— Знаю я этот институт, всегда думал, что там зоны для зеков проектируют.

— Гы-ы-ы! Это самый крупный проектный институт в городе и проектируют там для Севера и жильё, и соцкультбыт, и генпланы. Ты там проработаешь целых 20 лет. А в 2005 уйдешь оттуда в мэрию…

— Какую еще мэрию? Мэриями же вроде бы на западе называются какие-то власти с мэринами.

— Правильно, у нас после 1991 года тоже возникнет мода на всё европейское. Городские администрации будут называться Мэриями. Герб знаешь, какой будет?

— Поди, орёл двухголовый?

— Правильно! Орёл о двух головах и со всеми коронами.

— Ну, ни фига себе! А куда денутся миллионы коммунистов?

— Просто прекратят ими быть вот и всё. Коммунистическая верхушка быстренько перекрасится в капиталистов, скоммуниздит всё наиболее ценное. Остальные будут медленно вымирать. Для этого сделают много, доступность алкоголя и наркотиков, снижение уровня медицины и образования, скрытые эпидемии туберкулеза, сифилиса и прочих социальных болезней.

— Постой, ладно партийцы, их ещё можно понять, кто много имеет, тому еще больше хочется, но простой-то народ, как такое мог допустить? Неужели никто не пошёл в партизаны, не развернул стачечную борьбу?

— Какие ещё стачечные партизаны! Всё будет сделано так, что народ на ура примет и распад страны, и разгон коммунистов. Я, когда осознал, что попал в эпоху расцвета СССР, решил попытаться что-то сделать, чтобы страна свернула с такого пути. Ведь сколько у нас всего есть! Нам Сталин оставил такой мощный задел, что ни идиотизм Хрущёва, ни сегодняшнее Брежневское болото не смогли пошатнуть достигнутое могущество. Даже за 27 лет активного распада не доели. Хотя ломать будут, можно сказать, с душой.

— Это просто пиздец какой-то! Ведь невозможно поверить, что вот так, без войны, без сопротивления, не станет второй по мощи страны мира.

…

Так мы треплемся с Самаровичем ещё добрых часа четыре. За окном пробегают придорожные сёла и небольшие городки. Всякие бабики, глазовы да балезины. Великая русская равнина спит под снежным саваном.

Я кратко рассказываю Пашке историю предстоящих десятилетий, останавливаясь на ключевых событиях, повлекших за собой необратимые последствия. Афганистан и Ангола, Никарагуа и Армения, Карабах и Сумгаит, Сербия и Чечня… Кровавый калейдоскоп кого угодно выведет из равновесия.

…

— Паша, ты как на счет бутылочки пивка? У меня домашние пироги уже закончились.

— Да, неплохо бы, и даже не по одной бутылочке. В ресторан предлагаешь перейти?

— Ты просто гений проницательности. С моей дворницкой зарплаты могу себе позволить.

Мы выбираемся в проход между полок. Путь наш лежит через три вагона. В тамбурах холодно и даже маленькие снежные холмики намело на ступеньках. Тугие поворотные ручки на дверях межвагонных «гармошек» приходится поворачивать с некоторым усилием. Площадка над буферами ходит из стороны в сторону и вверх-вниз, громко лязгая железными листами.

Я иду впереди как ледокол. Пашка движется следом. Вот и вход в вагон, на стеклянном окошке которого написано — «ВАГОН-РЕСТОРАН» фирменного поезда «Сибиряк».

Столы обычные, как в вагонах, но застелены парадно-белой большой скатертью и второй фирменного зеленого цвета, положенной «изящно» — по диагонали. Стены и потолок задрапированы довольно унылыми шторками, собранными в декоративную «волну» и тоже белого и зелёного цвета.

— Уютно, как в казарме, — резюмирует Павел.

Плюхаемся за единственный свободный столик. Сидим, ждём, и пока ждём официантку, я продолжаю свой исторический экскурс в историю будущих ближайших десятилетий.

— В 1982 году умрет «дорогой Леонид Ильич» или как там, одна сволочь сказала — бровеносец в потёмках. Начнется «гонка на лафетах» так позже в народе назовут череду похорон. Его место займёт нынешний глава КГБ — Юрий Андропов. За пару лет сыграют в ящик Суслов, Косыгин, Устинов, сам Андропов и его преемник на посту — Черненко.

— У меня тут по этому поводу анекдот вспомнился, — прерывает меня Паша:

— Нашел мужик на берегу бутылку, открывает — а там джин. Выпил он джин — и его желание исполнилось.

…

Мы сидим уже минут пятнадцать, а подходить к нам никто не торопится. Наконец у Самаровичу лопнуло терпение, и он постучал ложечкой по солонке. Монументальная, как скульптура Вучетича, фигура официантки, заслоняет нам свет верхнего светильника.

— Молодые люди, вы чего посудой гремите? Чего хотите? — Странный вопрос, чего можно хотеть в ресторане? Конечно же, кино посмотреть. У меня возникает хулиганское желание немного пошутить.

— Да, товарищ официант, а список блюдей у вас есть?

— Блюдей нет, а меню устроит?

— И тебю устроит. — Цитирую я анекдот.

— Ты тут поосторожней, балагур, а то зелёный совсем, а туда же, — тётка усмехается, беззлобно покачивая огромным бюстом — вы как, будете комплекс брать или вразнобой?

— А чем кормите сегодня?

— Всё стандартно. Из супов — солянка и кура с вермишелью. На второе — бифштекс с яйцом, печень по-строгановски и свиная поджарка. Салаты еще есть, но я бы вам их не рекомендовала, мы их в Новосибирске приморозили, и сегодня их уже списывать пора.

— Милая женщина, а пиво у вас имеется?

— Конечно, а вам не рано?

— Как так рано? Работать на заводе не рано, в армию идти не рано, жениться тоже не рано, а пиво пить рано?

— Да, ладно, я просто так для порядку спросила. Вижу, что уже матёрые мужики. Усмехается тётка. — Пиво имеется даже двух сортов. Обычное «Жигулёвское» и тёмное «Уральское». Какое предпочитаете?

— По бутылочке «Жигулей», для начала. Я к пиву возьму бифштекс с яйцом. На гарнир у вас рис, конечно.

— Да, а ты как догадался?

— Так выбор не большой. Либо рис, либо лапша.

Павел, не мудрствуя лукаво, заказывает тоже самое, только с двумя бифштексами. Цены в ресторане меня лично радуют, по сравнению со столовками наценка всего 20 %. Мне обед с пивом обошелся всего в два рубля.

Бутылки и толстые пузатенькие кружки нам принесли быстро, горячее пообещали приготовить минут за 20. Сидим пока, просто прихлёбывая живительную влагу. Я продолжаю «воспоминания о будущем» и за полчаса, перемешивая исторический экскурс с анекдотами, излагаю всю дальнейшую историю.

…

— Да, Интересно поёшь. — Пашка от обилия информации и от её необычности подустал, — С одной стороны, поверить я в такие рассказы не могу в силу их антинаучности, а с другой вроде бы столько деталей реальных, узнаваемых…

— Слушай, предположим, что Вселенная заполнена всеми событиями, какие в нашей части были, есть, будут и даже могут быть. Точка «настоящего» всего лишь выявленная для нас часть этой вселенной. Сделав такое допущение, можно объяснить перескакивание из будущего в прошлое.

— Допустим, я принимаю твою гиппопотезу [66]. Тогда следующий интересный вопрос. Ты реально считаешь, что сможешь что-то изменить в этом мире? Ты же, как и я, еще никто и звать тебя никак. Что ты можешь? Вот я, например не представляю, как можно было бы убедить партаппаратчика отказаться от карьеры ради хоть чего. Ведь для того, чтобы не дать осуществиться такому сценарию надо либо напугать, либо соблазнить. Как это сделать ты представляешь?

— Нет, я Паш, тоже не представляю. Ты сейчас всё правильно говоришь. Я сюда попал внезапно, придумывать, ничего не придумывал, играть приходится с листа. Пока вот изобрёл клуб любителей современной музыки. Может, слышал? Мы на базе Дзержинского райкома комсомола устроили такой мощный сейшн. В декабре был первый вечер. Стены дрожали! Дальнейшее зависит от того, как власти будут реагировать. Пока, на низовом уровне, поддерживают.

С музыкой у меня тут замыслы имеются. Кроме этого я печатаюсь в молодёжной прессе. Собираюсь вот в МГУ поступать на журфак, чтобы попробовать переориентировать идеологическую работу в нужном направлении. Время у нас пока еще есть. Запас лет десять, может пятнадцать. Против союза коммунистов и империалистов никто, конечно, не устоит, но может быть удастся направить реформы в более подходящее направление.