— Благодарю тебя Серега, помог ты ей и ее пацану.

— Ну, раз помог, то зачтется мне: на том свете угольков меньше будет, — весело отозвался Крут, — Леха, так ты к девочке-то пойдешь?

— Не знаю, еще не решил.

— Да ты чё, мы с Арканом лично для тебя подбирали ее.

— Ладно-ладно, не егози. Я же сказал — посмотрю.

— Так у тебя чего-то с Инной? — догадался Крут.

— Да что у меня с ней может быть. Просто женщина хорошая, приглянулась.

— Ладно, Леха, мне этого не понять, для меня бабы и девки — одна лишь услада. Мне шмар и так хватает.

— Как девочка, заводная? — спросил Дрон.

— Высший класс! Она у нас среди Интуристов шустрит, дорогущая стерва, я ее в свое время у одного фраера отбил, потом приобщил к делу.

— Сам-то как, проверял? — усмехнулся Дрон.

— Конечно. Правда давно, вообще она деваха что надо — это ее работа, она у нас вроде подводчицы, играет роль крючка на ловлю Фан — Фанычей. Ну, так что, пойдешь к ней?

— Пойду — пойду, не егози, я пацана своего к ней отправил, пусть насладится.

Через некоторое время в дверь постучали, и на пороге показался Карзубый.

— Леха, — обратился он к Дрону, — здесь тебя прапор домогается, я его не пустил, так он меня грозится в пыль закатать. Что с ним делать?

— Подожди, я сам с ним разберусь.

Дрон вышел за дверь. Крокодил Гена, изрядно подвыпивший, стоял за грудой ящиков и, слегка пошатываясь, справлял нужду. Увидев вышедшего из бытовки авторитета, он развязно заговорил:

— А — а! Гражданин вор, так Вы и Цербера себе завели, чтобы начальника не пропускать. Как это понимать? Я его сейчас в камеру закрою, а в зону приедем: в ШИЗО загашу.

— Гена, ну, прости его. Для него — я главнее, потом уже начальник колонии, — отшутился Дрон.

— Ну, ты и загнул, начальник ко…., - прапор икнул.

— Ого! Да я вижу, у тебя в глотке что-то застряло, наверняка нужна жидкостью протолкнуть это дело.

— А у тебя есть? — округлил и без того большие глаза Гена.

— Для хорошего человека всегда чего-нибудь найдется, ты только много не принимай на грудь, тебе еще нас в зону сопровождать. Помнишь об этом?

— Конечно, я ничего не забыл… — и он замахал руками, давая понять, что его слово — кремень.

— И пусть пацаны здесь по-тихому посидят, бухать не будут, — попросил Дрон. Прапорщик согласно кивнул головой и остался у входа, ожидая, когда ему преподнесут очередную порцию согревающего.

Дрон зашел в бытовку, достал из тайника бутылку водки и, передав Карзубому, попросил отдать прапору. Проводив Крокодила Гену глазами до выхода из склада, Ирощенко направился за Воробьем.

— Посиди тут с пацанами, а я пойду с «невестой» покувыркаюсь, — обратился Дрон к Круту, — скоро съем с работы, а тебе и девахе нужно в тайник гаситься.

Пришел Ирощенко и Воробьев, по лицу последнего можно было сразу определить, что вернулся он из счастливого похождения. До возвращения Дрона, сидели все вместе, пили чай и разговаривали о жизни.

Видимо так было угодно судьбе, что Воробьев и Крутов не упомянули в разговоре: за что Сашка получил пять лет. Он даже не знал, что перед ним сидит человек, косвенно виновный в том, что молодому парню сломали жизнь. Это ведь Крут подговорил своих людей избить Валерку Морозова — друга Воробьева, а потом была спровоцирована настоящая драка с Кузбасскими спортсменами, закончившаяся для Сашки тюремным сроком.

Майор Ефремов возвращался с командировки раньше положенного срока. Так сложились обстоятельства, что продление рабочего визита работников оперативных частей некоторых исправительных колоний, пришлось отложить. Группа офицеров побывала в Кемеровской области и уже собиралась посетить ряд учреждений Алтайского края, как сотрудник, уполномоченный сопровождать оперативников, сообщил: «По ряду обстоятельств, не зависящих от организаторов, поездка на Алтай отменяется». Многих из командировочных разочаровало это известие, но только не Ефремова, лично он чрезвычайно обрадовался.

Он не стал сообщать родственникам и руководству учреждения, в котором работал, о своем преждевременном возвращении. Сразу же с вокзала, Ефремов решил сделать неожиданный визит к своему непосредственному начальнику.

Нежданное появление подчиненного поздним вечером в дверях своей квартиры, удивило Кузнецова. Ему совсем не хотелось сейчас общаться с майором. Но из деликатности ему пришлось его впустить.

— Леонид Васильевич, что-нибудь случилось? — Обратился он с вопросом к Ефремову.

— Да так, в целом ничего, просто наши организаторы прервали командировку в Алтайские учреждения. Евгений Федорович, меня привело к Вам безотлагательное дело. У меня к Вам имеется очень серьезный разговор, личного и служебного характера.

Кузнецов понимал, что Ефремов просто так не приедет вечером, да еще сразу же после прерванной командировки. Он пригласил майора на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

— Евгений Федорович, мне необходимо с Вами поговорить не в служебной обстановке, это касается нашей совместной работы, — издалека начал Ефремов, — выслушайте меня пожалуйста внимательно — это очень серьезно. Мы с Вами работаем в одном учреждении и занимаемся общим делом, по долгу службы нам приходится идти бок о бок, не взирая на недопонимания с Вашей стороны.

Кузнецов удивленно приподнял брови, но промолчал.

— С некоторых пор между нами оперируют некие факты, — продолжал Ефремов, — которые мешают нам соприкасаться теснее в нашей работе. Я глубоко уважаю Вас, как человека: умного и практичного, и тем более своего непосредственного начальника…

— Можно покороче, — перебил его Кузнецов.

— Не так давно ко мне поступила оперативная информация, которую я был обязан проверить, прежде чем, поделиться с Вами.

Кузнецов слегка напрягся.

— Я тщательно проанализировал и изучил факты, касающиеся некоторых сторон нашей работы, и смею Вас заверить: получился весьма любопытный материал. Я готов передать Вам на рассмотрение пакет, где письменно все изложил.

— Что за пакет, что за факты? Бросьте морочить мне голову, майор, — отмахнулся Кузнецов.

— Евгений Федорович, я не буду долго Вам объяснять суть своего визита, все ответы Вы найдете здесь.

Ефремов протянул начальнику бумажный пакет.

— Почему не предали его на работе? — подозрительно спросил Кузнецов, опасаясь подвоха.

— Это конфиденциальная информация, и по моему мнению — не подлежит огласке. Вы меня простите за позднее посещение, но хочу Вас предостеречь: сдается мне, что Вы сейчас находитесь в такой ситуации, из которой Вам необходимо достойно выйти, — загадочно произнес Ефремов.

— Майор, что за тайны Мадридского двора Вы мне тут устраиваете! Говорите прямо, что Вас привело ко мне?

— Это Дронов! — без обиняков произнес Ефремов, — это и есть самый больной вопрос, решение которого требует от нас принятия экстренных мер. Боюсь, что одних режимных соображений, чтобы закрыть в ПКТ этого опасного типа, уже не достаточно.

— Я в курсе, что он представляет собой уголовного авторитета, но исходя из оперативных данных, поступающих ко мне ежедневно, пока его не за что оформлять в ПКТ. Может у Вас есть другая информация?

— Даже более того! Евгений Федорович, я уже в курсе ЧП в нашем учреждении, известие о смерти Равелинского застало меня в одной из Кемеровских колоний.

— Вам кто-то позвонил?

— Да. Один из моих сотрудников сообщил об этой трагедии.

— Догадываюсь, что им мог оказаться Громов — Ваш дружок.

— Ну, зачем Вы так на него, Евгений Федорович? Это был совершенно другой человек, и он сообщил мне о ряде любопытных фактов и на этом основании, я выстроил свою версию о гибели Равелинского.

— О гибели?

Кузнецов внутренне весь напрягся, ожидая, что Ефремов начнет дожимать его фактами, но тот вполне миролюбиво продолжал:

— Не правда ли, трудно поверить, что такой бугай и в одночасье получил апокалипсический удар, после чего последовала его смерть.