Аркан, чувствуя, что их обоих ждет голодная смерть, все чаще вспоминал рассказы старых воров или переживших тяготы тюремной жизни — уркаганов. Бывало и такое в их жизни: уходя в побег в необъятную тайгу или тундру, запасались сухарями, и брали с собой молодых «бычков» — арестантов. Те шли с прожженными урками с чувством романтики, воодушевленные рассказами бывалых зэков о предстоящей, кайфовой, вольной жизни. Бедолаги даже не предполагали, какая участь уготовлена им в этой компании. Когда съестные запасы заканчивались, на смену приходили «бычки». В тайге закон суровый — выживает сильнейший.

Голод не давал покоя ни днем, ни ночью, двигаться не было сил. Сема часто падал и не в силах подняться, сжимался в комок, со страхом ожидая избиения. Безвыходная ситуация заставила вора принять решение: в одну из ночей Аркан в силу жизненной необходимости лишил себя присутствия своего спутника.

Развел костер, и как ему не было тошнотворно, совершил акт каннибализма. Таким способом он спас свою жизнь или, во всяком случае, как думал вор — продлил ее, подкрепляясь человеческим мясом. Набредя в тайге на ручей, упал на бережок и пил долго, как запаленный конь. Сутками пробирался по непроходимым местам, сознание работало плохо, тупо проскальзывала мысль: «Только вперед!». Аркан не знал, куда идет, в какую сторону, лишь бы не стоять на месте.

В один из дней своего нескончаемого путешествия, когда силы были на исходе, и казалось уже незачем бороться с соблазном — упасть и сдохнуть в этой забытом Богом и людьми тайге, он наткнулся на просеку. Опершись на палку, Аркан повернул направо и долго шел, пока просека не вывела на лесную дорогу, на которой виднелись следы от колес машин. Лес заметно поредел: тайга осталась позади. Аркан выбрался на грунтовую дорогу и направился по ней, угадывая интуитивно направление на город Новосибирск.

К ночи он набрел на небольшую деревню, и подойдя к первому дому, решил подхарчеваться. На всякий случай сжал рукоятку ножа, и при лунном свете осмотрел двор и пристройки к дому. Почмокал несколько раз губами, подзывая собаку, но убедившись, что ее во дворе нет, направился к первому строению. Тихо прошел двор, и открыл дверь в летнюю кухню. Во тьме наткнулся на сложенную из кирпича печь. Рука обшарила чугунную плиту и скользнула по железной сковороде. Приоткрыл крышку и в нос ударил запах жареной картошки. Нащупав коробок, чиркнул спичкой и при свете рассмотрел на лавке ведро с прохладной водой, в которой стояла банка с молоком.

Аркан со зверским аппетитом поглощал картошку, запивая молоком. Понимал, что с голодухи может навредить своему желудку, но остановиться не мог. Посидел, отдышался от плотно принятой пищи, смачно срыгнул и зажег спичку. Осмотревшись, снял со стены плащ-ветровик и шляпу. Натянул на ноги кирзовые сапоги, оказавшиеся ему по размеру, нашел корзинку и, облачившись в новую одежду, стал похож на деревенского жителя.

Вышел за околицу и, свернув на грунтовую дорогу, бодренько зашагал вперед. Продвигался всю ночь и под утро, избегая попутных и встречных машин, вышел на главную магистраль Кемерово-Новосибирск. Транспорт попадался чаще, что с одной, что с другой стороны. Аркан осознавал: менты и военные запросто могли организовать засады, и потому шел не спеша, зорко присматриваясь к окрестным кустам и деревьям.

Конечно, он не мог знать, что оцепление было снято, ведь Аркан не помнил, сколько дней выбирался из тайги; на самом деле прошло около трех недель, с момента его выхода из болота.

Изредка, выходя на асфальтированную дорогу, он ожидал грузовую машину, чтобы на попутке добраться до города. Легковые пропускал, понимая, что вид у него не совсем подходящий для голосующего попутчика.

Махнул рукой, проезжавшему бортовому грузовику «ГАЗ — 66». Водителем оказался мужичок — балагур лет сорока, с виду простой, путь держал на станцию Ояш, куда вез негашеную известь. По счастью, у шофера оказался бритвенный прибор, которым Аркан незамедлительно воспользовался. Пока они ехали, Миша — так назвался водитель, развлекал Аркана анекдотами, вперемешку с веселыми историями, произошедшими с ним в жизни.

Вор только поддакивал, да кивал головой, а мысленно соображал: «Может дать ему по голове, мало ли, вдруг его менты опросят, сразу скажет, что меня подвозил. Одежонку с него сдеру, мне до города в этом тряпье точно не дойти».

Но видимо судьба по-иному распорядилась и сжалившись на водителем, затуманив ему голову идейкой. Он свернул машину в небольшую деревню, да продал местным жителям несколько ведер извести, а на вырученные деньги купил две бутылки водки и еды. Устроившись на пикничок, они приняли бальзам на душу. Сморенный усталостью и водкой, шофер моментально отключился. Аркан безуспешно тормошил его, думая, что он проснется, но Миша, распустив слюни, блаженно посапывал. Аркан снял с него брюки и рубашку, и забрав документы, сел за руль. Хорошо, что в жизни научился водить машину, теперь до Новосибирска он домчит с ветерком.

Не доезжая поста ГАИ, аккуратно стер все отпечатки пальцев, бросил грузовик, и лесочком, огибая пост, вышел на окраину города.

Сконцентрировав мысли на своей безопасности, он думал об одном: как не попасть в руки милиции.

Имея за плечами несколько трупов, Аркан решил сменить тактику и пойти по другому пути. На сей раз придется менять всю жизнь: мутить воду по-прежнему уже не получится. Гордо поднять голову и широко расправив плечи идти на смертную казнь, ему как-то не особо хотелось. Он прекрасно понимал, объявись сейчас в городе, его сразу же сдадут. Этого можно было не опасаться двумя годами раньше, когда он мог послать любого мента куда подальше и гордиться своей несгибаемой натурой.

Но теперь розыскники не спят ни днем, ни ночью, имея его карточку в кармане. Да что там опера! На всех информационных щитах «Их разыскивает милиция» красуется его физиономия, а на столе у каждого сыскаря лежит ориентировка:

«Все, отблатовался! Теперь я — смертник. Человек вне закона, которого может шмальнуть любой мусоренок с учебки». Все тихушники и сексоты по разным районам Новосибирска подняты на ноги, только и ждут моего появления».

Аркан добрался до кладбища в Заельцовском парке и, сидя на лавочке возле могилы своей матери, постоянно подстегивал себя, чтобы покинуть это место, ведь кто нибудь из оперов вероятно об этом подумал: «А вдруг Садовников захочет побывать на могиле своей матери».

Он встал и направился в сторону центральной кладбищенской аллеи. Увидел прислоненную к забору метлу, на которой висел старый синий халат; видимо кто-то из обслуги кладбища оставил на время. Аркан надел на себя халат и, широко размахивая метлой в стороны, направился по дорожке к главному выходу. Возле одной могилки хлопотали: пожилой дядечка и женщина. Аркан украдкой стащил с лавочки сетчатую шляпу и заспешил дальше. Он помял шляпу, потоптался по ней, как это делал в свое время Остап Бендер, придав ей плачевный вид. «Если мусора меня пасут, то вероятнее всего на входе или где-то рядом в лесу на дорожке. Одному Богу и мне известна могилка моей матери».