю я, затем беру его зажигалку и поджигаю сигарету. Я делаю сильную затяжку, чувствуя, как горит горло, затем кашляю.

— Господи, это отвратительно, — говорю я.

— Да уж…

Я делаю еще одну затяжку. У меня появляется легкое головокружение.

— Слушай, Алекс… поможет, если я скажу, что это, возможно, временно?

Я смотрю на него и говорю:

— Нет, не совсем.

Он хмурится, затем опускается на свое место.

— Это не поможет, потому что не временно. Он может изменить свое мнение завтра или через день или на следующей неделе, но у него будет та же проблема. Он будет думать, что недостаточно хорош. Ненавидеть себя.

Он вздыхает, и я делаю еще одну затяжку. Теперь я действительно получаю кайф.

— Ты всегда кайфуешь, когда куришь?

Он качает головой.

— Нет… так бывает у людей, которые курят в первый раз или не часто это делают.

Думаю, я хмыкнула. Было огорчением услышать это. Какой тогда был смысл в курении?

— Что ты собираешься делать? — спрашивает он.

Я качал головой.

— Я не знаю.

Он кивает и делает глоток кофе. Он откидывается на своем кресле, глядя на транспорт, затем говорит:

— Надеюсь, это прозвучит не эгоистично, но все же, я надеюсь, ты не откажешься от него. Дилан хороший парень. Он просто… облажался.

Я киваю, затем тушу сигарету.

— Не знаю, почему ты куришь, — говорю я, кладя голову на руки. — Я ощущаю головокружение.

Мы некоторое время молчим, мимо проносятся автомобили. Я спокойна. Устойчива. Неестественна. Я была относительно уверена, что как только я сяду и позволю на самом деле что-то почувствовать, это будет конец. Я была не готова распасться. Пока нет.

Я смотрю на него, затем говорю:

— Нет. Я не откажусь от него. Но я не буду… себя обманывать. Я люблю его. Я очень сильно люблю его, Шерман. Я даже не знаю, что думать. Как он может быть таким чертовски упрямым? Что, если он вернется завтра? Должна ли я буду принять его и просто страдать в следующий раз, когда он будет злиться на себя?

— Боже, мне нужно выпить, — говорит Шерман.

Я киваю. Мне тоже. Но я пропустила сегодня все занятия, и мне нужна завтра трезвая голова.

Он кивает, затем говорит:

— Если это как-то поможет… дерьмо. Дилан не оценит это. Но черт с ним. Я перешлю тебе несколько писем. С марта прошлого года, когда он впервые попал в Уолтер Рид. Думаю, тебе необходимо прочесть их. По крайней мере, это даст тебе представление о безумном дерьме в его голове.

Он достает телефон, и я могу видеть, как он листает в нем что-то.

— Хорошо, — говорит он, — какая у тебя почта?

— Эм… «AlexLovesStrawberries» в одно слово, «yahoo.com».

Он усмехается.

— Весело. Ладно. Просто… удали их или еще что-нибудь, ладно? Я не должен посылать их тебе. Но… в общем. Он мой друг. И меня убивает то, что он делает с собой.

Через секунду мой телефон вибрирует. Я проверяю… это письма от Шермана.

— Спасибо, — говорю я.

— Ты будешь в порядке?

Я пожимаю плечами.

— Что значит в порядке, когда твое сердце разрывается на части? Я не собираюсь умирать, если это то, о чем ты спрашиваешь. Но нет. Я не в порядке, — впервые после разговора с Диланом мой голос срывается. — Я вовсе не в порядке.

Нечего было сказать. Я спрашиваю его, как долго он останется в городе. Он говорит:

— Пару недель. По крайней мере, таков был план. Я не знаю, захочет ли Дилан, чтобы я был рядом, но все мои вещи у него. Посмотрим, что произойдет, ладно? Я буду держать тебя в курсе. Если больше ничего, мне нужно попытаться держать подальше от тюрьмы.

Я сглатываю, затем говорю, мой голос тих.

— Спасибо тебе.

Мы стояли, он неловко обнял меня, и я пошла обратно в свое общежитие. Я могла видеть его образ в своей голове: худой, измученный, бледный, опирается головой на стену. Говорящего мне, что он должен был защитить меня от себя, что он порвал со мной, потому что не был достаточно хорош. Душевная боль и боль в его глазах, когда он оттолкнул меня.

Если у меня были или не было сомнений, любит ли он меня, то они исчезли. Но возможно любви было недостаточно.

Я не понимаю, когда начинаю плакать. Пока парень из цветочного магазина на углу 109-ой Вест Стрит и Бродвей не увидел меня. Он смотрел, затем вытащил одну розу и сказал:

— Девушка. Это вам. Что бы не заставляло вас грустить… я надеюсь, благодаря этому все наладится.

Я останавливаюсь, потрясенная, и беру розу.

— Спасибо, — говорю я и начинаю плакать сильнее. — Я действительно ценю это, — говорю я, вытирая лицо и чувствуя себя полной дурой.

Он практически кланяется и возвращается в свой магазин. Я иду дальше, через пять минут достигая общежития. Но я не готова пойти и столкнуться с Келли, так что я продолжаю идти, поворачиваю направо на 103-ю улицу и спускаюсь в Риверсайд парк. Это было давно, но я сидела здесь на скамейках, иногда одна, иногда с Келли, и смотрела на реку.

По правде сказать, мы с Келли проводили тут пикники по выходным в прошлом году, иногда с Джоэлем. В этом году такого не было, и не только мне было интересно почему, но я также задавалась вопросом почему, когда Дилан спросил меня о моем любимом занятии в Нью-Йорке, я не назвала проведение времени здесь.

Конечно, ответ был прост. Я провела большую часть прошлого года, тоскуя по нему. Беспокоясь о нем, зная, что он в опасности каждый день, проведенный в Афганистане. Тогда, ничего не зная, кроме того, что его имя не появлялось в списке солдат, погибших в бою, который я проверяла каждый день, но и что он исчез на некоторое время.

Я не имела ни малейшего представления, что была причастна к тому исчезновению, к его госпитализации, или чему-то еще.

Так что я сидела на берегу реки, думала и вспоминала.

Я вспоминала наш первый поцелуй на другом конце света.

Я вспоминала, как сидела с ним в ночь перед отъездом из Израиля. Он был одет в черный плащ, мы стояли на широком балконе лицом друг к другу.

Я спросила его, чего он хотел. Хотел ли он, чтобы мы были парой? Закончится ли это, когда мы вернемся домой? Будем ли мы вместе, не смотря на расстояния? Чего он хотел?

Он не ответил.

Я вспомнила, как ударила его по груди, крича:

— Почему ты не хочешь сказать мне, что чувствуешь?

Потому что он не мог.

— Я не знаю, как ответить на это, — сказал он. — Думаю, мы просто должны посмотреть, что произойдет.

Так что у нас не было планов. Все было запутано, не было никаких обязательств, но мы все еще любили друг друга. Мы порвали с людьми, с которыми встречались, как только вернулись домой, но, не смотря на это, все было так же непонятно.

Думаю, что меньше чем через девять месяцев после этого он сказал своему сержанту, что собирался жениться на мне. Почему, черт возьми, он не сказал это мне?

— Детка, почему ты плачешь? — спрашивает парень на велосипеде, останавливаясь передо мной. — Нужно утешение?

— Отвали, — отвечаю я.

— Стерва, — говорит он, затем уезжает.

Я делаю глубокий вдох. Я была в беспорядке. Я порылась в своем кошельке, нашла не особо чистую салфетку и вытерла лицо. Затем достала телефон и начала читать. Сначала сообщения не имели смысла, затем я поняла, конечно, что последние были по теме. Так что я прокрутила до конца, и начала читать. И пыталась не распасться на части.

24 МАРТА, 2012

КОМУ:< [email protected]>

ОТ:< [email protected]>

ТЕМА: КАК ДЕЛА?

Косяк,

Я в Уолтер Рид. Они говорят, что я могу сохранить ногу, но это не стоит того. Что случилось с тобой? Как дела у всех?

Я скучаю по вам, ребята, больше, чем ты думаешь.