Анжелика растерянно взглянула на нее и неожиданно поднялась с колен.

Барба удивилась.

Анжелика постояла возле спящих Флоримона и Кантора и направилась к двери.

– До завтра, Барба, – шепнула она.

– Куда собирается госпожа?

– У меня осталось еще одно дело, – сказала Анжелика. – А потом с этим будет покончено. И жизнь начнется сначала.

Чтобы с улицы Валле-де-Мизер добраться до Шатле, достаточно сделать несколько шагов. Островерхие крыши крепостных башен виднелись прямо из харчевни «Храбрый Петух».

Анжелика шла медленно и все же очень скоро оказалась перед главными воротами тюрьмы с двумя башенками по бокам и колокольней с часами наверху.

Как и накануне, свод освещали факелы.

Анжелика направилась к воротам, потом отступила на несколько шагов и принялась кружить по соседним улочкам в надежде, что какое-то внезапное чудо уничтожит мрачный замок, толстые стены которого выстояли уже несколько веков. События прошедшего дня стерли из ее памяти данное капитану стражи обещание.

О нем напомнили слова, сказанные Барбой.

Пришла пора сдержать обещание.

Улочки, по которым бродила Анжелика, источали нестерпимое зловоние. Это были улицы Пьер-а-Пуассон, Тюери и Трипери, где располагались скотобойни и торгующие требухой лавки и где крысы дрались за отбросы.

«Пора, – сказала себе Анжелика, – оставаясь здесь, я ничего не выигрываю. В любом случае через это придется пройти».

Она вернулась к воротам и вошла в кордегардию.

– А, вот и ты, – сказал капитан. Он курил, сидя в кресле и положив обе ноги на стол.

– Я не думал, что она придет, – сказал какой-то стражник.

– А я был уверен, что она вернется, – отвечал капитан. – Я видел много мужчин, которые не держат слова, но шлюха никогда не обманет! Ну так что, цыпочка?

Она ледяным взглядом окинула его налитое кровью лицо. Капитан протянул руку и от всей души ущипнул ее за бедро:

– Сейчас тебя отведут к лекарю, пусть отмоет тебя и посмотрит, не больна ли ты. Если больна, обработают мазью. Я, знаешь ли, разборчив. Ну, пошевеливайся!

Солдат потащил Анжелику в кабинет лекаря. Тот любезничал с одной из тюремных надзирательниц.

Анжелике пришлось улечься на скамью и подвергнуться унизительному осмотру.

– Скажешь капитану, что она чиста, как новая монетка, и свежа, как роза! – проорал лекарь вслед удаляющемуся солдату. – Такие здесь не часто попадаются.

После чего надзирательница проводила Анжелику до комнаты капитана, торжественно называвшейся «покоями».

Анжелика осталась одна в комнате с зарешеченными, как в камере, окнами. Стены были прикрыты коврами, потертыми и обтрепанными.

Стоящий на столе возле чернильницы подсвечник с трудом рассеивал собравшуюся под сводами тьму. В комнате пахло кожей, табаком и вином. Поглощенная своей тревогой, Анжелика стояла возле стола, не решаясь ни присесть на кровать, ни сделать что-нибудь другое. Время шло, ей становилось все холоднее, в тело все глубже проникала сырость.

Наконец она услышала, что пришел капитан. Он появился, изрыгая проклятия:

– Банда бездельников! Не могут сами выкрутиться! А если бы меня там не было!

Он с размаху швырнул на стол шпагу и пистолет, отдуваясь, уселся на стул и, протянув к Анжелике ногу, приказал:

– Сними с меня сапоги.

Сердце Анжелики гулко стукнуло.

– Я вам не служанка!

– Что ты сказала? – прошептал он, положив руки на колени, чтобы лучше рассмотреть ее.

Анжелика сказала себе, что, видать, она сошла с ума, если, находясь полностью во власти Людоеда, осмелилась вызвать его гнев. Она спохватилась:

– Я бы охотно сделала это, но ничего не смыслю в военной амуниции. У вас такие огромные сапоги, а у меня такие маленькие руки. Взгляните.

– Да, верно, маленькие, – согласился он. – У тебя руки как у герцогини.

– Я могу попытаться…

– Оставь, замухрышка, – проворчал он, отстраняя ее.

Он ухватился за сапог и, изгибаясь и гримасничая, принялся тянуть его кверху.

В этот момент в коридоре послышался шум и какой-то голос позвал:

– Капитан! Капитан!

– В чем дело?

– Только что с Малого моста доставили труп.

– Так отправьте его в морг.

– Да… Только вот он получил удар ножом в живот. Надо бы, чтобы вы удостоверили…

Капитан разразился такими проклятиями, что едва не рухнула колокольня соседней церкви, и выскочил в коридор.

И снова, замерзая все больше и больше, Анжелика ждала. Она уже стала надеяться, что ночь так и пройдет, что капитан не вернется или – как знать? – с ним что-то случится… Однако вскоре снова послышались раскаты его мощного голоса. Он вошел в сопровождении солдата.

– Сними мне сапоги! – приказал он солдату. – А теперь убирайся! А ты, девушка, не стой тут как пень и не стучи зубами, а пошевеливайся!

Анжелика развернулась, направилась к алькову и принялась раздеваться.

В желудке у нее словно застрял тяжелый ком.

Она задумалась, следует ли снять рубашку, и осталась в ней. Анжелика легла в постель и, несмотря на свою боязнь, нырнув под одеяло, ощутила блаженство: перины были мягкие. Она понемногу стала согреваться и, подтянув простыню к подбородку, смотрела, как раздевается капитан.

Это было похоже на разгул стихии. Он трещал, свистел, стонал, рокотал, а тень его гигантской фигуры распласталась по всей стене.

Сняв свой великолепный каштановый парик, Людоед бережно надел его на деревянную болванку.

И наконец, энергично почесав голый череп, совсем освободился от одежды.

Даже без сапог и парика, обнаженный, как Геракл Праксителя, начальник королевской стражи по-прежнему выглядел очень внушительно. Анжелика услышала, как плещется вода. Наконец он появился, стыдливо прикрыв бедра полотенцем.

И тут в дверь снова постучали:

– Капитан! Капитан!

Людоед открыл.

– Капитан, вернулся стражник и доложил, что на улице Мучеников ограбили дом и что…

– Черт бы вас всех побрал! – загрохотал капитан. – Что же вы никак не угомонитесь! Когда же вы поймете, что мученик – это я?! Вы что, не видите, что в постели у меня тепленькая курочка, которая вот уже три часа томится в ожидании? Неужто вы думаете, что у меня есть время заниматься вашей ерундой?

Он захлопнул дверь, с грохотом заложил засовы и, на мгновение задержавшись у порога, разразился отборной бранью. Успокоившись, он повязал голый череп платком и кокетливо выпустил уголки надо лбом.

После чего взял подсвечник и осторожно подошел к алькову.

Свернувшись в клубок под натянутой до самого подбородка простыней, Анжелика смотрела на приближающегося красного гиганта, голова которого с двумя «рожками» отбрасывала забавную тень на потолок.

Ей, пригревшейся в тепле постели, оцепеневшей от ожидания и уже полусонной, его вид показался столь комичным, что она не удержалась и прыснула.

Людоед остановился и с удивлением уставился на молодую женщину. На его веселой физиономии появилось ликующее выражение.

– Хо-хо! Моя крошка мне улыбается! Вот уж не ожидал! Пускать взглядом ледяные стрелы ты мастерица! Но вижу, ты и шутку понимаешь! Ну да! Ты смеешься, красотка! Это хорошо! Эй-эй! Хо-хо-хо!

И он расхохотался во все горло. Он был так смешон со своими «рожками» и подсвечником, что Анжелика буквально задыхалась от смеха в подушках. Наконец, с глазами полными слез, она все же справилась с собой. Она злилась на себя, потому что собиралась вести себя с достоинством, равнодушно, дать только то, что от нее потребуют. А теперь она смеется, как продажная девка, желающая приободрить клиента.

– Хорошо, милашка, хорошо, – твердил совершенно довольный капитан. – Ну-ка, подвинься немного, дай мне местечко возле тебя.

Матрас прогнулся под его огромным телом. Капитан задул свечу. Его рука задернула завесу алькова. И во влажной темноте стал особенно невыносим исходивший от него сильный запах вина, табака и кожаных сапог.