В квартире витало странное настроение, – возбуждение, волнение, ожидание, недоумение и жгучий интерес. Пахло духами, пудрой, коньяком, цветами, расплавленным воском; ветер от шелковых и атласных юбок колебал пламя свечей. Гости перешептывались, присматривались друг к другу. Становилось душно. Дамы в париках начали обмахиваться веерами. Про именинника как-то все забыли, – слишком насыщенная обстановка поглощала все внимание присутствующих.

Среди приглашенных была Изабелла Юрьевна Буланина. Она надела длинное черное платье с блестящим верхом и разрезом на боку почти до талии, собираясь привлечь внимание мужчин. Музыканты заиграли дуэт Лизы и Полины.

«Уж вечер, облаков померкнули края…» – полилась мягкая, интимная мелодия. Девушки пели проникновенно и печально. Изабелла придирчиво рассматривала женщин, с целью убедиться, что среди них нет равных ей по красоте и вызывающему стилю одежды. Таких и не оказалось. Госпожа Буланина совсем было успокоилась и даже приготовилась слушать чудесное пение, как ее взгляд остановился на гостье, которую она раньше не заметила. Дама была одета в голубое шелковое платье с белыми кружевными оборками, на ее открытой груди и в прическе переливались бриллианты. И хотя Изабелла Юрьевна прекрасно понимала, что это все стекляшки и театральный реквизит, у нее перехватило дыхание. У дамы была высокая прическа, усыпанная пудрой с блестками, тонкие черты лица, большие темные глаза и мушка над верхней губой. Она сидела в кресле, приготовленном для Графини, и постепенно приковывала к себе взоры гостей. Вокруг красавицы струилось едва заметное, голубовато-жемчужное сияние, похожее на прозрачный, магический ореол. Даже старик Альшванг отвлекся от своей Лизы и уставился на даму в голубом. Если разобрать ее черты по отдельности, то в них не было ничего особенного. Исходящее от нее сияние объяснялось отсветами от голубого шелка, который так необычно выглядел при свечах. Но в целом ее образ, романтический и страстный, действовал магнетически. Взгляд дамы рассеянно блуждал по залу…

Едва закончился дуэт, все принялись аплодировать, и госпожа Буланина тоже. Она знала, как следует вести себя в приличном обществе. Когда же она обратила взор на кресло, дамы в нем уже не было. Она скользила между гостями, которые, как по команде, все оборачивались в ее сторону.

Музыканты заиграли мазурку, и кавалеры с дамами начали танцевать. Остальные гости мазурку танцевать не умели и потому бестолково топтались, мешая артистам. Что-то в лице мужчины, играющего на тромбоне, показалось Изабелле Юрьевне знакомым… Она подошла поближе. Неужели, это Егор Фаворин? Не может быть!

К Буланиной подошел Герман Борисович, в черном костюме и с белой гвоздикой в петлице. Он разыскивал даму в голубом.

– Изабелла, дорогая, вы не видели, куда она пошла?

– Кажется, к столу с закусками, – ответила блондинка, поймав на себе ревнивый взгляд Лизы. – А кто это, Герман Борисович?

– Моя ученица, – с гордостью ответил старик. – Вам она понравилась?

– Да нет, я спрашиваю о той женщине, которую вы ищете! Кто она?

– Я сам хочу узнать! Наверное, ее привел кто-то из музыкантов или актеров. Я тут половину гостей вижу в первый раз.

Альшванг отошел в сильном волнении. Что на него так подействовало? Изабелла Юрьевна вновь принялась разглядывать Фаворина. В старинном костюме он выглядел совершенно не так, как в обычной жизни. Он даже показался ей интересным!

Госпожа Буланина была в восторге от вечеринки. Вокруг столько мужчин! Она с наслаждением их рассматривала, представляя в разных пикантных ситуациях и преимущественно без одежды.

Увидев даму в голубом платье, старик Альшванг пришел в неописуемое возбуждение. Он суетился, метался между гостями, бегал из комнаты в комнату, но незнакомая красавица как в воду канула. Кто-то говорил, что видел, как она вышла подышать свежим воздухом; кто-то посылал Германа Борисовича на кухню, куда дама отправилась поправить наряд, но толком никто не заметил, куда она делась.

Лиза была страшно расстроена невниманием своего учителя. Она надеялась окончательно очаровать его на этом вечере, а он ускользал. Девушка знала, что ей предстоит еще участвовать в сцене признания Германа, но все равно много выпила. Алкоголь и запах духов кружил ей голову, тесный корсаж сильно сдавливал грудь. Лиза почувствовала дурноту. Страшное предчувствие легло на сердце черной тяжестью.

На празднике была еще одна женщина, неравнодушная к происходящему. Это была мать Лизы. По непредвиденному стечению обстоятельств ее звали Анна. Графиня Анна Федотовна по оперному либретто была бабушкой Лизы. Но на такое мелкое несовпадение Альшванг решил закрыть глаза. Мама, бабушка… какая разница? Все пойдет по заранее подготовленному сценарию. Это не его воля, в конце концов!

Мать Лизы внимательно следила за поведением дочери, и оно ей не нравилось. Зачем столько пить? Лучше бы старалась быть рядом с Германом Борисовичем. Вон, какой он бледный! В его возрасте такое напряжение сил противопоказано. Не ровен час…

– Лизонька! – прошептала она на ухо растерянной дочери. – Что ж это ты, забыла наш уговор? Смотри, он то с блондинкой кокетничает, то какую-то даму разыскивает! Куда ты смотришь? Пусти в ход все свое очарование!

– Боже мой, мама! Мне страшно!

– Чего тебе бояться? Он же старик совсем, на ладан дышит…

– Ты не понимаешь! Мне не от того страшно… Сама не знаю. Как будто могильным холодом повеяло…

– Ты бы пила поменьше! – возмутилась мамаша. – Да в образ-то не входи до такой степени! Это та Лиза в Зимней канавке утопилась, а не ты… Если с каждой героиней этак умирать, никакого здоровья не хватит! Ты у меня слишком впечатлительная девочка. Ну-ка, встряхнись, и не дури!

Мать с дочерью видели весь этот праздник несколько с иной стороны. Им казалось, что это их рук дело, что все эти актеры, актрисы и музыканты созваны сюда для того, чтобы помочь им осуществить их планы. Они думали, что старик Альшванг находится под их влиянием, и все развивается по их замыслам.

Изабелла Юрьевна решила не теряться и завладеть вниманием молодого «Германа». Конечно, Егор Фаворин тоже неплохой кавалер, но он играет и не может ни танцевать, ни разговаривать, ни ухаживать за ней. У нее еще будет время заняться Егором. А пока госпожа Буланина потребовала, чтобы «Герман» принес ей выпивку и салат. В то время, как она закусывала, «Герман» должен был развлекать ее умными разговорами. Вести светские беседы Изабелла Юрьевна не умела, но зато она была невероятно находчива.

– Объясните мне, в чем разница между повестью Пушкина и сюжетом оперы? – делая заинтересованный вид, спросила она у молодого артиста.

«Герман», который был уже изрядно под хмельком, принялся рассказывать.

– Видите ли… э-э… в опере Герман увлекает Лизу, соблазняет ее…

– Да-а? – строя ему глазки, удивлялась блондинка. – И что потом?

– Он пытается узнать у старухи тайну трех карт, чтобы выиграть. Сцена в спальне графини – одна из самых сильных в опере! Старуха пугается и умирает. А после похорон она является Герману во сне и называет ему три карты, с условием, что Герман женится на Лизе и составит ее счастье.

– Но этот негодяй обманул девушку! – догадывается Изабелла Юрьевна. – За что ему пришлось поплатиться!

– В общем, да… – смутился «Герман», как будто он нес ответственность за ту роль, которую играл. – Герман отталкивает Лизу и бежит в игорный дом. Она, в отчаянии, бросается в Зимнюю канавку и тонет. А старуха наказывает Германа: он проигрывает все, сходит с ума и стреляется.

– Так ему и надо!

– Наверное, замысел здесь таков, – мужчина наказан за предательство. Ведь он обманул не только Лизу, но и графиню, – сразу двух женщин. А они…такие злопамятные!

– Что вы говорите? – улыбнулась Изабелла Юрьевна, прижимаясь грудью к расшитому позументом мундиру «Германа». – Это неправда! Ведь он убил их обоих… Разве не так? Старуху он напугал до смерти, а бедную Лизу довел до самоубийства. Но отчего-то вы его жалеете! Ведь жалеете?