Пархатый сидел в камере изолятора, его и Ворона еще не перевели в БУР. С ними вместе сидело двое заключенных, которые так же считались нечистыми по лагерной жизни. После того, как Воробьев выпроводил Рыжкова из хаты, администрация подыскала ему камеру по его масти. Пархатый был зол на весь мир, слова угроз, сыпавшиеся в адрес Воробья и прочих зэков, мешавших ему жить по своим законам, не были пустыми. Теперь времени на обдумывание было много, он лелеял свой план, затем вынашивал его до основания. В первую очередь ему хотелось, отомстить Воробью, виновнику всех его бед, затем подобрать надежных пацанов для «выворачивания зоны наизнанку». Пархатому не пришлись по нутру методы вора в законе, по которым он правил в зоне. Он считал, что Дрон по нынешним меркам, слишком мягкий и гуманный, хотя гуманному акту со стороны вора, он был обязан своим положением — его не опустили за беспредел. Мечта Пархатого — это править железной рукой.

Ближе к обеду Пархатый, услышав крики за стенами изолятора, сначала подумал, что производился запоздалый развод на работу зэков, но шум от криков не прекращался. Люди в изоляторе заволновались.

По коридору ШИЗО бегали контролеры и ударами дубинок по дверям, старались утихомирить растревоженных в камерах заключенных. Но буйство в изоляторе нарастало: крики, ругань, стуки в двери переросли в единый гвалт и шум, от которого стоял в ушах звон.

Лейтенант Брагин непрерывно названивал по внутреннему телефону. На вахте, где располагался ДПНК, никто не брал трубку. Брагин позвонил на коммутатор и попросил его соединить с начальников режимной части. Ответил его сослуживец — капитан Стрельцов:

— Толя, ты как оказался в изоляторе?

— Меня Серебров направил сюда для усиления. Что у вас там происходит? Кругом такой шум стоит, зэки в камерах начали буйство.

— Толя, ни в кое случае не открывайте двери изолятора, в колонии произошел захват. Одним словом — заключенные подняли бунт.

— И что? Почему начальство не отвечает? Скоро зэки все двери повыламывают.

— Толя, дорогой, держитесь! Мы не можем попасть в зону, все начальство сейчас ведет переговоры с заключенными на плаце.

— Жертвы есть?

— Со стороны администрации пока нет, правда учительницу сволочи изнасиловали, а вот среди зэков есть два трупа. Много избитых.

— Ладно Серега, мне бежать нужно, там по ходу двери хотят вынести.

Услышав голоса за окном изолятора, выходившего в промзону, Пархатый заскочил на верхние нары и, прижавшись лицом к железной решетке, крикнул, что есть силы:

— Братва, что у вас там, что за кипишь?

Подойдя до границы «паутины» и колючей проволоки, которой была обмотана вся наружная стена, мужики закричали:

— Свобода! В зоне начался бунт, скоро мы вас освободим. Сейчас меморандум ментам выпишем и ломонем двери трюма. Потерпите, пацанва!

— Ура-а! — заорал Пархатый во все горло и, подбежав к двери камеры, закричал, чтобы его все услышали.

— Пацаны. Братва! В зоне бунт, ломай замки, выходи на коридор, будем мусоров метелить.

Изолятор ответил ему голосами приветствия:

— Ништяк пацаны, бей козлов, ломай двери, гаси ментов поганых, ох и отоспимся мы сейчас на них.

В один миг была выворочена с корнем привинченная к полу лавка. Пархатый и двое, помогавших ему, подхватили ее и стали бить торцом в железные двери. Она ни как не поддавалась. Сделав несколько ударов и, не получив желаемого результата, вчетвером вцепились в стол, и также вывернув его из пола, кинулись к двери. Под натиском наконец-то она зашаталась, но этого было недостаточно.

— Давай братва, выломаем эту козлячью дверь, — рычал Пархатый и ему вторили три голоса:

— Даем Жека, даем!

После нескольких мощных ударов, замки не выдержали, и дверь распахнулась, выкинув наружу взбунтовавшихся узников. Навстречу им по коридору бежали лейтенант и прапорщик, угрожающе размахивая дубинками. Двое других дежурных находились в противоположном крыле изолятора. Лейтенант держал в руках какой-то предмет, с виду напоминавший темный пузырек, им оказался аэрозольный баллончик со слезоточивым газом.

«Черемушка!» — пронеслось в голове у Пархатого, но офицер уже испускал на зэков струю газа. Раздались отборные матерки и двое из вырвавшихся закрутились юлой, харкаясь и сморкаясь от удушливого газа. Пархатый рванулся к лейтенанту, направляя торец лавки ему в голову. Брагин сам хватанул легкими зараженного воздуха и на мгновение прикрыл глаза. Удар страшной силы раздробил ему нос и опрокинул тело на пол. Трое зэков и в том числе прапорщик, закрыв глаза, на ощупь, расползались в разные стороны.

Рыжков хватанул воздух, отравленный парами черемушки, и тут же закашлялся. Сильно защипало в глазах, зарезало, словно в них сыпанули песок. Пархатый, запахнувшись курткой, и плотно сомкнув слезящиеся глаза, на ощупь шел вдоль стены прямо, пока не дошел до угла. Он свернул налево и, сделав несколько шагов, очутился около контролерской комнаты. Дверь была открыта. По памяти, так как не раз бывал в этой комнате, он кинулся к умывальнику с водой и долго ополаскивал лицо. Постепенно зрение возвращалось.

За углом, откуда он пришел, слышались крики о помощи, это трое сокамерников наугад били руками и пытались достать прапорщика. Офицер лежал рядом без сознания с окровавленным лицом.

Двое контролеров испугавшись, выскочили в прогулочный бокс и перелезли через высокий забор, обдирая руки о колючую проволоку.

Пархатый заметил связку ключей, брошенную дежурными на столе.

«Вот удача, — подумал он, — не унесли с собой твари, забыли впопыхах». Он выскочил в коридор и рванулся направо к двери, которая вела во внутренний двор изолятора. Вставил большой ключ, но она оказалась открытой.

Жека вышел на улицу и с жадностью стал глотать свежий воздух. Постепенно, выбрав нужный ритм дыхания, он снова заскочил в контролерскую, схватил с вешалки полотенце и, смочив его обильно водой, припечатал ко рту. Дышать стало тяжело, но все же терпимо. В камерах стоял страшный гвалт, двери трещали, ходили ходуном, но не поддавались. Пархатый начал с первой камеры БУРа. Открыв двери, он крикнул, чтобы все выбегали во двор и отдышались, газ и здесь успел смешаться с воздухом. Ошалевшие зэки, плохо соображая куда идут, столпились в проходе.

— Какого черта вы стоите, мать вашу! Дергайте на улицу, в прогулочный дворик, — орал Пархатый на освобожденных. Он уже отворял третью по счету камеру, благо, что замки открывались одним ключом. Получив доступ свежего воздуха, коридор изолятора постепенно проветривался.

Смешно выглядели здоровые, молодые парни, «плачущие» по причине загазованности воздуха. Что и говорить: хорошее средство применяла власть для усмирения восставших или взбунтовавшихся граждан. Слюни, выделения из носа, слезы — все разом выходило из человека наружу, здесь уже не до действий. К тому же трудно делать вздохи, сильно перехватывало дыхание.

Пархатый, не стал открывать дальше камеры, а размахивая связкой ключей, воззвал к освобожденным:

— Пацаны, берите мусоров в заложники и тащите их в БУР, мы им устроим Колымские встречи. Пошли в зону, хватайте в руки все, что попадет.

Все радостно загалдели:

— Вперед братва, бей мусоров!

Толпа во главе с Пархатым направилась к главному выходу из ШИЗО, он открыл входную дверь и бросил ключи в задние ряды. Кто- то, подхватив связку, продолжил освобождать оставшихся узников.

Пока никто из освобожденных арестантов не вспоминал о новом статусе Пархатого.

Сашка и пацаны стояли возле дверей изолятора, прислушиваясь к выкрикам, доносившимся со стороны плаца, и ожидали сигнала к началу штурма. Но в этот момент входная дверь распахнулась, их взору предстал не кто иной, как сам Пархатый, с напиравшей сзади толпой зэков. Воробей, мгновенно оценив обстановку, обратился к арестантам:

— Пацаны, соблюдайте спокойствие, сейчас мы все вместе пойдем на плац, там Дрон предъявляет ультиматум ментам, мы сами хотели вас освободить с минуты на минуту: вот видите, и трубу приготовили.