Он боится, что здесь мне причинят вред или убьют. Если я умру, он тоже погибнет. Еще одно проклятие моей матери. Перед смертью она позаботилась, чтобы его выживание напрямую зависело от моего.

— Вот оно что… Какая умная Рассказчица. Твоя мать была очень мудра.

Я кивнула.

— Мы все попались в ее сети. Твой отец. Ты. Я. Даже мой отец был ею одержим. Мешара… — прошептал Тирас.

У меня расширились глаза, сердце пустилось вскачь. Тирас обхватил мое лицо руками, словно хотел рассмотреть в нем каждую черточку. Смуглые пальцы мягко скользнули по скулам, обвели изгиб щек и нырнули к острому выступу подбородка. Я едва могла дышать, хотя не знала, что послужило тому причиной — нежные прикосновения короля или внезапно помянутое имя матери. Или все вместе.

— Тот день изменил всех нас. Как и предсказала твоя мать, отец потерял меня. И умер, зная это.

Неожиданно Тирас уронил руки и отступил назад, словно только сейчас осознал, что делает. Я задумалась, что он видит, когда смотрит на меня. Черты моей матери, проступающие из глубины лет, — точно так же, как я видела в нем его отца? Когда-то я ненавидела его за то, что совершил Золтев. Ненавидит ли он меня по той же причине? Я встряхнула головой, прежде чем задать осторожный вопрос.

Отец тебя потерял?..

— Он был чудовищем, и в тот день я понял это окончательно. Я начал отдаляться от него. Меняться. Если бы не те события, я стал бы совсем другим королем.

Кель сказал, ты умираешь.

— Я не умираю.

Но с тобой что-то не в порядке.

— Много чего. — И он печально улыбнулся. — Много во мне следовало бы исправить.

Тирас отошел к балкону и шире распахнул двери, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Но… ты не болен? Он обернулся и медленно покачал головой.

— Нет. Не болен. И не умираю. Но я проигрываю битву.

Против вольгар?

— Против всех врагов Джеру. — И король замялся, обдумывая что-то. Когда он заговорил снова, его глаза были непроницаемо-черны, а лоб рассекала горькая складка усталости. — Ты поможешь мне, Ларк?

Как?

— Покажи, на что ты способна.

Я вспомнила разбитое окно и случайный пожар. Мне не хотелось никому вредить. Но, возможно, если я буду очень аккуратна, ничего страшного не случится? К тому же мне и вправду хотелось продемонстрировать свою силу. Внимание было в моей жизни редким гостем и теперь пьянило, как хорошее вино.

Я сочинила простой стишок, заставив покрывало снова приподняться над кроватью. Оно затрепетало в воздухе, словно шелковая лодочка, и я бросила на Тираса опасливый взгляд. Но тот казался заинтригованным.

— Давай еще что-нибудь.

Я велела креслу танцевать, и оно принялось неуклюже раскачиваться вперед-назад, отстукивая ритм деревянными ножками. Тирас рассмеялся, но я лишь пожала плечами. Танцующие кресла и летающие покрывала не могли ничего исправить.

— А мной ты можешь повелевать? — спросил король тихо, и мое сердце забилось учащенно. — Можешь заставить меня танцевать? Или летать?

Я закусила губу, осторожно подбирая слова. Пусть король поет и пляшет, кружится, руками машет. Тирас насмешливо изогнул бровь. Ты не танцуешь.

— Что-то не хочется.

Я беспомощно пожала плечами. На людей это не действует. Ты обладаешь свободной волей. Я только предлагаю и вкладываю капельку намерения. Тебе совсем не хочется танцевать? Хоть чуть-чуть?

— Нет. Совершенно, — фыркнул король, и я тоже не удержалась от улыбки. — Как же ты меня лечила, если твоя сила не распространяется на людей?

Я тебя не лечила. Я просто предложила твоему телу исцелиться. Оно и само этого хотело, поэтому послушалось.

— Думаешь?

Я снова пожала плечами. Я пока только учусь.

— А вольгары? Ты же приказала им убраться. Тогда, на пути в Джеру. Мы все были обречены тогда на гибель, но внезапно они отступили. Я чувствовал, что они подчинились какому-то приказу.

Вольгары ближе к животным, чем к людям, но чтобы ими управлять, все равно требуется масса сил. И еще больше — чтобы повлиять на тебя. Или хотя бы на твое тело.

— Поэтому ты засыпала после лечения?

Да. Это… изнурительно. Подчинять своей воле других.

— А предметы?

У них нет собственной воли, и они не сопротивляются.

Тирас кивнул, будто мои рассуждения представляли собой блестящий образец логики, и я даже почувствовала прилив гордости.

— Я хочу, чтобы ты попробовала снова. Но на этот раз так, чтобы я не слышал заклинание. Посмотрим, что ты можешь.

Моя радость тут же сменилась сомнением. До этого я нарочно позволяла ему слышать все стишки. Если я втайне применю к нему свою силу, будет ли это честно? А вдруг у меня получится? Вдруг я смогу заставить его меня полюбить? Непрошеная мысль змейкой скользнула мне в голову, и я отпрянула, залившись краской. Неужели я действительно такое подумала? Нет. Не может быть. Я бы в жизни такого не пожелала.

— Попробуй снова, — повторил король, словно подслушав мой внутренний монолог.

Я замотала головой. Сердце так и заходилось в груди, грозя проломить ребра. Я никогда не хотела такой силы. Не хотела подчинять людей своей воле.

— Я разрешаю, — твердо сказал Тирас. — Разве тебе самой не интересно узнать, на что ты способна?

Не знать легче. Безопаснее.

— Сосредоточься, — велел король, проигнорировав мои возражения, и я задумалась, не превосходит ли его сила убеждения мою. Кажется, я только и делала, что ему подчинялась. — Чего ты хочешь, Ларк? Чего ты хочешь от меня? — настойчиво спросил он и вдруг напрягся, как будто ждал, что я закатаю его в стену. Как будто я в принципе была на такое способна.

Я закрыла глаза, чтобы отгородиться от него, и, руководствуясь больше нутром, чем головой, подтолкнула к Тирасу безмолвную просьбу, суть которой не понимала до конца и сама. Я так старалась спрятать от него слова, что это было не обычное заклинание, а скорее сгусток энергии — чистая эссенция желания, проистекающего из самой глубины моей души. Я искренне не сознавала, о чем прошу, пока не почувствовала дыхание Тираса совсем близко. В следующую секунду он накрыл мои губы своими. Я оцепенела и распахнула глаза.

Рот Тираса был так же настойчив, как и он сам, почти агрессивен. Он покорял, а не убеждал. Король держал мое лицо в своих ладонях, зарывшись кончиками пальцев в волосы, но немедленно отстранился, как только понял, что ответа не будет. Темные глаза блеснули.

— Зачем просить того, чего не хочешь? — прошептал он, и горячее дыхание снова обожгло мне губы.

Я не просила. Я бы никогда… никогда о таком не попросила. Глаза Тираса сузились, и баюкающие мое лицо ладони исчезли так же стремительно.

Я не просила… или просила? Нет, я никогда бы не озвучила такое желание, как бы сильно ни хотела чего-то. Или кого-то. Я просто подумала о любви. Вот и все. Потом он меня поцеловал. А поскольку целоваться я не умела, то ответила со всем пылом каменной стены.

Я не просила, — повторила я беспомощно. Тирас выглядел озадаченным. Затем нахмурился и сложил руки на груди, разглядывая меня в упор. Я почти слышала, как напряженно он думает, пытаясь проникнуть в суть моих возражений и обнаружить за ними все то, чего я не сказала.

— Я собираюсь поцеловать тебя снова, — пробормотал он наконец. — Просила ты об этом или нет.

Мой разум превратился в сплошную белую стену. Ни протеста. Ни мыслей. Ни слов.

— Дыши, — прошептал король, и я послушно глотнула воздуха. — Иди сюда.

И снова ни единого порыва к сопротивлению. На этот раз он не обнял меня и не притянул к себе, не стал прижимать к груди. Просто приподнял одним пальцем подбородок и накрыл губы губами. Предлагая. Делясь. Прося об ответе.

Внезапно из рассеянных мыслей Тираса вычленилась одна — сладость. Слово было пропитано изумлением.

Он нежно зажал мою верхнюю губу своими губами, смакуя и потягивая, прежде чем скользнуть внутрь, навстречу моему безвольному языку. Он одновременно дразнил и умолял, пока я, не свыкнувшись с настойчивостью и жаром его губ, сама не подалась вперед, теряя голову.