И быстрая мысль, кольцом охватившая разум. Кулон смертельно опасен!

Он один, этот кусок камня, способен причинить владельцу столько зла, что с лихвой хватит и на десять тоэхов во все долгие века их жизней. Рано или поздно, амулет заставит хозяина самому искать смерти.

Бросить… Потерять… Отдать?

Голос отца, заглушаемый гулом моря.

Серая паутина на лице.

Бег по протянутой кем-то дороге, над медленно встающим солнцем.

Снова сверкают красочные палитры, приближая неизбежный миг. И вот, врываясь струей тумана, вспыхивает Серая.

Ты способен видеть Нити?

А зловещий силуэт все столь же неподвижен. Замер, победно ухмыляясь, скрестив на груди руки, спрятанные в полах мышиного плаща с багровым подбоем. Пепельные волосы длинной прядью скрывают половину обезображенного шрамом лица.

Крик орла летит далеко, далеко, далеко…

Ночь бережно выпустила молодого тоэха из объятий, ретушируя мертвящие сны бледными красками рассвета. Киоши сел на кровати, потирая глаза. Ему было уютно и тепло, но ощущения, оставленные дремотными видениями, разрушали покой. Тьма любит шутить с живыми — пресытившись свежими впечатлениями, она рисует палитрой снов по холсту разума самые странные вещи. Но несколько позже, когда Виктор поинтересуется, что снилось сегодня его гостю, тот, не задумываясь, ответит: ничего.

Долгожданный отдых действовал лучше любого лекарства. Зарубцевавшаяся рана на плече уже не пульсировала, и настроение юноши приподнялось — он возвращался в прежнюю форму. Умываясь и чистя зубы, Киоши поймал себя на том, что мурлычет старый, полузабытый мотив. Подмигнув себе в зеркало, он торопливо оделся и спустился вниз, к ожидающему его появления слуге.

На этот раз стол был накрыт на террасе, выходящей на часть сада и сосновую рощу за домом. Там, под нежарким сентябрьским солнцем, Куратор и его гость позавтракали, наслаждаясь звуками шумящих ветвей и вороньей переклички, любуясь опадающими с редких берез листьями.

Когда слуги принялись убирать со стола опустевшие кофейники, Виктор пригласил Киоши внутрь. Ничего не объяснив, он провел его в одну из самых дальних комнат особняка.

— Ночью я много думал о твоем рассказе, — за время завтрака они почти не возвращались ко вчерашнему разговору, но юноша не торопил наместника. Если Конта молчит, значит, у него на это есть причина.

Виктор закрыл за собой тяжелую дверь, щелкая выключателем.

— Здесь наши переговоры в полной безопасности. Не хочешь сообщить мне ничего нового?

— К сожалению, нет.

— Так я и думал. Толковых мыслей у меня появилось немного, но кое-что тебе предложить хочу.

Киоши не без удивления осмотрел пустую комнату без окон, превзошедшую своих собратьев скудностью обстановки. Железный столик на гнутых ножках и пара таких же стульев — вот и все убранство. Да плоский, словно размазанный по потолку светильник. А вот Нити…

Тоэх не смог сдержать волну дрожи, прокатившуюся от пяток до загривка — кругом царила непроглядная синева. Такой плотности Нитей почти не бывает в природе, либо дом намеренно строился на Ключе, либо Виктор провел здесь массу времени, прививая в комнате несметное количество живых Синих.

Киоши задумался, невольно размышляя, существует ли на свете сила, способная победить мидзури, скажем, того же Виктора, в таком месте? Только кровью, немалой кровью…

Память юноши мгновенно наполнилась картинами боев, осевших в сознании с далекого детства. В свое время и отец, и наставник Хоэда потратили не одну сотню вечеров, по много раз пересказывая маленькому Мацусиро хронологию войны Бешенства, войны противоположностей. И крохотный слушатель навсегда запомнил, сколь широки были потоки крови тоэхов, пролитой в попытках воинов добраться до тщедушных тел магов — Ткачей мидзури.

Из воспоминаний его вернул звонкий щелчок — Виктор открывал резную, богато украшенную золотом шкатулку, стоявшую на столике. Протянул Киоши ароматную сигару, но тот вновь отказался. Виктор достал из коробки спички и гильотинку, неспешно закурил. Указав задымившей сигарой на стул, сел напротив.

Несколько раз глубоко затянувшись, Куратор неторопливо заговорил:

— Понимая всю тщетность попытки, я, тем не менее, считаю себя обязанным сделать тебе предложение, — густой сизый дым плавал между ними, поднимаясь к потолку. — Можешь оставить амулет у меня. В полной безопасности и неприкосновенности.

Виктор натолкнулся на холодные глаза тоэха. Юноша молчал.

— Ясно. Но я должен озвучить все варианты.

Киоши понимающе кивнул, по-прежнему не комментируя. На какое-то время в комнате повисло неловкое молчание. Виктор курил, будто и не собирался продолжать. Здесь, в этой зале, он мог с легкостью забрать кулон силой, будь в этом необходимость… К счастью, такой необходимости не было.

— Я отлично понимаю, — наконец продолжил Куратор, — что расовые различия никогда не дадут нам полного понимания и доверия. Потому хочу предупредить заранее. Помощь, которую я намерен предложить, возможно, покажется странной. Но если ты отвергнешь ее, я бессилен сделать что-либо еще. Во всяком случае, на данный момент.

Тоэх слушал, разглядывая переплетенные пальцы. Он уже выбрал путь доверия, и не собирался сворачивать.

— В моем мире, недалеко от родовых земель, существует одно известное место. Разумеется, известное мидзури, — в голосе Конты не слышалось ни капли иронии или сарказма, скорее искреннее благоговение. — Древняя гора Буредда, сама по себе, уже много веков назад, ставшая и чудом света, и произведением искусства, и местом религиозного паломничества. Вершина ее возносится до звезд, а корни плавятся в горне мира. Доказано, что Буредда пронзает все четыре мира, воплощаясь в каждом во что-то иное, но не менее могучее. Десятки храмов, заброшенных и посещаемых, украшают склоны ее подножья.

Он кивнул сам себе, пребывая в распевчатой задумчивости:

— Известно мидзури, что у самой вершины, где нет ни дорог, ни построек, живет мудрец, чье рождение лицезрели Держатели, а смерть не увидит никто. Имя его известно в любом уголке Мидзури, и многие почитают его, наравне с именами героев и правителей. Его прозывают Мокено, но чаще паломники именуют его просто Мудрецом. Считается, что это величайший оракул, живущий ныне, а легенды и слухи о его силах лишь приумножают это суждение. Если бы ко мне пришел родич и просил совета в столь сложном вопросе, как твой, я бы без промедления отправил его к вершинам Буредды… Когда не знаешь, кому доверить тайну, отдай ее тому, кто стоит выше тайн.

Едва Куратор заговорил о родине, Киоши услышал уважение и светлую печаль. Наверное, то же самое подмечал в его словах сам Виктор, внимая вчерашнему рассказу…

— Наверняка, — уже не столь задумчиво продолжал Конта, — ты уже догадался, к чему я клоню?

Тоэх коротко кивнул. Конечно, он догадался.

— Я полагаю, что путешествие на Мидзури — единственный выход. Отправься к Буредде, и проси совета у Мокено. Исчезни с Земли. Есть немалый шанс, что никто не станет искать тебя в нашем мире… Нет, постой, я еще не закончил, — Виктор не просил, он приказывал, и Киоши смолчал. — Вероятно, Тоэх не менее славен оракулами и мудрецами, но возвращаться тебе опасно. Более, чем опасно. За твоим кланом следят, это наверняка. За семьей и друзьями — тоже. Следят за замком, границами префектуры, дорогами и лесными тропами. Вернуться сейчас на Тоэх, означает добровольно шагнуть в капкан. Однако я не стану давить… если ты действительно хочешь на родину, рассчитывая на сильных и надежных союзников, я помогу тебе и в этом…

Теперь Киоши и сам не решился возразить, задумчиво рассматривая паркет, покрытый Синими. Покачал головой, причем не без грусти. Клан никогда не станет его союзником, даже если в Империи назревает заговор. Самым логичным в его действиях было бы направиться прямиком ко двору Императора. Однако если Виктор прав, ему не дадут даже проникнуть в клановую префектуру, не говоря уже о столице.