Ефремов догадывался, что в зоне работает курьер из числа вольнонаемных граждан, зэки их называют «гонцами» (почтальон), они осуществляют поставку в зону денег, писем, небольших бандеролей. Почему Матвеев не воспользовался «услугами» такого гонца? Остается под вопросом, скорее всего осужденному и его дружкам не захотелось делиться с посредниками, а может быть, не нашлось таковых.

Вероятно подкупленных сотрудников — гонцов в зоне несколько, ведь блатные в лагере держат общак, кто- то же проносит им каждый месяц энные суммы. Вот и хотел оперативник, чтобы Романов вычислил этих поставщиков, но информация была закрыта и строго засекречена. Роман даже не знал, кто является кассиром зоновской казны, даже отрядная касса была недосягаемой для него. Эта структура была независимая и нити вели на свободу к воровскому общаку. Сколько бы ни напрягался Ефремов, а выявить источники поставок денег и содержания самого общака он не мог. Лакомный кусок — зоновский общак, но накрыв его единожды, не получишь в следующий раз ни гроша. Вот так все построено у этих хитроумных зэков, как в хорошем Минфине.

Чтобы продвинуть Романова на руководящее место авторитета, нужно проделать хитроумную комбинацию, ведь опер зоны не может поставить главным блатным в отряде своего человека, его назначает вор, то есть Дронов, значит, его необходимо убрать из зоны.

«Вот еще одна головная боль — Дронов. Вор в законе, — размышлял Ефремов, — пока я сделал все необходимое, чтобы он содержался в ШИЗО. Ну, упрячем мы его в ПКТ, а что толку? Он все равно контролирует зону из ШИЗО. По определению зона считается красной, и вору в законе путь сюда заказан, ему здесь ловить нечего, но кто их разберет теперь этих воров. Каждый десяток лет меняются правила игры, многие зоны уже не могут принимать воров в законе, в основной массе лагеря отмечены красным цветом, где уже давно процветает актив, разные секции внутреннего порядка из числа осужденных. Казалось бы, зайдет вор в зону и, судя по обстановке, нужно поднимать бунт, менять верхушку из числа заключенных, избавляться от актива. Как говорят у зэков: «Перекрасить зону в черный цвет». Я не позволю даже близко подойти блатным к этой цели, даже если возникнет угроза полного неповиновения, я предприму все меры воздействия на вора Дронова.

Не так давно мою идею создать «прессхату» для ломки (ломать убеждения, во втором случае — отход от наркотиков). блатных, отверг начальник колонии Серебров, он — перестраховщик и слушает в основном своего заместителя Кузнецова, который и отсоветовал начальника создать такую камеру. Они оба боятся, что блатные забросают жалобами УИТУ и прокурора по надзору, и потому потворствуют заключенным. А ведь смысл всего шел к тому, чтобы отрицательно настроенных заключенных сажать в камеру к опущенным и тем самым марать их. Костяк заключенных в такой камере должен состоять из бывших блатных, которых по тем или иным причинам «опустили» авторитеты. Таким способом можно «перевести» в колонии всю эту «блатную масть» и поможет мне в этом сам Романов. Времена конечно уже не те, что были раньше, когда авторитетный зэк мог замутить воду среди блатных и отрицательных осужденных, тем более это не периферийные лагеря, а зоны находящиеся в черте большого города, где хорошо развита инфраструктура и система ИТУ имеет специально обученные подразделения военных. Не дай Бог, конечно, но случись волнения, которые могут перерасти в полное неподчинение администрации, то бишь зэковский бунт, мигом можно успокоить бунтовщиков, а стрелять — не стрелять — это уже не нам решать, а Москве.

Дронов осел в нашей колонии, я даже чую, что здесь что-то готовится. Я уже сколько рапортов писал, и начальнику колонии, и начальнику РиОР, чтобы решался вопрос о срочном этапировании Дронова. Но решает это управление, а там почему-то медлят, не захочешь, а подумаешь, специально они, что ли резину тянут, нам здесь на местах виднее, но наши молитвы видимо не в уши управленцам».

Еще одна идея, возникшая у главного опера зоны, не давала ему покоя — это замена всех блатных авторитетов своими людьми. Ему необходимо иметь двадцать Романовых, которые будут работать на него и выполнять сложные поручения. Смысл сходился к тому, чтобы все сборы, производимые блатными по отрядам, контролировались оперчастью и внушительный процент оседал в кармане Ефремова. Если ему удастся выстроить в зоне именно такую цепочку, то скоро он будет контролировать весь общак колонии.

«Так, дальше идет еще разбор одной информации, тоже от Романа, — рассматривал Ефремов еще одно донесение, — столкнулись лбами блатные шестнадцатого и десятого отрядов. Это ж надо! Чуть до драки не дошло. По слухам, кто-то решил припомоить блотяков с десятого и испоганили им робу, а те в свою очередь, пронюхав что-то, решили разобраться с Рыжковым, хотя он во время инцендента сидел в ШИЗО. Опер улыбнулся. — Это мы с Романом разработали план акции и решили столкнуть лбами две блатные семьи, тем более все замешивалось на недовольстве Дронова в адрес Сибирского. Пусть грызутся между собой. Видимо им недоразвитым делать больше нечего, как друг друга опускать, ведут себя, как звери и замашки у них все — волчьи. Попробуй в этом гадюшнике, вылови золотого ужа, враз руку откусят. Заразы, — ругал про себя Ефремов Дрона и всех блатных. — Но разбираться нужно, все отрицательно настроенные осужденные ждут выхода Дронова в зону, чтобы созвать сходку авторитетных зэков. Ни в коем случае не стоит этого допускать. Дронов непредсказуем, что он предпримет в следующий момент? Его слово в воровской среде — закон, а вдруг он решит наказать Сибирских, начнется буза и не дай Бог перерастет в поножовщину. А если грянет бунт? Мне руководство не простит этого, вылечу как пробка из бутылки со своего места, да что там места, с учреждения попрут, и куда я потом? Токарем на завод! В органах трудно будет осесть. Ох, и жизнь собачья у нас — зоновских оперов, скользим, как по тонкому льду, чуть что, и в полынью, выберешься — хорошо, а — то и гляди, под грамотную воровскую разработку попадешь. Сколько оперативников в исправительных колониях погибает, ведь они же — воры эти, своих невольных исполнителей — торпед посылают для убийства. Проиграется какой-нибудь урка, а чтобы его петухом не сделали, ждет своего часа. Скажут ему: «режь» и убьет не задумываясь.

Конечно, если на протяжении многих лет все спокойно, работники администрации теряют бдительность, расхолаживаются так сказать. А вот у нас у оперативников, кроме интуиции еще и информаторы имеются и, чтобы все это сопоставить, нужно поломать голову, откуда ноги растут у этой заварушки. Завтра на планерке у начальника РиОР я обязательно составлю план с режимниками колонии. Я — начальник оперчасти имею оперативную информацию, режимники должны отреагировать, блокировать сходки авторитетов колонии, всех направить в ШИЗО, но без Дрона сборищ не намечается. Тогда что? У Дронова на днях заканчиваются пятнадцать суток, выпускать его категорически нельзя, Кузнецов должен понять, чего может стоить выход вора из изолятора.

Ефремов закурил, он распечатал уже вторую пачку папирос, не замечая, как один за другим вдавливал окурки в провонявшую никотином пепельницу.

Мать честная, за кого приходится переживать! Да будь моя воля, Дронов бы давно уже улетел в крытую тюрьму, а тут приходится с ним цацкаться, — Ефремов почувствовал, как голова начинает побаливать, — нужно принять таблетку, а то к вечеру будет совсем плохо, завтра решу окончательно, как обыграть ситуацию с осужденным Матвеевым и на планерке поставить вопрос о Дронове, и обо всей оперативной обстановке в колонии».

Воробей, выйдя на улицу вместе с Сибирским, уже не опасался, что кто-то из братвы шестнадцатого отряда увидит его вместе с Сибирскими. Расклад получился полный и предъявления со стороны блатных своего отряда в том, что он якшается с Сибирским, он не страшился.

То, что Пархатый и Равиль и им подобные считали, якобы пацанов Сибирского приопущенными, так в блатном и воровском мире не дают пощечины тайно, там открыто предъявляют за какие-то действия.