И так как молодая женщина удивленно открыла глаза, он постучал себя пальцем по виску:

– Да, время от времени это находит на бедного парня. Похоже, что это болезнь. Когда он считает себя куропаткой или кроликом, то боится, что его убьют, и тогда он убегает и прячется. Мы уже несколько часов его ищем.

– Он там, в зарослях, возле маленького грота. Я его видела.

– Боже правый! Нужно предупредить господина принца. Ах! Вот и он.

К ним приближался портшез. Принц Конде высунул в окошко голову.

– Что вы здесь делаете, мадам? – спросил он сердито.

– Ваша светлость, – поспешил вмешаться швейцарец, – мадам только что видела господина герцога возле маленького грота.

– А, прекрасно! Откройте же дверцу, негодяи! Помогите мне выйти, черт побери! И не шумите, вы его испугаете. Ты вот, беги за первым камердинером, а ты собирай всех, кого найдешь, и расставь их на выходах…

Через несколько минут в кустах послышалась возня, потом топот ног. Появился герцог Энгиенский, убегающий во всю прыть. Но двое слуг, бежавших по пятам, сумели его поймать и удержать. Молодого человека окружили плотным кольцом.

– Вас никто не убьет, ваша светлость, – ласково заговорил первый камердинер, который его воспитал. – И вас не посадят в клетку… Вас отпустят, и вы снова сможете бегать по полям.

Герцог Энгиенский был страшно бледен. Он молчал, но во взгляде читалась тоска загнанного животного. Подошел его отец. Молодой человек, все так же молча, начал отчаянно вырываться.

– Уведите его, – произнес принц Конде. – И позовите его медика и хирурга. Пусть пустят кровь, дадут слабительное и, главное, пусть привяжут. У меня нет никакого желания опять начинать игру в прятки сегодня вечером. Я отколочу палкой того, кто даст ему вновь убежать.

Группа удалилась. Принц вернулся к Анжелике, которая, глубоко потрясенная, наблюдала печальную сцену. Она побледнела почти так же, как несчастный больной.

Конде остановился и мрачно на нее уставился.

– Ну что ж! – сказал он. – Вот вы его и видели. Прекрасный отпрыск Конде и Монморанси!.. Его прадед страдал маниями, а его бабка была сумасшедшей. Мне пришлось жениться на его матери. В то время она уже начала по одному вырывать пинцетом волосы. Я знал, что будет с моим потомком, но все же вынужден был жениться. Так приказал король Людовик Тринадцатый. И вот каков мой сын! Иногда он воображает себя собакой и изо всех сил старается не лаять перед королем. Или же думает, что он летучая мышь, и боится натолкнуться на лепнину потолка своих покоев. А иногда ему кажется, что он превращается в растение, и тогда требуется, чтобы слуги его поливали… Правда, ужасно смешно? Как, вы не смеетесь?

– Ваша светлость… Неужели вы можете думать, что мне смешно?.. Вы просто меня не знаете…

Он остановил ее с неожиданной улыбкой, озарившей его хмурое лицо:

– Да нет же, мадам Моран! Я хорошо вас знаю. Я встречался с вами у Нинон и в других местах. Вы веселы, как юная девушка, прекрасны, как куртизанка, и у вас отзывчивое материнское сердце. И, кроме того, я подозреваю, что вы одна из умнейших женщин королевства. Но вы не выставляете свой ум напоказ, потому что достаточно проницательны и знаете, что мужчины опасаются умных женщин.

Анжелика тоже улыбнулась, удивленная этим неожиданным признанием:

– Вы мне льстите, сударь… И мне любопытно узнать, кто вам сообщил такие сведения обо мне…

– Мне не нужно получать от кого-то сведения, – отвечал он по-военному резко и угрюмо. – Я за вами наблюдал. Разве вы не заметили, что я часто на вас поглядывал? Мне кажется, вы меня немного боитесь. А вы ведь не из робких…

Анжелика подняла взор на победителя в битвах при Лансе и Рокруа. Она не первый раз так на него смотрела. Но конечно, принцу не могли прийти в голову воспоминания о маленькой серой уточке, которая с ним спорила и которой он тогда ответил: «Я предвижу, что, когда вы станете взрослой женщиной, мужчины будут вешаться из-за вас!»

Она всегда думала, что хранит в душе глубокую обиду на принца Конде, и ей пришлось бороться с чувством симпатии и взаимопонимания, зарождавшегося между ними. Разве на протяжении ряда лет он не вел за ними слежку, за ее мужем и за ней самой, через своего слугу Клемана Тоннеля? Разве он не унаследовал богатства Жоффрея де Пейрака? Уже давно Анжелика раздумывала, как бы поточнее узнать, какую роль сыграл принц Конде в их драме. Странным образом этому способствовал случай.

– Вы молчите, – сказал принц. – Так это правда, что я вас пугаю?

– Нет! Но, ваша светлость, я чувствую себя недостойной беседовать с вами. Ваша слава…

– Пф-ф! Моя слава… Вы слишком молоды, чтобы знать некоторые вещи. Мое оружие ржавеет в бездействии, и, если его величество не решится преподать урок этим олухам – голландцам или англичанам, я рискую умереть в своей постели. А что касается беседы, то Нинон сто раз повторяла, что слова – это не ядра, которые посылают в живот противника. И она утверждает, что я еще не до конца усвоил урок. Ха! Ха! Ха!

Он разразился громким хохотом и непринужденно взял ее за руку:

– Пойдемте. Моя карета ждет снаружи, а я вынужден при ходьбе опираться на дружескую руку. Вот что мне дала моя слава: болезни, приобретенные в траншеях, полных воды, и в некоторые дни они заставляют меня, как старика, подволакивать ногу. Не угодно ли составить мне компанию? Только ваше присутствие кажется мне допустимым после такого тяжелого дня. Вы знаете мой особняк на улице Ботрейи?

– Нет, ваша светлость, – отвечала Анжелика с сильно бьющимся сердцем.

– Говорят, что это одно из самых красивых зданий папаши Мансара. Мне же он не нравится, но дамы приходят в восторг от красоты этого жилища. Поедем, вы посмотрите.

Хотя Анжелика и не признавалась себе, но ей льстило ехать в карете принца крови, которую радостно приветствовали зеваки.

Ее удивило искреннее внимание спутника. Ходили слухи, что с того момента, как его подруга Марта де Вижан удалилась в монастырь кармелиток, расположенный в предместье Сен-Жак, принц Конде никогда не оказывал дамам принятых знаков внимания. Он требовал от них только плотских удовольствий и на протяжении многих лет предпочитал лишь короткие связи с женщинами довольно низкого происхождения. В гостиных его грубость в отношении прекрасного пола препятствовала самым лучшим намерениям. Но сейчас принц явно прилагал усилия, чтобы понравиться.

Карета въехала во двор особняка Ботрейи.

Анжелика поднялась по мраморным ступеням. Каждая мелочь этого пропорционального и светлого дома говорила ей о Жоффрее де Пейраке. Это он заказал кованые решетки балконов и перил с мягкими линиями виноградных акантов, деревянные позолоченные фризы, окаймляющие гладкие мраморные панно и зеркала, статуи и бюсты, каменных зверей и птиц – заботливых гениев счастливого семейного очага, расставленных по всему дому.

– Вы молчите? – с удивлением заметил принц Конде, когда они миновали два первых этажа парадных апартаментов. – Обычно мои посетительницы щебечут, как попугайчики. Вам не нравится эта архитектура? Но говорят, что вы отлично разбираетесь во всем, что касается обустройства дома.

Они находились в маленькой гостиной, обитой синим атласом с золотой вышивкой. Кованая решетка изящного рисунка отделяла их от длинной галереи, выходящей в сад.

На фронтоне расположенного в глубине комнаты камина, по бокам которого расположились два скульптурных льва, виднелась свежая трещина. Анжелика подняла руку и коснулась ее.

– Почему разбили это украшение? – спросила она. – И я заметила, что это не первое повреждение. Смотрите, даже на окнах гостиной в некоторых местах стерт рисунок.

Принц помрачнел:

– Я велел уничтожить монограммы бывшего владельца особняка. Наступит день, и я приведу все в порядок. Правда, не знаю когда!.. Я предпочитаю тратить деньги на свой загородный дом в Шантийи.

Анжелика продолжала гладить изуродованный герб:

– А почему вы не оставили все как есть, вместо того чтобы так увечить?