Сашка качал головой, удивляясь, как могут люди так беспечно относиться к своему здоровью.

— А как с буграми договариваются?

— Если ты корешишься с блатными, они с буграми решают твои проблемы и выравнивают положение: либо ты покупаешь сам наряды, или продукцию у мужиков, естественно при наличии денег.

Блатные, тобишь пацаны, с бригадирами в хороших отношениях, последние помогают им законно уйти от работы, иногда при разводе, или съеме с промышленной зоны прикрывают братву от проверок по карточкам, которые производят режимники колонии.

— Матвей, я смотрю в отряде пусто. Все на работе?

— В дневное время в секциях зэки находятся только по уважительной причине. Начальник отряда — это наш «Папа» в погонах. Так что Санек будь с ним аккуратнее: не станешь жить с ним «на ножах», не будет замечать твоих «детских шалостей», не придешься ему по вкусу, будет вечно снимать с тебя стружку, или иначе говоря, прессовать. За курение в неположенных местах, или вышел гулять в тапочках на улицу. Может лишить тебя магазина на месяц, а так же общего или личного свидания с родными.

— А для свидания, сколько суток дают?

— До трех, а если в вагончике — общая свиданка, то два часа.

Матвей осмотрелся, чтобы рядом никого не было, тихо продолжил:

— Я смотрю Санек ты открыто выступил против Пархатого. Не хочу тебя запугивать, но эти твари способны на многое. Пархатый и Равиль одну треть отряда подмяли под себя. Во всех секциях по разным углам облюбовали себе места. Будь всегда на стреме, но на провокации не поддавайся, лучше обходи их стороной.

— Интересно, как я могу глотать оскорбления с их стороны? Занозят — значит, получат в ответ. Матвей, а в отряде есть тихушники?

— Конечно! У начальника отряда свои «уши» среди зэков, скажешь чего лишнего и попадешь в черный список. Ментовские агенты кругом, но на лбу у них не написано, что они стучат куму (докладывать в оперчасть), потому за нами везде негласный контроль, не за мной и тобой конкретно, а за теми, кто под колпаком у оперчасти и начальника отряда. Наказать менты могут за что угодно. Подошел близко к запретке, поговорил с часовым — получи постановление, идешь расстегнут или без нагрудного знака — заработал наказание. Занимаешься изготовлением игральных карт, они ведь запрещены или ножа с красивой наборной ручкой, за это Санек, могут и новый срок навешать.

— А как тут с едой?

— О-о!! Полная труба! Если идешь отовариваться в зоновский магазин, намотай свои нервы на кулак. Прежде чем попасть туда, нужно отстоять длинную очередь, а скапливается она оттого, что все себя считают по статусу намного выше, стоящих впереди, и лезут-лезут собаки ненасытные.

— А кто лезет-то?

— Блатные, кто ж еще! Попробуй им сказать слово поперек, враз по мусалу получишь. Простоишь день до начала второй смены, и хрен тебе, а не отаварка! Только на следующей неделе удастся взять продукты. Волки поганые, чтоб им пусто было, твари беспредельные, — выругался Матвей.

— А кино здесь показывают?

— Бывает расслабуха по воскресеньям, привозят из военной части какой-нибудь фильм. Месяц назад «Итальянцев в России» показывали, так менты на волосатиков облаву устроили: у входа в клуб разворачивали и в парикмахерскую. Успел подстричься — значит повезло. Я не успел. Менты позорные! — снова выругался Матвей.

— Матвей, я слышал здесь в столовой погано готовят.

— Есть такое. О наших поварах-поварешках отдельный разговор: заходим мы в столовку, у каждого свои места за столом, у мужиков и блатных отдельно, у петухов строго свои. Шнырь (дневальный) в шлюмки помои разливает и пайку хлеба раздает. Блин, представляешь Санек, мы называем этот хлеб «спецвыпечкой», сдавишь его в кулаке, а назад он форму прежнюю не принимает, жуешь его родимый, а он к небу и к зубам прилипает. Идем дальше: первое блюдо, (мать его раз так) если его можно так назвать, состоит из подсоленной кипяченой воды, в которой плавает подобие жиринок, маргарина из нефтепродуктов. Гоняешь по миске листок капусты, ловишь его, поймаешь — довольный! А уж мясо-то: попадется кусок жира — значит совсем праздник. На входе в столовку деревянная бочка с селедкой стоит — вот этого добра ты можешь хоть задницей есть, — Матвей поморщился, — только жрать ее невозможно — протухла, зато поварешки соли не пожалели насыпать туда, чтоб опарыши не заводились.

— Матвей закурил, и посматривая, чтоб его завхоз не засек, продолжил:

— Я не утомил тебя, Воробей?

— Да ты что, мне вся эта подноготная интересна, не так ужасно будет с ней столкнуться.

— Ну, тогда слушай дальше: захожу я как-то раз в столовку, мужики сказали, на обед уху сварили. Глянул я на нее, а она синяя, как покойник, вместо минтая, одни хребты костяные плавают. Плюнул я, и попросил у шныря второе — значит капусту. Блин, да она вся квашенная, кислая, от ее вкуса аж рот за уши уводит. Давай, говорю мне чай, а он вместо него кипяток мне наливает с закрашенными квартами (много раз заваренный чай), короче — седьмая вода на киселе и тихо так, на ушко говорит: «Твой чаек Матвей, поварешки схавали». А вот картошка Санек — это продукт по праву считающийся дефицитом! Ее блатные растаскивают по отрядам. Зэки, отправленные на дежурство в столовую, при очистке разворовывают ее. Повара картофан бережно в супы заправляют, да в мизерном количестве. Зато в бараках стоит запах вареной картошки: вечерами, гудят самодельные машины-кипятильники, готовят ее в двух — трех литровых банках.

— А с передачками и посылками здесь как?

— Плохо Сань, хоть они и утешение, посланное родными с воли но и тут нас ждет опричнина: десять установленных процентов сдай в общак отряда и от тебя отстанут «сборщики налогов», а не сдашь, могут и силой отнять. Вот для этого Пархатому и Равилю нужны такие быки, как Горелый и Чуркин.

— Матвей, так по — тюремным понятиям — делиться должен каждый сознательный зэк — это же незыблемое правило.

— Воробей, я тебя умоляю! Конечно, если ты играешь в карты, плати рубь с выигрыша, и чем больше ставка, тем выше налог. Я знаю, что блатные не куражатся, некоторым даже за честь пополнять зоновский общак. Наши пацаны греют изолятор, БУР, спору нет — поддержка нужна. Мы же встречаем своих близких друзей, знакомых, отсидевших срок в изоляторе. Кого-то осудили в зоне за новое преступление по статье, мы провожаем того, собрав в дорогу мешок с вещами и с табаком. Объектовые зоны, куда вывозят на работу часть заключенных, кормят зоновский общак, там дела куда серьезнее, об этом ты еще узнаешь. Но когда у тебя забирают продукты с передачки, магазина или той же скудной бандероли, то мне лично: на хрен не нужен такой общак.

— Матвей, я в курсе некоторых дел, но то, о чем ты рассказал, мне будет полезно знать. Мы с тобой земляки, и в моем понимании мы должны помогать друг другу. Короче, благодарю тебя за «политинформацию».

— Кушай с булочкой Санек! На здоровье, — улыбнулся Матвей.

Во многое Сашка Воробьев еще не успел вникнуть, но как говорится, верхушек он нахватался, а главное, потихоньку разобраться во всей этой зоновской карусели, и не делать ошибок, ведь права на исправление их, порой не бывает; не детские это игры — лагерные, суровые будни.

Сашка прошел на свое место и, прислонившись к стене, подумал: «Да, придется торчать четыре с половиной года в этом гадюшнике. Ну, ничего, как говорил мой батька: «Где наша не пропадала!».

— В чужом проходе без хозяев находиться не положено, — прервал его мысли голос подошедшего зэка, — здесь принято разрешение спрашивать, да и в тумбочку пока ничего не ложи, придет братва, вот тогда и положишь кружку с ложкой.

— Земляк, а ты объясни, почему нельзя? — спросил его Сашка. Он посмотрел, что никого рядом нет, и тихим голосом произнес:

— Бытует здесь положение: вдруг ты кому из босоты (авторитетный человек) не понравишься, вот и могут тебе подляну подстроить, скажут, мол, в тумбочке червонец (десять рублей) под газеткой лежал, пришли с работы пацаны, а ловэшок — то (деньги) тю-тю и предъяву тебе. Да ладно, ты не парься, это я тебе так, к примеру, чтобы без хозяев в чужие проходы не заходил, ты же новичок, а как своим станешь, так и все будет на мази.