Еще один подозреваемый! – подумал Артем. – «Черный маг»! Такого в моей практике еще не было. Что за бред? Как я могу выслушивать подобное и принимать всерьез?

– Дина Лазаревна! – взмолился он. – Вы только никому не говорите ни о картах, ни о колдовстве! Над нами будут смеяться.

– Вы что, не верите мне?

– Я-то верю, но…

– Понятно! Зря я вам позвонила!

Артему пришлось уговаривать и успокаивать Динару. Он, как мог, убедил ее, что тщательно все проверит.

После разговора с ней сыщик уже спать не хотел. Как ни глупо выглядели предположения Динары, их нельзя сбрасывать со счетов. А вдруг, с Лизой действительно что-то случится? Но как можно предотвратить беду? Не ходить же за девушкой по пятам?! А может, лучше не выпускать из виду господина Вольфа?

Пономарев так и не пришел к выводу, который вполне бы его устроил.

– Я тебя уволю, дорогуша! – кричал главврач кардиологического отделения. От гнева он стал красный, как помидор, а его небритые щеки раздувались от возмущения. – Да еще такую славу о тебе пущу, что ты ни в одну клинику не устроишься! Пойдешь на привокзальный рынок торговать пирожками!

– Простите, Иван Анисимович! Я только на секундочку отлучилась… – оправдывалась молоденькая заплаканная сестричка, комкая в руках кусок марли, заменяющий ей носовой платок.

– Кто тебе разрешил отлучаться? Тебе что было сказано? Сидеть и ни на шаг не отходить от больного!

– Я только в туалет… – рыдала девушка, боясь поднять глаза на грозного Ивана Анисимовича.

– Почему дежурную сестру не позвала?

– Я ж на секундочку…

Главврач с ненавистью смотрел на ее испуганное, залитое слезами личико. Ему предстоял неприятный, тяжелый разговор с пожилой дамой, которая заплатила приличную сумму денег, чтобы за стариком был надлежащий уход. Вчера вечером Герман Борисович чувствовал себя вполне удовлетворительно, а утром…

– Убирайся с глаз моих! – гаркнул в сердцах главврач на растерянную медсестру, которая не преминула скрыться.

Сам же он отправился звонить Анне Григорьевне, дабы сообщить ей печальную весть.

– Господин Альшванг скончался, сегодня, в шесть часов утра, – официальным тоном сказал он пожилой даме, которая взяла трубку.

– Ка-а-ак? Вчера все было хорошо! Вы же говорили…

– Что я говорил? – вспылил Иван Анисимович. – Ну, что я говорил? Вашему родственнику восемьдесят! Вы понимаете, что это значит? Мой отец не дотянул до семидесяти…несмотря на все мои усилия!

– Но как же…

– Мы не боги, дорогая Анна Григорьевна, – устало объяснял врач. – Состояние Германа Борисовича было неплохое, но после всей этой суеты с нотариусом, стало ухудшаться. И ночью, во сне, он умер.

Старик Альшванг, действительно, держался молодцом до того момента, как все хлопоты с оформлением дарственной на Лизу были закончены. После того, как сей знаменательный факт свершился, Герман Борисович стал тихо угасать и ночью, как раз когда злополучная сестричка вышла в туалет, расстался со своим бренным телом.

– Что поделаешь, Лизонька? – расстроено говорила дочери Анна Григорьевна. – Старость берет свое… Теперь надо не плакать, а, засучив рукава, браться за дело. Все заботы по поводу похорон лягут на нас!

– Я же говорила, что все это не к добру, мама… – отрешенно глядя в окно отвечала Лиза. – Это только начало наших бед.

– Бог с тобой, Лиза! Герман Борисович был больным старым человеком, он умер естественной смертью. Не надо было устраивать такой шумный праздник: старик переволновался… вот организм и сдал. Нам с тобой не в чем себя винить!

Но Лиза стояла на своем: смерть Альшванга – предвестник чего-то страшного…

Как бы там ни было, а надо было организовывать похороны. Анна Григорьевна позвонила в районную администрацию, в театр, где до выхода на пенсию работал старик, и работа закипела. Соседи Германа Борисовича тоже не остались в стороне, – Берта Михайловна, роскошная блондинка Изабелла, Динара, Фаворин и супруги Авдеевы, – все приняли посильное участие в печальной процедуре.

Гроб с телом Альшванга выставили для прощания в театральном фойе. Было много проникновенных речей, венков и живых цветов. Само собой получилось так, что роль ближайших родственников исполняли Анна Григорьевна с Лизой. Лиза была бледна, растеряна и подавлена. Полученная в дар квартира наводила на нее ужас.

– Я не смогу здесь жить! – шептала она матери. – Я боюсь…

– Посмотри, Лизонька, какая красота! – уговаривала ее Анна Григорьевна. – Целых четыре комнаты! А потолки какие высокие! Мебель старинная, чудесная библиотека, ковры, столовое серебро… Добрый был человек Герман Борисович, царствие ему небесное!

Произнося эти слова, она крестилась и заставляла то же самое делать Лизу.

Поминки устроили в кафе неподалеку от театрального дома, столы ломились от угощения и выпивки. Герман Борисович оказался предусмотрительным человеком и оставил на похороны значительную сумму денег. Учитывая возраст, он приготовился к неизбежному, – в бюро из красного дерева лежали все документы, письмо с распоряжениями по поводу похорон и деньги.

На поминках об Альшванге говорили много: восхищались разносторонними талантами покойного, его отзывчивостью, добротой и умению «выводить в свет» молодых, подающих надежды артистов. Егор Фаворин произнес целую речь, во время которой несколько раз доставал из кармана платок и вытирал слезы. Берта Михайловна тоже всплакнула. Уход Альшванга напоминал ей о ее возрасте, о том, что большая часть жизни прошла, что молодость и надежды на счастье потеряны для нее безвозвратно…

Изабелла Юрьевна плакала оттого, что ей было жаль старика. Она, по сути, была доброй женщиной. Но никакое горе не мешало ей наблюдать за Фавориным. Воспоминания о том, как потрясающе он выглядел в старинной одежде и парике, как великолепно держался, как хорошо играл на тромбоне, приводили ее в восторг.

– Как он хорош! – думала она с присущим ей простодушным восхищением. – Настоящий Моцарт!

Динара с Анной Григорьевной несколько раз обменивались взглядами, как заговорщики. Лиза выглядела ужасно: синяки под глазами, дрожащие губы и выражение лихорадочного беспокойства на лице.

– Что вы можете сказать обо всем этом? – спросила Анна Григорьевна, подсев к Динаре. – Видите, как она встревожена? Она приводит меня в отчаяние своим страхом!

– Может быть, это пройдет? – предположила Динара. – Многие боятся покойников.

– Нет, она пришла в такое состояние гораздо раньше, еще на дне рождения. Я же вам рассказывала!

– Да, я помню…

– Надо что-то делать! Я приведу ее к вам… Пусть карты рассеют ее страх перед будущим. Вам она поверит.

– Вы думаете?

Дина Лазаревна отчего-то чувствовала себя неуютно. Ей совсем не по душе пришлось предложение Анны Григорьевны прийти вместе с дочерью. Гадалка ощущала себя словно в сжимающемся со всех сторон круге. Жизнь преподносила ей сюрприз за сюрпризом, она превращалась в кошмарный сон наяву. Слова Вольфа исполнялись так быстро, что она уже была близка к панике.

– Мне надо позвонить, – сказала она, чтобы отделаться от Анны Григорьевны, которая возлагала на нее столько надежд. – Извините…

Выйдя в вестибюль кафе, Динара попросила разрешения воспользоваться телефоном. Предлог должен выглядеть правдоподобно. Если честно, то ей в самом деле захотелось позвонить Артему, сообщить ему о последних событиях.

– Я слушаю, – сдержанно ответил сыщик. – А, это вы, Дина Лазаревна! Я вам звонил несколько раз…

– Меня не было дома, – объяснила она. – Умер Альшванг! Помните об угрозах Вольфа?

– Помилуйте, старику было восемьдесят…

– Ну и что? – горячо возразила Динара. – Он еще был крепкий и не собирался умирать! Вольф говорил, что в доме пахнет смертью…

– По-моему, вы преувеличиваете, – мягко возразил Артем. – Я проверил то, о чем вы просили. У Альшванга действительно не было родственников, так что по поводу дарственной на квартиру все чисто.