— Вот так кунштюк! — припомнил я давнее изречение Фонтона.

— Еще какой! — подтвердил Фонтон. — Я тебе больше скажу. Получил я сведения, что Андрей Гай побывал в Тегеране вместе с одним англичанином, когда убивали нашего посла Грибоедова! И в Лондон он ездил в 36-м. Зачем? Какие инструкции он получил на туманных берегах Темзы? Много, очень много вопросов к этому господину!

— Зачем же его отправили в Черкесию? — изумился я. — Он же меня теперь выдаст!

— Очередная недоработка! Нет у нас единой системы в разведке. Каждый тянет в свою сторону. Но я уже уведомил Тифлис, чтобы с Гаем вели себя осторожнее. Не доверяли безоговорочно его донесениям. Перепроверяли их. И делали соответствующие выводы.

Я задумался.

Если Фонтон прав, то мое возможное возвращение в Черкесию становится еще более опасным. Хорошо, что я решил закруглить эту историю. А что я буду делать, коли начальство решит по-другому? Сразу вспомнилось безразличное и сытое лицо чиновника из Военного министерства и его недовольство моей самодеятельностью. Торнау мне рассказывал, что его миссии в горах каждый раз были делом сугубо добровольным. Но то барон и натуральный мажор, хотя отличный мужик. Он ребенком сидел на коленях у всех важных генералов, кто на Кавказе командовал. А я? Кто будет считаться с желаниями такой мелкой сошки, как Коста Оливийский? Разменная монета, хоть и пару раз допущенная к телу Государя.

И еще. Снова я получил щелчок по носу. Возомнил о себе невесть что. Не разглядел, прошляпил, проворонил… Ведь были странности в речах Гая, были! А я поверил! Наверное, от одиночества. От неимения рядом человека, с которым можно просто выпить водки под черный хлебушек и поделиться наболевшим. Своими постоянными страхами. Вечным холодом, что окружает любого агента на секретном задании!

И еще! Снова урок мне преподал Фонтон. Мне еще учиться и учиться нелегкому делу шпионства.

— О чем задумался, поручик? — прервал мои размышления Фонтон.

— Как о чем⁈ О том, как будем выкрадывать матерого врага нашей России. Сефер-бея, мать его, анапского!

[1] Белая княгиня. Видимо, мама девочки была из захваченных невольниц.

[2] Мы не нашли данные о доходности Крымской дилижансной компании, хотя известно, что ее капитализация стремительно росла. Акция (1000 ₽) «Общества первоначального заведения дилижансов», организовавшего ежедневное сообщение между Москвой и Петербургом, в 1830-х приносила доход в 300 рублей ассигнациями. 30% прибыли на вложенные деньги — неплохая маржа! Проезд между двумя столицами стоил недешево. 50–70 рублей в зависимости от места. В Крыму пошли другим путем. Работали от оборота. И отправляли дилижансы в Москву и обратно! Общество процветало.

[3] Сложная игра слов, которую Коста не понял. Граф А. Ф. Орлов, генерал от кавалерии, как и де Витт, и вечный спутник Николая, с 1844 г. возглавлял III отделение. Но всеми делами занимался Л. В. Дубельт.

[4] Довольно условное деление. В Турции границы пашалыков постоянно менялись. Адрианополь долгое время был столицей Румелии.

Вася. Аул Дзжи. Через неделю после байрама.

Хан очнулась поздней ночью. Тело сводило непонятная истома. Она прислушалась.

Лежащие рядом люди давно посапывали и похрапывали. По случаю праздника даже уединение женской половины было нарушено. Двоюродных братьев укладывали там спать из-за наплыва гостей в кунацкой. Много кузенов из нижних аулов добрались до дома богатого тамады в расчете на хорошее отношение или протекцию в банду Донекея. И с горечью узнали, что былой славе клана пришел конец. Что, впрочем, не помешало всем хорошо повеселиться. Этой ночью хватало ночных перешептываний и девичьих взвизгов. Все, как обычно: рукам многое позволено, но за девичью честь ответишь кровью. Или — если сладилось — женитьбой.

Рабынь, которых готовили к продаже, никто не трогал. Харам! Конечно, среди молодежи попадались сорвиголовы. Тупые малолетки! Закатывали глаза в восхищении. Хвалились украденными у черноморцев коровами. Абрек, да и только! Хорошо, коли курицу стащил у соседки. Не даром нынче поют в народе: «дети, не играйте с шашкой, не обнажайте свои полоски из стали, не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей»! Ничем хорошим для мальчиков из аулов эта война не закончится! Хан своим женским чутьем хорошо понимала, что беда пришла на землю Черкесии. Эти тонкостанные мальчики скоро уйдут в землю, так и не увидев, как у их любимых девочек начинают расти груди, стоит им избавиться от девичьего кафтана — корсета с деревянными вставками.

Хан тихонько захихикала. Эти молодые глупцы думают, что кожаный корсет может снять лишь муж, разрезав в брачную ночь туго стянутую тесьму. Ага, ага! Будут вам девушки ходить и вонять, не в силах помыться! Мужчины — такие болваны!

Для Хан почти все юноши-горцы не интересны. Гибкие, как тростинка. На девушек похожи. То ли дело урус! Мощный, как кузнец Исмал-ок, родитель кинжалов, которые носят все, кто живет вдоль реки Вулан. А как он поет! «За тебя калым отдам, душу шайтану продам!» Так перевёл его последнюю песню татарин.

Хан крепко зажмурилась и представила себе картину. Урус выходит на поляну и ломает шашки об колено, которые ему протягивают все жители аула. Не потому, что проиграли в битве. Нет. Вокруг не горят дома и не плачут насилуемые женщины. Просто все поняли, что нет лучше богатыря, чем Вася! И он сказал: хватит воевать!

Кто придумал называть всех русских рабов Иван и Ивась? Как может ее герой откликаться на такое скотское имя?

«За тебя калым отдам….». Сон ее сразил внезапно, как подкравшийся из кустов абрек.

… После байрама жизнь Васи заметно переменилась. Его стали отпускать днем из кунацкой. Ходи, куда хочешь, по аулу. По мысли горцев, пока не спадет половодье, русский пленник не сбежит. И зачем? Его считали дезертиром, которому нет дороги обратно к русским. Ногайцу в иллюзии свободы было отказано. Кто знает, что на уме у хитрого татарина? Коль ума «хватило» по снегу бегать, то и вздувшиеся реки ему не станут помехой.

Милов считал, что это чушь, но мысли свои держал при себе. Что мешает использовать увесистый пень, чтобы сплавиться по горной речке? Знать бы — куда? Черкесам не объяснишь, что для Васи неизвестно где живущие русские представляли не меньшую угрозу, чем горцы. Как им объяснить, кто он и откуда? Сколько до них бежать? Какой прием его ждет у солдат или казаков? Раз тут идет война, значит, все русские — обязательно военные. Следовательно, жди, как минимум, допросов. А ну как в Сибирь отправят?

— Абдулка! — как-то раз он попробовал узнать у татарина общую стратегическую обстановку. — Про Сибирь слышал? Гонят туда народ?

Ногаец стал нести какой-то бред. Мол, Сибири мы не боимся. Леса много, генералов мало. Пойди пойми, что это значит? В Сибирь Вася точно не хотел.

Нет, дорога Васе лежала не вниз к мифическим русским, а вверх. Туда, где встретил зубра и еще выше. Вдруг там, как в фантастических романах, прячется портал в XXI век? Ведь как-то же попал Милов в это время и в это место? Почему бы и не быть дороге обратно?

Спрашивать о нужной точке в горах у Хази было бессмысленно. Уж больно подозрителен был Васин хозяин. Один раз пришёл в сарайку и переворошил тряпье, служившее пленникам постелью. Чего искал? Запаса провизии для побега? Откуда ей взяться у несчастных рабов? И так держат впроголодь. Хорошо, хоть Хан немного подкармливает.

Их отношения развивались стремительно. Каждый день они уединялись на скамейке за домом старейшины. Первое время отвлекали мальчишки. Ползали поблизости в кустах, то и дело мешая голубкам дурацкими вскриками или замечаниями. Хан злилась. Ругалась на них. Гнала прочь.

Через три дня своего добилась. Мальчишки исчезли. Им надоело присматривать за Васей. В ауле хватало более интересных дел. Вот тут Вася и дал волю рукам.

Хан не возражала. Дрожала в его объятьях, как тростиночка. Позволяла все. Лишь корсет запрещала трогать. «Это для мужа», — повторяла она, отводя жадные пальцы Васи, стремившиеся добраться до нежных девичьих грудок.