— Хорошая мысль! Ладно, пошли на строймат, звонок уже.

После четвертой пары собираемся на кафедре рисунка. Перед нами на столе лежит солидная стопка оформленных пейзажей. Шестаков берет руководство на себя:

— Чего стоим, кого ждём? Берем по пять штук и тащим. — Шестаков явно торопится. Ему хочется быстрее разделаться с общественной нагрузкой.

— Шура, не спеши, надо же — сдал-принял, опись-протокол… — включается в разговор И Сон Хван, человек без гражданства, кореец по национальности, Володя по имени.

Так стоим и препираемся минут пять, пока Владимир Платонович подписывает какие-то сопроводительные бумаги.

С задачей по развеске картин мы справляемся быстро. Два часа и дело сделано. И тут мне в голову приходит замечательная идея.

— Мужики, — говорю я Шуре и Володе, — как вам идея украсить все детские больницы города работами из фондов Сибстрина? Смотрите, наверняка за 45 лет института накопилось много работ, которые пылятся в запасниках. А тут можно несколько зайцев убить.

— Ха! За несколькими зайцами погонишься, нифига, не поймаешь, — скептически заявляет Шестаков. — Если работы хранятся, значит, это кому-нибудь нужно. А потом, ну каких таких особых «зайцев» ты можешь тут убить?

— На счет зайцев, ты, Саш, не прав, — вступается Хван, по крайней мере, доброе дело сделать, — уже хорошо. Больше я не вижу. Давай, Боря, расскажи нам старикам, что тут можно еще получить?

— Вот смотрите. Доброе дело. Это — раз! У детей есть родители и другие родственники, которые посещают своих больных детей. Если мы к каждой картинке прикрутим маленькую табличку с телефоном, то получится бесплатная реклама. Это — два! И, наконец, три, мы получим информационный повод рассказать о том, что есть такие классные парни, которые могут и то, и другое, и третье. Напишем об этом в газетах, как об инициативе комсомольцев! Под это дело можно предложить разрабатывать проекты малых форм, детских игровых площадок, интерьеров детсадов, детских поликлиник, пионерских лагерей… может даже с их последующей реализацией. Только тут надо будет через райком комсомола действовать. Перспективы, — дух захватывает!

— Да ну, фигня какая-то, — ворчит Шестаков, — пошли лучше пивка купим. Тёмное пиво завсегда лучше светлого будущего.

Главврач больницы оказался добрым и отзывчивым человеком. Он пустил нас с Хваном в свои владения, где мы устроили фотосессию со съёмкой друг друга в разных ракурсах. Нашей наглости хватило даже на то, чтобы попросить главврача тоже попозировать перед висящими на стенах акварелями.

Репортаж получился короткий, но иллюстрированный целыми тремя фотографиями. Посмотрим, дойдёт ли дело до публикации. Надо будет в ближайший свободный день отвезти в редакцию и, может быть даже встретиться с кем-нибудь на предмет того, какие материалы в первую очередь востребованы в газете.

ГЛАВА 4. МАО ЦЗЕДУН БОЛЬШОЙ ШАЛУН

10 сентября. Борис Рогов.

За окном уже темно. На редкость тёплый сентябрьский вечер. Я сижу у открытого окна и остро заточенным карандашом вывожу буквы романского капитального шрифта.

В комнату вливается прохладный свежий воздух со стороны «Березовой Рощи». Только что отгремела танцплощадка. Тишина опустилась на город. Вдруг резкая трель телефонного звонка рвёт эту тишину в клочья. Я краем уха прислушиваюсь. Трубку берет мама.

— Квартира Роговых.

— Григория? Здравствуйте, Николай Иванович, рада вас слышать. Сейчас Гриша подойдёт. Гриша, к телефону, тебе Николай Иванович из Москвы звонит.

— Рогов у аппарата! — отец, как всегда начинает немного придуриваться. — Ибрагим [88], ты? Рад слышать, как дела? Как здоровье?

— У нас вроде бы тоже всё в порядке. Борька вот на архитектора учится. Сидит, что-то чертит.

— У меня идея! Приезжайте с Антониной к нам в гости. Можете и внуков захватить у нас квартира большая, всем места хватит. Сейчас такая погода стоит, просто райская.

— Вот, на следующие выходные и приезжайте. За одно можно будет даже на Алтай на недельку махнуть. Незабываемые впечатления гарантирую.

Я вклиниваюсь в разговор ветеранов-однополчан:

— Николай Иванович, а можно просьбу личного характера?

— Смотря какую.

— Не могли бы вы, если соберётесь, привезти мне зимнюю пилотскую куртку? Можно даже поношенную. У нас кроме пальто номенклатурного покроя ничего не продаётся. Был бы вам весьма признателен.

— Хорошо, посмотрю, спрошу у знакомых если что.

— Заранее огромное спасибо! — Возвращаю трубку папе. Тот пожимает плечами, но трубку берет:

— Николай, считаем, что договорились. Только предупреди за пару дней, а то сейчас сбор урожая. Сам понимаешь. Кстати, как у вас с овощами?

Чувствуя, что разговор принимает малоинтересный для меня оборот, я возвращаюсь к шрифтам. Мысли же мои продолжают крутиться вокруг неожиданного звонка.

— Надо будет всё-таки как-то использовать представившуюся возможность и намекнуть полковнику о предстоящих катаклизмах.

10 сентября. Павел Самарович.

Павел, проспал, поэтому завтракать было некогда, но чашку чаю и кусок ароматного и ноздреватого хлеба с колбасой он все-таки срубал по-быстрому. Сегодня три пары, удастся ли перехватить что-то в буфете не известно. Хорошо, что купили новый чайник-кофеварку производства Чкаловского. Кипятит, как зверь.

Борька Рогов говорил, что сегодня какой-то арт-роковский диск должны выкинуть в продажу. Херня, полнейшая! Какой, нафиг, арт-рок в СССР? Однако все равно интересно. Может подождать, когда «Мелодия» откроется и купить пласт? Паша повернул ручку репродуктора.

— …тяжелой и продолжительной болезни на восемьдесят третьем году жизни скончался Председатель Коммунистической Партии Китайской народной республики товарищ… Павел не стал слушать дальше, у него в голове всплыл давний разговор с Борькой в поезде. Тогда этот «ясновидец» помнится, что-то вещал про смерть Мао.

— Сегодня у нас… — он посмотрел на настенный отрывной календарь, — сегодня десятое сентября. А ведь Борька так и говорил, правда, кажется, он говорил, что девятого, но пока то, да сё, вот день и прошёл. Хм, угадал… Неужели он, правда, знает, что будет?

На вторую пару Паша тоже опоздал, но историю искусств Вольская читала в темноте, поэтому можно было до перерыва торчать в коридоре. Меньшиков со своей Затулинки тоже опоздал. Павел решил обсудить мысль по поводу общего знакомого.

Борис, пощипывая растительность над верхней губой, внимательно выслушал, потом безапелляционно вынес вердикт:

— Паша, ты дурак что ли? Чушь какую-то городишь.

— Я тоже думал, что чушь, но вот смотри, — он протянул конверт с диском. — Борька неделю назад мне сказал, что «Мелодия» выпустит в продажу, я подошел сегодня, смотрю и в самом деле на прилавке выставлен конверт Давид Тухманов, «По волнам моей памяти». Это раз. Слышал, — Мао кони двинул? Так мне об этом Борька еще прошлой зимой рассказал. Как ты это объяснишь? А?

После быстро пролетевшей истории искусств, следовала дисциплина, нужность которой была весьма сомнительна. Математика не была для Павла чем-то важным, и он, по совету всё того же Рогова, решил, что трояка ему в сессию хватит и забил на лекции и семинары. Благо, товарищ Михеев на первом занятии прямо заявил: — Кому математика не нужна, подходите с зачетками, поставлю тройку за все три семестра. Что интересно, таким правом воспользовались только Рогов и Самарович. Велика всё-таки сила школьного внушения. Чуть ли не с первого класса нам твердили, что математика — царица наук и нужна всем поголовно.

ГЛАВА 5. ХЕРАНУКО ПОРОЯЛЮ

14 сентября. Вечер. Рогов и Лена Тришина.

«…Принимая во внимание исторические решения XXVI съезда КПСС, комсомольцы должны со всей серьёзностью относиться к поручениям партийных товарищей. Работа с постановлениями Партии и Советского Правительства должна вестись постоянно. Это повысит заинтересованность, как каждого студента, так и работников агропромышленного комплекса».