Сашка схватил всей пятерней левое плечо Грака и с такой силой надавил под ключицу большим пальцем, что он охнул от боли и присел на край лавочки.

— Мое погоняло — Воробей, я послан авторитетной братвой провести разборки в этой хате. До наших ушей донесли, что ты беспредельничаешь, — Грак хотел вскочить, но Сашка опять надавил ему на плечо, — будешь дергаться, успокою.

— Мужики, да эту борзоту надо гасить…

Но это были его последние слова, Сашка сильным ударом в живот, выключил на несколько секунд Грака, потом подошел к нему, и взяв за шиворот куртки, как напакостившего котенка, посадил на лавочку.

— Я тебе сказал, не дергайся, в следующий раз что-нибудь сломаю, понял меня?

Грак мгновенно присмирел и согласно кивнул.

Сашка начал опрашивать мужиков, выслушивая всех по — порядку. «Все верно, получилось именно так, как говорил опер, видимо у него здесь своя наседка сидит», — подумал он, осматривая лица парней и мужиков.

— Седой, — обратился он к униженному, — я даю тебе поддержку и ты должен решить, что с ним сделать, но предупреждаю, если ты ему спустишь, твой статус останется прежним, и тогда тебе никто не поможет.

Долго уговаривать Седого не пришлось, он со всего размаху ударил по лицу Грака, тот, слетев с лавочки, ударился головой об угол шконки. Не чувствуя сопротивления со стороны Грака, Седой пнул его два раза по боку, и схватив за шиворот, потащил к унитазу. Грак ухватился за шконку, да так крепко, что его трудно было оторвать.

Приговоренный верещал:

— Седой, не надо! Пацаны ну скажите ему…

Но Седой не слышал, и ударив Грака по руке, отцепил от шконки. Кто-то из мужиков дернулся помочь, но его сдержали. Все кончилось тем, что беспредельщик был наказан, а Седой, удовлетворенный своими действиями, ехидно бросил Граку:

— Ты же хотел быть главным в хате, теперь ты король параши, отныне это твой законный трон.

Воробей долго разговаривал с мужиками и объяснил им простую истину:

— Не нужно бояться ситуаций, в которые вы попадаете. В тюрьме много нормальных и правильных людей, способных разобраться в ваших проблемах. Вам предстоит жить в зоне, а в каком статусе, это уже закладывается здесь — в тюрьме. Вот таких отмороженных беспредельщиков нужно сразу ставить в стойло, а не дожидаться, когда за вас их накажут. Отписывайте и гоните малявы, справляйтесь у братвы об истинном состоянии дел, интересуйтесь, как поступать в таких случаях.

После обеда Сашку увели из камеры. Потом он получил от Седого маляву, тот благодарил за оказанную помощь, и передал от всех мужиков привет. Теперь у них в камере тишь, да благодать: имея такого короля параши, можно спокойно решать насущные вопросы.

Прошло еще шесть месяцев. Неминуемо приближался день суда.

Сашке изредка удавалось перекинуться записками со своими друзьями: Зелей и Глазуном. С Ирощенко и Сибирским было сложнее, они находились в спецкоридоре, куда весточки совсем не доходили.

Воробьеву нашли хорошего адвоката, в этом заключалась помощь его родных и знакомых. Сашка даже не предполагал, сколько людей было подключено, чтобы приблизить к делу квалифицированного защитника. Несколько юристов отказались участвовать в процессе, а этот адвокат, зная отлично процессуальный кодекс и, имея хорошее образование, использовал углубленные знания норм уголовного законодательства. Он со знанием дела включился в работу, и как клещ цеплялся за малейшую деталь. Ему понравился независимый и рассудительный парень. Беседуя с его матерью, защитник понял, что Саша за личность: убеждать или уговаривать, чтобы он поменял свои показания, было бесполезно. Найдя массу белых и темных пятен в деле Воробьева, адвокат решил побороться на суде за своего подопечного. В процессе следствия адвокату приходилось присутствовать при допросе Александра, и как говорится не раз ставить на место ретивого следователя.

Прошел месяц после подписания 201 статьи, дело было закрыто и передано в Областной суд. Оно предвещало быть громким, и судебное заседание должно проходить в закрытом режиме. В зал суда допускались только близкие родственники и свидетели. Основными очевидцами бунта являлись заключенные, и присутствовать на процессе не могли, фигурировались только их письменные показания.

Со стороны администрации свидетелей тоже хватало, хотя по правилам законодательства, органам не разрешалось принимать участие в освидетельствовании, и даже с простой точки зрения можно судить, что наговорят служащие данного учреждения, свидетельствуя против заключенных.

Сашка получил на руки обвинительное заключение, напоминавшее по формату и содержанию большую энциклопедию. Читали вслух, чтобы слышали все. Кое-кто не понимал, почему Сашка часто возмущался. А все потому, что дело «сшито белыми нитками». Хотя бы взять такой момент: в процессе следствия были противоречивые показания подследственных, которые утверждали, что видели, как Ирощенко метнул штырь и убил военнослужащего. Другие отрицали этот факт и говорили, что убийство совершил погибший Семченко. Сам Ирощенко категорически был против обвинения, в каких либо убийствах. Кроме этого Сергея обвиняли в ранении Ефремова, и в умении рассредоточить основные силы заключенных, применяя свои навыки в боевых действиях. Много опасных эпизодов приписывалось тем заключенным, которые не могли себя защищать по одной простой причине — их не было в живых. Вот поэтому всю тяжесть преступлений следователям и прокуратуре пришлось взвалить на тех, кто остался в живых.

Всего обвинялось тридцать восемь человек, девять из них — за подготовку и организацию бунта. Некоторые подследственные, не хотевшие брать на себя основную вину, возмущались: «В бунте принимало активное участие больше половины зоны, а это тысяча с лишним человек. Почему тогда судят только четыре десятка?»

С таким фактом не хотели мириться и адвокаты. Данное дело, рассматриваемое в суде, очень серьезное и за последние годы самое громкое. Естественно, власть не хотела мириться с тем, что группа заключенных пыталась продиктовать свои условия, а потому прокуратура основательно подготовила обвинение и не желала слушать об оправдательных вердиктах.

Десятки томов уголовных дел рассматриваются выездной коллегией Московского суда. Несколько десятков томов обвинительных заключений. Десятки свидетелей из числа заключенных, сломленных во время следствия, получили защиту и изоляцию от общего количества обвиняемых.

Вечером, 23 марта, некоторые камеры тюрьмы открылись, и по зачитываемому списку тридцать восемь человек с вещами были препровождены в общую камеру, чтобы на следующее утро всем предстать перед судом. Процесс должен проходить в здании областного суда по улице Писарева.

Только двадцать шесть человек встретились в общем боксе, остальные тринадцать изолированы от общей массы — это те, кто не выдержав прессинга и нападок следователей, дали показания в угоду власти.

Можно представить себе радостные лица знакомых и друзей, которые не виделись полтора года. Только в очередной раз открывалась дверь камеры, как громкие восклицания раздавались при входе заключенных. Смех, обнимания, братания, веселье — трудно передать все чувства, вырывающиеся наружу от долгожданной встречи.

Сашка Воробьев горячо обнял своих друзей: Сережку Зельдмана, Лешку Глазунова, Матвея. Они стояли несколько минут, образовав кольцо, и крепко обняв друг друга за плечи.

Большим удивлением для Воробьева и остальных бунтарей, было появление Жеки — Пархатого, чудом оставшегося в живых. После событий в зоне, его чуть живого отправили на больничку. Жеку тоже обвиняют в участии в бунте, в покушении на жизнь лейтенанта Брагина и освобождении из изолятора заключенных. Сашка считал его погибшим, но вот он предстал перед ним во всей красе: лицо было в глубоких и страшных шрамах, и никто не мог понять, откуда они у него. Пархатый объяснил, что убегая от разъяренных ментов, запутался в колючей проволоке, и когда его волокли за ноги, ободрал лицо колючкой. В момент встречи никому не было дела до рассказа Пархатого, но все были твердо убеждены: Рыжков во время бунта вел себя, как истинный каторжанин и ворошить прошлые его косяки, никто не хотел.