Сколько их сейчас?

— Тысячи.

Тысячи?!

— Они пьют кровь домашнего скота и истребляют лесных зверей. Видимо, их мучает голод, потому что радиус атак все расширяется.

Откуда они вообще взялись? В моем детстве о вольгарах даже не слышали.

— Никто не знает. Впервые я увидел их три года назад. За это время они успели стать величайшей угрозой Джеру. Некоторые считают, что они пришли с острова в Джираенском море. Все, что я знаю, — их число продолжает расти, и мы проигрываем битву.

А как же армия, которую ты оставил на границе?

— Вольгары утаскивают их каждый день — одного за другим.

МЫ ДОБРАЛИСЬ до края долины к полудню четвертого дня, однако не стали разбивать шатры. Тирас велел всем отдохнуть и подкрепиться как следует, а сам с Келем и командирами уцелевшей армии удалился разрабатывать план боя. Я ощущала присутствие вольгар — так, как чувствовала обычно крупные стаи зверей или птиц, — и их близость вселяла в меня тревогу, напрочь отбивая аппетит.

Как и у большинства живых созданий, их слова были просты. Летать, есть, спать. Они не испытывали ни сомнений, ни беспокойства, не боялись нас и уж точно не строили планов нападения. Они просто существовали. Летать, есть, спать. Убивать. Разница между ними и другими дикими зверями заключалась в том, что они наслаждались убийством. Жили ради него. Их инстинкты были просты и по-своему естественны, но лишены доброго начала. Нам противостояли хищники, обосновавшиеся на самой вершине пищевой цепи, и их число представляло серьезную угрозу. Обычно они спали днем, а охотились под покровом темноты — ночное зрение у них было куда лучше людского. Однако Тирас собирался нанести удар на закате, когда вольгары только проснутся, а на нашей стороне еще будут остатки света.

Весь первый день мы отдыхали, давая лошадям оправиться от долгого путешествия. Увы, беспокойство, пожаром охватившее наш лагерь, никому не позволило расслабиться по-настоящему. Едва на землю спустилась ночь, небо наполнил уже знакомый пронзительный визг, и хотя вольгары не подлетали близко, наутро мы не досчитались нескольких человек — так же, как передовые отряды все это время не досчитывались дозорных. Серый, едва теплящийся рассвет вполне отвечал настроениям армии. Ни у кого больше не было сил ждать.

Впрочем, погода давала нам преимущество. Сумрачные небеса и тусклый свет вселяли надежду, что на сей раз вольгары не побрезгуют и дневной охотой. Тирас сказал, что нам нужно подманить стаю поближе — для этого меня и взяли в Килморду. К вечеру вся армия, за исключением Буджуни, раненых и поваров, собралась под прикрытием рощи на краю долины.

— Они в миле орлиного полета, — сообщил Тирас, и Кель смерил его долгим взглядом.

Погода все ухудшалась. Черные тучи сбивались в стада, спеша улизнуть от белоснежных молний, которые то и дело расчерчивали небо и с треском обрушивались на скалы и утесы Килморды. Тирас сидел позади меня на вороном жеребце, придерживая за талию латной перчаткой. Шиндо дрожал от испуга, но бодрым галопом проскакал между воинами, которым король раздавал последние указания, пытаясь приободрить. Я попробовала успокоить коня, и меня едва не затопило красной волной его страха.

— Береги силы, — шепотом велел Тирас, приблизив губы к моему уху. — Нам понадобится все, что у тебя есть. Шиндо привык к битве. Он не подведет.

Я подчинились, хотя пальцы продолжали нервно перебирать черную гриву. Тирас больше ничего не сказал. Утром он настоял, чтобы я надела кольчугу поверх зеленой туники и брюк, однако я наотрез отказалась от шлема и неподъемных лязгающих доспехов. В них я с трудом могла сделать шаг, да и Шиндо едва ли выдержит двух всадников в полном боевом облачении.

Тирас шлем надел, объяснив мне, что делает это скорее для маскировки, чем для защиты. Для вольгар было бы высшей наградой лично убить беловолосого короля. Я еще утром заплела длинную косу и с тех пор переживала, что привлекаю к Тирасу лишнее внимание. Единственная женщина на поле боя — что может быть приметнее?

— Подзови их, Ларк. Пусть подлетят ближе.

Я подалась вперед, разом ощутив вздох в облаках, скорый дождь, поднимающийся от земли гул жизни, а затем потянулась мыслью вверх, сквозь тусклый вечерний свет. Они были там. Я слышала первобытную жажду крови, которая пульсировала в их венах. Вольгары жили, чтобы убивать. Не из ненависти или ради власти. Просто убийство означало еду. Смерть означала жизнь. Смерть значила, что их собственная кровь заструится по жилам быстрее, а на костях нарастет новое жирное мясо. Они были обыкновенными чудовищами, но все же чудовищами.

И их мучил голод. Я чувствовала их тоску, словно им не первый день недоставало еды, — и что было сил обратилась к ней, призывая услышать, прийти, утолить свою жажду.

Стая замерла, а затем шевельнулась, готовая подчиниться моему зову. Однако в следующую секунду сквозь биение тысяч невинных инстинктов, как бы убийственны они ни были, пробилось противоположное намерение — скорее человеческое, чем звериное, и ничуть не похожее на них.

Кто-то или что-то контролировало вольгар. Направлявший их разум обретал отдельно от своего крылатого войска, это был влажный гортанный голос, который наполнял каждое птичье сознание, диктуя ему, что делать. И этот разум знал о нашем присутствии. Я с судорожным вздохом подалась назад и ударилась затылком о нагрудник Тираса.

— Ларк?

Вожак, предводитель вольгар, — он вольгар или человек?

— И то и другое.

Он Одаренный?

— Некоторые считают, что он Перевертыш… как я. Человек и птица.

Что, если лорд Вин Дар прав? Вдруг за нападениями вольгар стоят Одаренные?

— И что это меняет? Я лучше убью злого человека, чем невинного зверя. Вольгары несут смерть и потому должны быть уничтожены, но Вожак жаждет еще и власти. Даже если он Одаренный, для меня это ничего не значит. Ему нужно королевство. Он его не получит.

— Тирас! Люди волнуются. Если мы не выдвинемся сейчас, то не настигнем вольгар до темноты, — перебил нас Кель. Его конь тревожно гарцевал рядом. На лице воина читалось плохо скрываемое отчаяние — точное отражение тяжелых сумрачных небес у нас над головами.

— Вели им подождать. Я уже сказал, что вольгары придут к нам сами.

Кель кивнул, скользнув по мне неприязненным взглядом синих глаз. Я чувствовала его желание возразить, но он лишь опустил забрало и отъехал в сторону, впрочем, недалеко. Тирас снова склонился к моему уху.

— Подзови их, Ларк, — повторил он настойчиво, и по моей шее тотчас побежали мурашки. — Пора.

Я развернула свои слова, как флаг, и они затрепетали на ветру алой песнью сирены. Каждый их звук побуждал вольгар делать то, для чего они и были рождены. Летать, убивать, есть. Я манила, искушала, соблазняла, цепенея от ужаса, что они в самом деле придут, и еще больше опасаясь неудачи. Они хотели Джеру. Они хотели Тираса. А я вдруг поняла, что не готова расстаться ни с тем, ни с другим.

Череп взорвало громовое карканье, и я поморщилась от боли, когда сопротивление Вожака внезапно ослабло. Воздух наполнило хлопанье тысяч крыльев. Раскрываясь, они отталкивали слова своего предводителя — слова, которые до сих пор сдерживали инстинкты стаи. Голод оказался сильнее.

Они идут, — предупредила я. Тирас взревел — странное эхо зверя, надрывавшегося у меня в голове, и Шиндо рванул с места. Король скомандовал готовность переднему ряду лучников, которые затаились под деревьями, только и дожидаясь возможности распахнуть для противника врата в ад. Небо в просветах листвы дрогнуло и начало плавиться, пока последние крохи света окончательно не затянула черная пелена.

— Прикажи им спуститься, — велел Тирас.