Однажды рано утром дед Михаил взял с собой внука на реку. На берегу была перевернута плоскодонка — лодка из дерева. В пять утра они проверяли корчажки (плетеная из прутьев ивы корзинка для ловли рыбы), в которые заплывала покормиться рыба, а служил приманкой намятый хлеб. Протиснется рыба в узкую горловину, а назад выплыть не может и становится добычей сметливого рыбака. Ельцы, караси, щурята попадались в ловушку. Раздолье в этих живописных местах. Озеро Черное находилось в ложбине: по берегам небольшие возвышенности, поросшие величественными елями, соседствующими с кедрами, осинами, соснами. Смешанный лес — прекрасное зрелище. С одного края берег немного заболочен и камышовые заводи служили схроном для скопления уток, на которых дед Михаил устраивал иногда охоту. Гнездились в этих местах и дикие гуси. Там, где берег был песчаный и пологий, рыбачили бредняшком. Дед, раздевшись, но нижнего белья, заходил по грудь в воду, а Катя шла берегом по колено в воде — вот так и закручивали рыбу. Дед потом выходил к берегу, и начиналась работа для Сашки, он собирал маленьких гупешек, мальков и бросал назад в озеро, приговаривая: «Пусть подрастают».
Конечно, промысел рыбы бреднем, Михаилу был не по душе и пользовался он им в исключительных случаях, когда например, нужно было угостить кого из приезжих родственников.
Не хотел Михаил брать внука с собой далеко, понимал, что устанет он. Сам бывало, уйдет на сутки и возвращался из тайги только на следующий день. Саше объяснял, как добирался он до дальней лесной сторожки, где постоянно оставляет охотничьи припасы. Поиздержится порой в пути, продукты на исходе, придет на дальнюю заимку, а там всегда, что-нибудь припасено. Во всяком случае: соль, спички, патроны и что-нибудь поесть сухим пайком, было всегда в запасе.
Внук пытался упросить деда, чтобы он показал ему сторожку, на что лесничий отвечал:
— Малой ты еще Сашок, вот приезжай в следующий раз и мы с тобой обязательно сходим.
На самом деле, путь туда был не близок. По тайге, верст около шестидесяти будет с «гаком». Это по лесному массиву, по труднопроходимым местам, а если срезать через болото, то путь укорачивался почти вдвое. Но только дед Михаил знал тропу через топи, да глубокие оконца на равнинном болоте, а для других людей — это гибельные места. Пространства обширные, родниковые, воде убывать некуда — вот и заболотилась почва, охватив большие районы.
Встречается кочкарник и так же образовался мох, затянувший всю поверхность, не давая другим растениям обосноваться на болоте. Идет порой Михаил по такому «ковру», а он под ногами плавает, того и гляди провалится в страшную пучину.
Дед радовался за внука, ему было приятно наблюдать, как Саша выбегал утром во двор и принимался делать зарядку. Внук рассказал ему, что записался в спортивную секцию на борьбу.
Михаил по своей природе был правдолюб, рубил с плеча правду-матушку, да и в роду у него были все такие. Коснись чего серьезного, никто из сородичей не оставался в стороне. Дочь Екатерина была, что две капли воды схожа с ним, характер — копия, да и внук по всему видать пошел от их корня.
Отец поучал Катю, когда она в молодости набирала силу:
— Не будь столь крута, умей обходить острые углы, но старайся быть справедливой.
Отца у Михаила перед войной забрали в тридцать восьмом году. Приплыли на барже люди в форменной одежде, по доносу негодяев зачитали фамилии, дали собрать нехитрые пожитки, выпроводили из домов мужиков да баб. Тридцать восемь человек, в том числе три женщины были арестованы органами НКВД. Впоследствии отпустили лишь одного, а остальных отправили в лагеря или расстреляли. В основном это и была вся родня Михаила. Писали письма в район, и в область ездили — все попусту, ни ответа, ни привета, как в воду люди канули. Только после войны одиннадцать человек вернулись в родную деревню. Остальные: кто на войне погиб, а кто бесследно сгинул в лагерях, а сколько таких было, не только в Сибири, а в целом по стране. Отец Михаила так и не вернулся в родную деревню, во время войны пришла на него похоронка.
Непонятно было тогда Михаилу и обидно, за что же так Советская власть поступала с людьми, ведь не враги они были ей. Последние жилы тянули, отдавали стране все что могли. Но вслух никто не произносил своих недовольств, у всех были семьи и детки малые, слетит с языка и поминай, как звали. Помнил он, как в 1937 году трое родственников бежали из-под конвоя, Матвея Коростылева убили, а два брата Михеевы Илья, да Петр скрылись в тайге. Долго их искали, но тщетно, убереглись они от власти в лесной глуши.
Вспомнил Михаил, как в 1958 году обвинили родную дочь в растрате, она в ту пору работала заведующей книжной базой, куда только Михаил не обращался. Не верил он, чтобы такая честная и справедливая Катя могла совершить преступление, значит, она была обманута. Ничего не добились они с матерью, осудили дочку и отправили в лагерь, но, слава Богу, отпустили раньше положенного срока. Прибыла в город Новосибирск к родителям своего мужа с дитем на руках.
Михаил был мужчина решительный, но не столь категоричен. «На все Божья воля, как решила дочь, значит так надо» — думал он.
Любил ее, одна она была у него, а теперь и внук, такой славный мальчонка: живи, да радуйся.
В 1975 году в начале лета, как и обещали месяц назад, Катя с сыном приехали в гости к деду Михаилу. Лесничий был несказанно рад их приезду, но увидев дочь снова без мужа, вывел все-таки ее на чистый разговор. Катя во всем призналась отцу, что никаких командировок у мужа не было, а были и есть тюремные сроки.
Чем мог помочь отец дочери? Только советом. Каким? Крепиться, да терпеть? И все-таки попытался предостеречь ее:
— Красава ты моя, — обратился он к Кате, — говоришь, любишь его, но не истязай самую себя, у тебя ведь парень растет, пойми — горбатого могила исправит, так и будешь весь свой бабий век его из тюрем дожидаться.
— Папа, я так решила и сын меня в этом поддерживает, выйдет Николай, возьмется за ум, все забуду. Не перестанет пить и дебоширить, уйдем мы от него, сниму квартиру, как-нибудь переживем.
— А ты дочка ко мне переезжай жить, в деревне родной дом пустует и работа для тебя районном центре в раз найдется.
— А Саша как? Ему ведь учиться нужно.
— Ну, поглядим, как жизнь закрутит, и его пристроим, если что. Правда, Сашок, — обратился он к повзрослевшему внуку.
Сашка услышав, что речь идет о нем, подошел и поинтересовался о чем разговор.
— Да вот внучек, хочу тебя с мамой перетянуть из города к себе жить.
— Что, правда, мам? — удивился Сашка.
— Да нет сынок — это дед по нас с тобой скучает, вот и зовет к себе.
— А что мам, я бы пожил с дедом, экзамены сдал, никуда до осени торопиться не нужно.
— Ты и правду хочешь остаться на лето у деда?
— Ну, я точно не знаю, меня ведь кроме тебя в городе сильно никто не ждет.
Сашка недавно расстался с Наташей, со своей любимой девушкой и воспоминание о ней снова больно резануло по сердцу.
— Друзья подождут. Смотри мам, как ты сама. Тебе будет скучно одной?
— За меня сынок не переживай: главное я за тебя буду спокойна, ты тут с дедом не соскучишься.
— Да уж, со мной заскучаешь, — весело ответил отец, — мы с Сашком всю тайгу обойдем, везде побываем.
— И в дальнюю сторожку пойдем? — обрадовался Сашка.
— О, смотри! Помнит! Конечно пойдем, я тебе такие места покажу, залюбуешься, там еще не ступала нога человека.
— И на обратном пути в Кедровую падь завернем?
— А как же, косуль проведаем, — улыбался дед.
— Мам, я остаюсь! — решительно заявил сын.
Катя ласково взглянула на своих родных и с небольшой грустинкой в голосе сказала:
— Да, сынок оставайся, в коем веке с дедом побудешь. В августе домой, тебе ведь дальше идти учиться, раз в девятый класс не хочешь переходить. Нужно специальность приобретать, пойдешь в училище.
На том и решили. Катя не скрывала слез, ей было тяжело расставаться с родными, она и сама бы погостила дольше, да работа в библиотеке привязывала.