Однако через несколько минут, когда Мередит открыла дверь квартиры и взглянула на свое отражение в зеркале фойе, ей стало не до улыбок. Она замерла как вкопанная, расширив от ужаса глаза, и невольно расхохоталась. С одного бока волосы стояли дыбом, с другого же выглядели так, словно укладывались электрическим миксером. Жакет-болеро, так изящно сидевший на ней в начале вечера, наполовину свисал с плеча, а аскотский галстук был безнадежно помят.
— Очень мило, — саркастически сообщила она своему отражению и закрыла за собой дверь.
— Мне в самом деле пора домой, — вздохнул Паркер, потирая ноющую челюсть, — уже одиннадцать часов.
— Твой дом наверняка осадили репортеры, — твердо объявила Лайза — Вполне можешь переночевать у меня.
— А Мередит? — вспомнил Паркер, когда Лайза вернулась из кухни и протянула ему очередную чашку чая.
Лайза ощутила странную колющую боль в сердце при мысли о том, что он по-прежнему мечтает о женщине, которая его не любит. И, более того, для него, вероятно, она последняя женщина на Земле, удостоенная его внимания.
— Паркер, — мягко предупредила она, — там все кончено.
Он поднял голову, оглядел Лайзу в неярком свете лампы, только сейчас поняв, что она имеет в виду его будущее с Мередит.
— Знаю, — мрачно кивнул он.
— Но это еще не конец света, — продолжала Лайза, усаживаясь рядом, и Паркер в который раз заметил, как огонь играет рубиновыми отблесками в ее волосах. — Ваши отношения с Мередит были очень удобными для вас обоих, но знаешь, что происходит с такими браками через несколько лет?
— Нет, а что, по-твоему?
— Превращаются в тоску смертную. Паркер молча допил чай и, поставив кружку, принялся осматриваться, поскольку неизвестно почему опасался взглянуть на Лайзу Обстановка комнаты сочетала в себе элементы эклектического модерна и очаровательного традиционного стиля с совершенно неожиданными для характера Лайзы предметами искусства, расставленными там и сям. Комната была похожа на хозяйку — такая же дерзкая, ослепительная, переменчивая. Ацтекская маска стояла на вызывающе современной зеркальной подставке рядом с креслом, обитым светло-персиковой кожей, а рядом располагался горшок с плющом. Зеркало над камином явно относи лось к концу двадцатого века, а на каминной доске были расставлены английские статуэтки из фарфора «челси»6.
Паркер, не находя себе места, одолеваемый вопросами, непрерывно терзавшими мозг, подошел к камину и стал рассматривать статуэтки.
— Прекрасная работа, — искренне похвалил он. — Восемнадцатый век, не так ли?
— Да, — тихо ответила Лайза.
Паркер возвратился, встал перед ней, старательно Отводя глаза от груди, видневшейся в треугольном вырезе платья сливового цвета, и наконец задал вопрос, мучивший его больше всего:
— Что заставило тебя наброситься на Фаррела, Лайза?
Лайза вздрогнула и резко вскочила.
— Не знаю, — солгала она, потому что его близость и долгожданное присутствие здесь вызывали дрожь в голосе.
— Ты меня не выносишь, однако ринулась на защиту словно ангел мщения, — настаивал Паркер. — Почему?
Лайза, кусая губы, мысленно спорила с собой. Что лучше — отделаться шуткой или рискнуть всем и признаться, прежде чем какая-нибудь соперница снова завладеет им? Паркер сбит с толку и требует объяснений, но Лайза инстинктивно понимала, что он никак не ожидает признания в любви.
— А почему ты считаешь, что я тебя не выношу?
— Да ты смеешься, — язвительно бросил он. — Сама ведь никогда не упускала случая высказать свое мнение обо мне и моей профессии.
— Ax, ты об этом! — махнула она рукой. — Я… я просто привыкла поддразнивать тебя.
Она отвела взгляд от этих пронизывающих голубых глаз и направилась в кухню, расстроенная тем, что Паркер взял поднос и последовал за ней.
— Почему? — не отступал он.
— Почему я дразнила тебя?
— Нет, но ты можешь начать с этого. Лайза пожала плечами, делая вид, что поглощена уборкой, но на самом деле мысли лихорадочной вереницей кружились в голове. Паркер — банкир, он привык докапываться до сути вещей, а ее объяснения его не убедили. Либо придется врать дальше, что, конечно, не сработает, либо она может поставить все на карту и сказать правду. Лайза решила сыграть ва-банк. Она отдала ему сердце много лет назад, и теперь ей нечего терять, кроме разве гордости.
— Помнишь то время, когда тебе было лет девять-десять? — нерешительно спросила она, смахивая несуществующие крошки со стола.
— Да, я вполне на это способен, — сухо заверил он.
— Тебе тогда нравилась какая-нибудь девчонка и ты хотел, чтобы она обратила на тебя внимание?
— Предположим.
Громко сглотнув слюну, Лайза ринулась вперед, потому что отступать было некуда:
— Не знаю, как поступали мальчики из закрытых школ, но соседские парнишки обычно бросались палками. Или дергали за косички. Они делали так, потому что не знали другого способа заставить заметить их.
Вцепившись обеими руками в край стола, Лайза ждала ответа, но Паркер, стоя за ее спиной, продолжал молчать, и внутри у нее все сжалось. Она глубоко, прерывисто вздохнула и, глядя в одну точку, добавила:
— Ты знаешь, как я отношусь к Мередит? Если бы не она, я никогда не добилась бы ничего в жизни.
Лишь благодаря ей я получила образование, профессию и хорошую работу. Она самый лучший, самый добрый человек, которого я только знаю. Я люблю ее гораздо больше собственных сестер. Паркер, — безнадежно договорила она, — можешь ты только представить, как… как это ужасно… любить мужчину, который сделал предложение твоей лучшей подруге? Наконец Паркер заговорил.
— Я, очевидно, слишком много выпил, отключился или в бреду, — провозгласил он ошеломленно. — Утром, когда меня приведут в чувство, необходимо рассказать какому-нибудь психоаналитику мой сон. Но а всякий случай, чтобы я точно мог изложить все детали, повтори, пожалуйста: ты действительно сказала, что влюблена в меня?
Плечи Лайзы тряслись от смеха, хотя из глаз почему-то хлынули слезы.
— С твоей стороны было ужасно глупо ничего не заметить.
Его руки опустились на ее плечи.
— Лайза, ради Бога… я не знаю, что сказать. Мне очень жа…
— Не смей ничего говорить! — вскрикнула она. — И особенно, что сожалеешь!
— Но что же мне в таком случае делать?! Лайза откинула голову, не вытирая бегущие по щекам ручьи, и обратилась к потолку раздраженно-страдальческим тоном:
— Боже, как можно было влюбиться в такого совершенно лишенного воображения кретина?
Пальцы сжали ее плечи чуть сильнее, и Лайза нехотя позволила Паркеру повернуть ее к лицом к нему.
— Паркер, — вздохнула она, — в такую ночь, когда два человека так отчаянно нуждаются в утешении и к тому же обнаружили, что они мужчина и женщина, неужели тебе не ясен ответ?
Паркер не шевельнулся, и сердце Лайзы на миг, казалось, перестало биться, но тут же бешено заколотилось, когда его пальцы коснулись ее подбородка и чуть приподняли.
— Вероятнее всего, это крайне ошибочная идея, — покачал он головой, глядя на ее мокрые ресницы, удивленный и тронутый ее словами и тем, что она так безоглядно предлагает.
— Жизнь — это всего-навсего одна большая игра, — сказала она ему, и Паркер запоздало сообразил, что Лайза смеется и плачет одновременно. Но тут он вообще забыл обо всем, потому что руки Лайзы обвили его шею и жаркие сладостные губы прижались к его губам, а его руки по собственной воле обняли Лайзу, притягивая ее все ближе и сжимая все сильнее. Лайза встретила его на полпути, словно бросая вызов, побуждая сделать еще один шаг… и вскоре он окончательно потерял рассудок, увлекая ее за собой в бездну безрассудной страсти….
Глава 48
Мередит, закутанная в купальный халат, сидела в гостиной, держа в руке пульт дистанционного управления телевизором. Большинство станций передавали мультики, и она переключалась с одного канала на другой, пытаясь разыскать такой, где идут ночные новости, словно желая лишний раз помучить себя очередным показом вчерашнего скандала. Рядом на диване лежала воскресная газета с сенсационной историей на первой странице и снимками вчерашних участников драки. «Трибюн» решила принять насмешливый тон, поместив слова Паркера, произнесенные на пресс-конференции, над снимка ми дерущихся: «Мэтт Фаррел и я — цивилизованные люди и пытаемся уладить все как можно дружелюбнее. Вся эта проблема почти не отличается от делового контракта, еще не выполненного как полагается, и теперь остается лишь поставить точки над» i «.
6
Фарфор типа мейсснского, производился в середине XVIII века