— Нет, ви видели! Ви таки хочете моей смерти? — лицо Марка Самойловича начинает наливаться гневом, лысина багровеет, а остатки седых волос на затылке и висках встают дыбом как у ежа. — Как можно спутать Пушкина с Грибоедовым? Это же восьмой класс! Нет! Я таки зарежу себя ножиком…

— Марк Самойлович, не надо так переживать, это у нас юмор такой, ничего святого у нас нет, так что берегите нервы. Там же дело началось с домогательства:

— Ну, разыграли старика, — ворчит, постепенно успокаиваясь Нотман, — я уже подумал, что имею дело с глупыми невеждами, незнающими даже школьной программы. Ладно, хватит веселиться, к делу, товарищи клоуны.

Оказалось, что до семи часов Каплин и Волошин уговаривали старого газетного волка поработать главным редактором. Тот не соглашался, но был побеждён тем, что ему пообещали полную свободу редакторского творчества. Пообещали просто диктаторские полномочия, правда с обязательным условием выслушивать аргументы как «про», так и «контра». Еще час мы с Володей расписывали Нотману наши задумки. Наконец, Марк Самойлович устал выслушивать наш бред и поднял руки вверх.

— Ша, хлопчики! Я долго вас слушал, я слушал вас внимательно и даже терпеливо. Теперь, хлопчики, слушайте сюда. Итак, что я имею вам сказать за вашу идэю? У вас тут сплошное шапкозакидательство и будёновский наскок! При этом даже штат ещё не утрясли. Корректора — нет, свежего глаза — нет, журналистов профессиональных тоже нет. Нет! Я не вижу ни одной возможности тут что-то сделать. Таки совсем! Это чистое помешательство редактировать то, чего нет!

— Марк Самойлович, — я вспоминаю старую одесскую шутку, — вы главное начинайте работать, а рыба таки будет.

— Ага-ага, ты, Марик жарь, а рыба будет? Впрочем, мне понравился ваш энтузиазм, в наше прагматичное время это большая ценность. Давайте попробуем, посмотрим, как пойдёт, и если будет хотя бы на троечку, то я пожалуй тряхну стариной.

…

31 марта вечером мне позвонил Каплин и довольным, как у сытого кота, голосом сообщил, что завтра первый номер нашего детища будет распространяться на заводах, в школах и техникумах района. Даже в «Союзпечать» 500 штук отдали.

— Какой общий тираж? — спросил я с любопытством. Мне было очень интересно, смог ли Вова удержаться от соблазна сразу запустить дело на полную катушку.

— Нотман уговорил меня с тысячи начать. Будет скоро библиографической редкостью. Знаешь, сколько крови этот жид у нас выпил? По ведру с каждого, ни как не меньше.

— Ты Самойлыча береги, ценный кадр. Очень полезен, особенно если ты его хвалить будешь. Да и какой же он жид? Обычный наш сибирский еврей. Даже не одесский, хоть и старается таким выглядеть. Проработал бы с тобой хотя бы год. Ты у него понахватаешься и сам редактором станешь. А потом, — следи за ходом мысли, — потом ты легко сможешь двигать карьеру по редакторской линии. Хоть до «Совсибири». Оцени перспективы!

Первого апреля я заглянул в киоск «Союзпечати». На самом видном месте большими красными буквами бросалась в глаза наша газета. Середину первой полосы занимала фотография Первого секретаря Дзержинского райкома ВЛКСМ Николая Волошина с составленным из пальцев «длинным носом». Всё-таки хорошо, что первый номер нашей газеты вышел именно первого апреля. Все огрехи можно списать на День Дурака.

— Девушка, сколько новый «Комсомолец» стоит? — обращаюсь я к киоскёрше.

— Десять копеек, — бойко отвечает румяная тётка в больших очках, — очень смешная газетка получилась. Берите не пожалеете, молодой человек. Сплошь анекдоты, фельетоны и смешные фотографии. Представляете, даже передовую написали в юмористическом ключе.

Мне бы не знать, коли я её сам писал, сам потом уговаривал Волошина подписать. Он был сначала категорически против. Всё боялся реакции райкома Партии.

Протягиваю монетку и забираю наше детище. Первая полоса действительно вся состоит из политических анекдотов. Естественно, не затрагивающих политику Партии, а цитирующих разрешенные перлы «Крокодила». Вторая полоса — несколько интервью на тему кого и как разыгрывали на 1 апреля из комсомольского актива в разные годы. Действительно получилось задорно. Особенно рассказ Люды Гущиной, как её только, что принятую в коллектив райкома отправили в прошлом году на стройку агитировать плотников-бетонщиков. И как её эти самые плотники научили многим новым филологическим выражениям, которые ей очень помогают на работе и в быту.

Третья полоса — юмор на тему культуры, а также краткий обзор комедийного репертуара кино и театров города. Моя новинка была — дать наряду с официальным анонсом, отзывы рядовых зрителей. Кроме текста полосу украсила фотография Чарли Чаплина поедающего башмак, потому что в марте на советские экраны вышел через 50 лет после создания фильм «Золотая лихорадка».

Финалом стала четвертая полоса со спортивным юмором. Шутливыми «советами», и анонсом содержания следующего номера.

Не удивительно, что на следующий день ни одной газеты в продаже уже не было. По такому случаю позвонил Вовчику, поздравил его с успешным дебютом на ниве партийной печати.

Вчера сестрёнка подсунула мне статью про студенческий театр из НЭТИ. Ничего особенного, но выбор пьесы интересен. Некий Вадим Суховерхов поставил «Смерть Тарелкина» и сегодня даёт её в ДК «Строитель». Ирка знает, что я люблю театр и драматургию XIX века. Островский, Мериме, Ибсен… Даже мой любимый Чехов это всё-таки продолжение того же славного золотого века русской литературы. Нельзя было пропустить такое событие, тем более, что «Строитель» почти рядом с домом.

Мы опоздали. Занавес уже распахнут, мизансцена высвечена. Луч софита падает на господина Тарелкина. Декораций практически нет. Бутафоры сильно не заморачивались. Обтянутые мешковиной не то ящики, не то коробки. Из такой же мешковины состряпаны костюмы актёров. Скроены в виде фраков, сюртуков и шинелей. Вернее это всего лишь намёки. Это мне нравится. Декоративной мишура обычного спектакля сделала бы абстрактно-абсурдную пьесу пошлой сатирой. А тут Сухово-Кобылину удалось подняться до Эсхиловского трагизма. Как наша русачка говорила: «В пьесе нет положительных персонажей, «нет людей — все демоны».

Я быстро окидываю взглядом зал и в третьем ряду замечаю паренька в очках. Со спины и в полумраке не понять кто это, но показалось, кто-то знакомый. Я беру Ирку за руку и, из чистого любопытства, боковым проходом пробираюсь вперёд. Это Борька Рогов из тринадцатой группы. Не ожидала я встретить кого-то из однокурсников. Это мне повезло. Рогов прослыл на курсе умением найти халтуру. Думаю, что если я сейчас к нему подкачу, он не сможет отказать. И мне за красивые глаза что-нибудь перепадёт. Заработаю деньжищ и поеду в Крым на каникулах. Ялта Чехова и Бунина, Коктебель Волошина и Цветаевой, Симеиз Толстова… Там много славных мест.

— Боря, привет, — шепчу я ему почти в ухо, — рядом с тобой места свободные? Мы можем сесть?

От неожиданности Борька вздрагивает, но тут же, узнав меня, кивает головой, типа, садитесь не мешайте людям играть.

Тем временем со сцены раздался голос Кандида Касторовича Тарелкина:

— «Решено!.. не хочу жить, нужда меня заела, кредиторы истерзали, начальство вогнало в гроб!.. Умру. Но не так умру, как всякая лошадь умирает, — взял, да так, как дурак, по закону природы и умер. Нет, — а умру наперекор и закону и природе; умру себе всласть и удовольствие; умру так, как никто не умирал!..»

Сухово-Кобылин прекрасен. Его текст может озвучивать любой желающий, и на восприятие ни как не отразится мастерство актёра. Гротеск, ирония, сарказм как раз то, что я люблю. Хорошо нас приучила Элеонора в нашем киноклубе видеть эти нюансы. Интересно, Рогова то каким ветром сюда занесло?