В карете, когда они возвращались, Атенаис все никак не могла успокоиться:

– Да она не стоит и одного су из тех денег, что ей заплатили! Я никогда не слышала такого нагромождения нелепостей! Король вас полюбит!.. Король вас полюбит!.. Она всем говорит одно и то же!

Эту новость в дом принесла мадемуазель де Паражон. Анжелика ее не ждала, и ей понадобилось некоторое время, чтобы отделить истину от жеманной болтовни старушки. Та явилась, по своему обыкновению, к ужину, вынырнув из ночной темноты, как взъерошенная сова. На голове, словно перья, торчали ленточки и банты, цепкие глаза настороженно озирались по сторонам. Анжелика радушно предложила ей отведать вафель у камина. Филонида долго распространялась по поводу их общей соседки мадам де Гофре, которая «почувствовала контрудар дозволенной любви», иными словами, после десяти месяцев брака родила здорового мальчишку. Потом она переключилась на несчастья своих «бедных страдальцев». Анжелика решила, что речь пойдет о престарелых родителях, а оказалось, что «бедные страдальцы» – это ноги мадемуазель Паражон. И страдали они от мозолей. Наконец, окончательно запутав хозяйку длинными бессмысленными рассуждениями, Филонида услышала, как дождь барабанит в окно, и изрекла:

– На нас обрушилась третья стихия.

Потом она, видимо, решила, что самое время приступить к главной новости:

– Вы слышали, что мадам Ламуаньон выдает дочь замуж?

– Желаю ей удачи! Малышка не блещет красотой, но у семьи достаточно денег, чтобы ее отлично пристроить.

– Дорогая, вы, как всегда, все абсолютно правильно понимаете. Конечно, что же еще, кроме приданого, может привлечь в этой чернушке такого красавца, как Филипп дю Плесси?

– Филипп?

– А разве вы ничего об этом не слышали? – спросила Филонида, и ее цепкие глаза сощурились.

Анжелика взяла себя в руки и пожала плечами:

– Может, и слышала… Просто не придала этому значения. Филипп дю Плесси не сможет унизиться до женитьбы на дочери мэра. Должность у мэра высокая, это верно, но по происхождению он не дворянин.

Старая дева ухмыльнулась:

– Один из крестьян моего домена часто говорит: «Деньги могут упасть только на землю, но, чтобы их поднять, надо нагнуться». Всем известно, что младший дю Плесси вечно в долгах. Он по-крупному играет в Версале, а на экипировку для последней военной кампании потратил целое состояние. За ним шел обоз из десяти мулов, нагруженных золотой посудой и еще не знаю чем. А шелковый тент его палатки так роскошно вышит, что испанцы из своих траншей его засекли как прекрасную мишень. Однако надо признать, что этот бесчувственный чаровник отчаянно красив…

Анжелика не перебивала ее. Первое удивление сменилось растерянностью. Ей оставалось одолеть последний барьер, чтобы оказаться в лучах «короля-солнце»: выйти замуж за Филиппа. И вот все рухнуло… Впрочем, она всегда знала, что это будет очень трудно и у нее не хватит сил. Она слишком устала… Она ведь всего-навсего шоколадница и не сможет долго продержаться в среде аристократов, где ее никогда не будут считать своей. Ее принимают, но не признают… Версаль!.. Версаль!.. Блеск двора, сияние «короля-солнце»! Филипп! Прекрасный и недостижимый бог Марс!.. Ей снова суждено опуститься до уровня Одиже. И ее дети никогда на станут аристократами…

Целиком уйдя в свои мысли, она не замечала, как идет время. Огонь в камине потух, свеча стала чадить.

Анжелика услышала, как Филонида ядовито бросила в адрес Флипо, стоявшего на страже у двери:

– Ненужный человек, освободите место для блуждающего огня.

Флипо застыл с разинутым ртом, и Анжелике пришлось перевести усталым голосом:

– Лакей, сними нагар со свечи.

Филонида де Паражон поднялась с места с довольным видом:

– Дорогая, да вы меня не слушаете. Оставляю вас наедине с вашими мечтами…

Глава XXXVIII

Всю ночь Анжелика не могла сомкнуть глаз. Утром она отправилась к мессе, а когда вышла из церкви, на душе у нее стало спокойно. Но решение так и не пришло, и потому, когда после полудня настало время отправиться в Тюильри, она села в карету, понятия не имея, что будет делать дальше.

Однако оделась с особой тщательностью.

Теребя пальцами шелковые оборки, она вдруг принялась себя ругать. И зачем только было надевать сегодня это новое платье с корсажем и манто[7] и с тремя юбками – одна цвета конского каштана, другая осенних листьев, а третья первой зелени? Верхнюю юбку покрывал вышитый тонкой золотой нитью и жемчугом узор, похожий на сверкающие оленьи рога, и таким же узором были украшены зеленые кружева на вороте и манжетах. Анжелика специально заказывала их в ателье в Алансоне по эскизу мадам де Муан, придворной мастерицы по декору. Это платье, роскошное и в то же время строгое, она приберегала для вечеров, где собирались аристократки, к примеру у мадам д’Альбре. Там не приветствовалась легкомысленная светская болтовня. Анжелика знала, что это платье прекрасно сочетается с цветом ее глаз и вообще очень ей идет, хотя она и слегка постарела.

Но зачем ей понадобилось надевать его сегодня на прогулку? Ей что, хотелось произвести впечатление на безжалостного Филиппа или внушить ему доверие строгостью своего наряда? Она принялась нервно обмахиваться веером, чтобы согнать со щек вспыхнувший румянец.

Хризантема наморщила маленький мокрый нос и удивленно взглянула на хозяйку.

– Наверное, я сделала глупость, Хризантема, – грустно сказала Анжелика. – Но отступать уже поздно. Нет, правда, поздно отступать.

И к большому удивлению собачки, она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, словно лишившись последних сил.

Однако на подъезде к Тюильри Анжелика сразу приободрилась. Глаза ее сверкнули, она взяла богато украшенное зеркальце, висевшее на поясе, и проверила свой макияж. Подтемненные веки, подкрашенные красным губы. Большего она себе не позволяла. Накладывать белила на лицо она не стала, поскольку решила, что живой румянец идет ей гораздо больше, чем модная бледность. Зубы ее, тщательно натертые пыльцой цветов дрока и прополосканные горячим вином, влажно поблескивали.

Она улыбнулась своему отражению.

С Хризантемой под мышкой, придерживая рукой манто, Анжелика миновала ограду Тюильри. В голове промелькнула мысль, что, если Филиппа там не окажется, она прекратит борьбу. Но Филипп был там. Она увидела его возле Большого цветника рядом с принцем Конде, который, по обыкновению, разглагольствовал на своем излюбленном месте, где он не упускал возможности покрасоваться перед зеваками. Анжелика дерзко направилась прямо к ним. Она вдруг поняла, что раз уж судьба нынче привела Филиппа в Тюильри, то осуществить намеченный план просто необходимо.

Вечер выдался тихий и прохладный. Только что прошел дождик, и песок потемнел от влаги, а листья на деревьях блестели как лакированные.

Анжелика с очаровательной улыбкой двинулась к обоим мужчинам, на ходу отметив для себя, насколько ее наряд не гармонирует с костюмом Филиппа. Обычно он носил платье приглушенных тонов, а сегодня на нем был ярко-голубой костюм со множеством шитых золотом петлиц. В том, что касалось моды, он всегда был в авангарде и теперь красовался в камзоле нового силуэта, с расклешенными, как у юбки, полами, под которыми сзади угадывалась шпага.

Манжеты были великолепны, а вот привычных рюшей на панталонах здорово поубавилось, и панталоны плотно облегали колени. Те, кто все еще носил широкие штаны с подвязками, краснели при виде маркиза. Ярко-алые чулки с золотой каймой перекликались с красными каблуками кожаных туфель с бриллиантовыми пряжками. Под мышкой маркиз держал касторовую шляпу такой тонкой выделки, что она казалась сделанной из старинного полированного серебра. Шляпу обрамлял голубой плюмаж, и Филипп то и дело с неудовольствием поглядывал на этот шедевр, намокший от весеннего дождика.

вернуться

7

Манто – верхнее короткое платье со шлейфом, надеваемое поверх юбок.